Похититель душ - Бенсон Энн (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Мне казалось, что я чувствую, как от нее исходят волны зла. Внутри лежали признания Анри и Пуату. Благословение Богу, их не стали читать вслух.
Мы ненадолго разошлись, чтобы немного отдохнуть и поесть. Когда мы вернемся в часовню, Жан де Тушеронд сделает несколько простых заявлений, и суд из религиозного превратится в светский. Жиль де Ре должен будет отвечать перед герцогом Иоанном V так же, как перед Богом в лице Жана де Малеструа и брата Блуина.
Но до этого еще было время, и мы с братом Демьеном могли позволить себе проскользнуть на кухню, где надеялись получить по тарелке супа и куску хлеба, а если повариха окажется в хорошем настроении, еще и что-нибудь сладкое. По дороге нам пришлось пройти сквозь толпу, собравшуюся перед дворцом в надежде узнать, как проходит процесс. Я остановилась и несколько мгновений просто стояла среди волнующихся людей. Брат Демьен прошел несколько шагов, прежде чем заметил, что я не иду за ним.
– Матушка? – позвал он меня. – Будет лучше, если вы не станете задерживаться.
Он взял меня за руку и потянул за собой.
– Идите, я вас догоню, – сказала я ему.
Он вздохнул, покачал головой, но не стал возражать.
Толпа сильно разрослась с тех пор, как утром мы вошли во дворец. Площадь перед ним была местом, где люди собирались по самым разным поводам: как правило, чтобы посмотреть на представление жонглеров или послушать менестрелей, иногда чтобы узнать какие-то важные новости. Подробности утренних свидетельств быстро распространились в городе, и сюда пришло невероятное количество народа. Разумеется, я не могла не обратить внимания на такое скопление и на гомон сердитых и взволнованных голосов.
Оказалось, что не я одна наблюдаю за происходящим; множество глаз было обращено на меня, и я чувствовала взоры, словно могла потрогать их руками. Я вышла из большой часовни, а следовательно, знала, что происходит внутри. Однако мои развевающиеся черные одежды меня защищали. Люди, глазевшие на меня, отворачивались, если я смотрела на них, лишь кто-то упорно не сводил с меня взгляда: я чувствовала это даже спиной. Обернувшись, я испытала неожиданную радость, узнав мадам ле Барбье.
Она почтительно мне кивнула, я кивнула в ответ и едва заметно улыбнулась. Мне очень хотелось подойти к ней и обменяться сочувственными словами, но мы обе не сдвинулись с места; нам было нечего сказать друг другу в данных обстоятельствах. Потом мы отвели глаза, и я зашагала на кухню, где кухарка налила мне тарелку супа, поскольку на большее у меня уже не осталось времени. Впрочем, меня это нисколько не огорчило – встреча с мадам ле Барбье придала мне новые силы.
На фоне Жана де Малеструа, сидевшего за судейским столом, де Тушеронд, который стоял перед ним, казался крошечным. Впрочем, он отличался хрупким телосложением, а его голос, походивший на женский, звучал очень тихо – что было только на руку прокурору, потому что нам приходилось прислушиваться к тому, что он говорил, и в часовне воцарилась гробовая тишина. Он сумел убедить взволнованных и сильно расстроенных свидетелей четко рассказать о невероятных вещах, случившихся с ними и их детьми, в присутствии такого большого количества могущественных людей.
– Будьте любезны, мадам, расскажите, пожалуйста, что произошло, когда вы передали сына Пуату…
Или:
– Месье, я понимаю, вам очень тяжело, но постарайтесь как можно подробнее сообщить суду, что, по вашему мнению, случилось с Бернаром…
Они ему все рассказывали, без колебаний признавались, словно он святой, хотя они и не были грешниками, а как раз наоборот, людьми, ставшими жертвами страшных преступлений. Они сообщали, когда впервые заметили пропажу детей, где они исчезли, кто первым известил о случившемся, почему подозревали милорда де Ре; более суровый дознаватель мог бы и не получить таких подробных показаний от робких свидетелей.
Мужчина по имени Андре Барбе рассказал об исчезновении сына мадам ле Барбье.
– Я заметил, как он рвал яблоки за домом Рондо, а с тех пор больше не видел… Он пропал, как и многие другие: сыновья Гийома Жёдона, Александра Шастелье и Гийома Гилерэ… Мы бы раньше рассказали о том, что случилось, но боялись мерзавцев, служивших милорду де Ре, потому что они угрожали нам тюрьмой, побоями и прочими бедами, если мы обратимся в магистрат, а когда один из нас все-таки нашел в себе смелость и сообщил о пропаже детей, его не стали там слушать.
Затем, к моему огромному удивлению, поднялась сама мадам ле Барбье.
– Позвольте мне, ваша честь, – сказала она. – Я хотела бы добавить еще кое-что к словам моего соседа.
На лице Тушеронда появилось неудовольствие.
– Хорошо, но только покороче, – в конце концов согласился он.
Она удивила нас тем, что прошла мимо помоста для свидетелей и направилась прямо к судейскому столу. Стражники сразу же напряглись, когда она выставила перед собой сжатый кулак и начала медленно потрясать им. Мне показалось, что таким способом она вбирает в себя мужество и решимость прямо из воздуха.
– Я проклинаю лорда Жиля де Ре навечно, – сказала она. – Пусть его душа отправится в темные глубины преисподней за то, что он сделал со мной и другими людьми. Пусть дьявол заберет его к себе и поджаривает на адском огне.
Тут же со всех сторон раздались крики одобрения. Жан де Малеструа приподнялся со своего места и громко призвал собравшихся к порядку, но безрезультатно: вдохновленная проклятием толпа не желала успокаиваться. Возбужденные вопли ликования смешивались со стонами боли несчастных родителей и с новыми угрозами. Так поносить своего суверена в присутствии епископа было немыслимо и граничило с ересью. И хотя я считала, что те, кому милорд причинил зло, имеют полное право высказать свои чувства, их крики были всего лишь выражением эмоций: последнее слово останется за Господом, и произнесет это слово Его слуга Жан де Малеструа.
Окруженная стражниками, мадам ле Барбье упрямо стояла перед столом и обвиняюще смотрела на Жана де Малеструа, человека, отмахнувшегося от ее жалобы, когда она к нему пришла в первый раз; казалось, весь ее вид говорил: «Я проклинаю и вас тоже за то, что вы не обратили внимания на мое заявление, и все святые знают, что вы это заслужили».
Епископ окаменел, его лицо лишилось всяческого выражения, словно все мысли разом его покинули. Когда стражники попытались сомкнуть круг, он знаком показал, чтобы они отошли. Затем он откашлялся и сурово произнес:
– Если вы сказали все, что хотели, мадам, можете занять свое место.
Не сводя с него глаз, мадам ле Барбье подобрала юбки и смешалась с толпой остальных свидетелей. В этот момент мне вдруг показалось, что в зале стало невыносимо жарко, словно весь воздух высосало какое-то гигантское существо, неожиданно всплывшее из глубин озера. Мужчины начали расстегивать воротники; женщины обмахивались платками. Жан де Малеструа приподнялся на своем месте и приказал открыть окно. Железные петли протестующе заскрипели, когда судебный пристав распахнул не привыкшие к таким вольностям рамы.
Внутрь ворвался холодный ветер, такой же неприятный, как и удушливая жара. Прежде чем мадам успела сесть на свое место, в окно влетел большой черный ворон и принялся кружить над собравшимися. Он злобно смотрел на нас своими крошечными желтыми глазками и громко хлопал крыльями. В комнате раздались испуганные крики, одна женщина в страхе вскочила со скамьи, но уже в следующее мгновение потеряла сознание и упала бы, если бы ее не подхватил спутник. Встревоженная птица попыталась отыскать место, где бы ей сесть, и, не найдя ничего лучше головы мадам ле Барбье, вцепилась острыми когтями ей в волосы.
Мадам ле Барбье закричала и, развернувшись и дико размахивая руками, попыталась согнать птицу. Люди в ужасе отшатнулись от нее, один мужчина встал и, наставив палец на ворона, завопил:
– Это сам дьявол!
И тут в часовне поднялся истошный крик. Люди вскакивали со своих мест, собираясь выскочить наружу, но только мешали друг другу. Его преосвященство выпрямился в полный рост и начал изо всех сил колотить по столу молотком, пытаясь восстановить порядок.
