Царица Проклятых - Райс Энн (версия книг txt) 📗
– Отпусти их, Акаша, пожалуйста! – просил я. Наверное, я за всю жизнь никого ни о чем так не умолял. – Какое отношение к нам имеют эти бедняги?
Она приблизилась. Теперь я видел только ее черные глаза.
– Любимый, это божественная война. Не омерзительное уничтожение человеческих жизней, которое ты устраивал каждую ночь без всякого плана, без причины, просто ради выживания. Ты будешь убивать во имя меня и ради того, что начато мною, и я дарую тебе величайшую свободу: я скажу, что убить твоего смертного брата – правое дело. Теперь же воспользуйся силой, которую я передала тебе. Выбирай жертв поочередно и действуй либо с помощью невидимой силы, либо собственными руками.
У меня кружилась голова. Неужели в моей власти остановить людей на бегу? Я оглядел дымный зал, где в курильницах все еще тлел ладан, люди падали друг на друга, мужчины и женщины в ужасе обнимались, а кто-то пытался спрятаться в укромных уголках, надеясь там обрести безопасность.
– Единственное предназначение их – послужить тебе уроком, – сказала она. – Исполни мой приказ.
Кажется, передо мной появилось видение; ибо его, безусловно, породило не мое сердце или разум. Я увидел перед собой тощую, изнуренную фигуру и, сверкнув глазами и заскрежетав зубами, направил на него луч моей злобы; жертва приподнялась в воздух и отлетела назад; изо рта полилась кровь. Безжизненный, ослабевший мужчина рухнул на пол. Похоже на спазм, а после – не требующий усилий крик; словно невидимый, но мощный голос преодолевает большое расстояние.
«Да, убей их. Целься в наиболее уязвимые места, рви их – пусть прольется кровь. Ты же знаешь, что тебе всегда этого хотелось. Просто убивать, уничтожать без сожаления, без угрызений совести!»
Это правда, истинная правда; но это запрещено, запрещено строже, чем что-либо другое на этой земле…
«Любовь моя, это так же заурядно, как голод, так же заурядно, как время. А ты получил мою силу и мой приказ. То, что мы сейчас сделаем, положит этому конец».
На меня, обезумев, бросился молодой мужчина, протягивая руки к моему горлу.
«Убей его!»
Он выкрикивал проклятия в мой адрес, но я отбросил его назад при помощи невидимой силы; спазм сдавил мне горло и живот; виски напряглись; я почувствовал, как нечто извергается из меня, как оно дотронулось до него, почувствовал так, словно расколол руками его череп и сжал мозг. Смотреть на это не нужно. Достаточно того, что я заметил, как изо рта и ушей по голой груди полилась кровь.
О, как же она была права – мне так этого хотелось! Как я мечтал об этом в ранней смертной юности! Блаженство в убийстве, в убийстве тех, кто носит разные имена и в то же время единственное имя – враг, тех, кто заслужил смерть, тех, кто был рожден убивать, – в убийстве в полную силу. Мое тело превратилось в единый цельный мускул, зубы сжались, ненависть слилась с невидимой силой.
Они кинулись врассыпную, но это меня только подхлестнуло. Я вернул их назад и вдавил в стену. Невидимым лучом я целился в сердце и слышал, как рвутся сердца. Я вертелся из стороны в сторону, уверенно направляя мгновенный удар то на одного, то на другого, то на третьего – он помчался в коридор, то на четвертого, который сорвал с цепей лампу и безрассудно швырнул в меня.
Я загнал их в дальние помещения храма, с радостной легкостью заставляя бежать по кипам золота и серебра, длинными невидимыми пальцами переворачивая их на спину и сжимая этими пальцами их артерии, пока плоть не лопалась под напором крови.
Одни женщины сгрудились вместе и всхлипывали; другие спасались бегством. Шагая по телам, я слышал хруст костей. И тогда я осознал, что она тоже убивает, что мы убиваем вместе и храм заполняется калеками и мертвецами. Все пропиталось удушливым, противным запахом крови; его не мог развеять даже свежий холодный ветер; в воздухе носились тихие, отчаянные вскрики.
Ко мне мчался настоящий гигант – глаза навыкате, в руке огромный кривой меч. Я в ярости выхватил у него меч и рубанул его по шее. Клинок прошел через кость, сломался и одновременно с головой упал к моим ногам.
Я оттолкнул тело ногой. Я вышел во двор и посмотрел на тех, кто в ужасе кинулся прочь. У меня не осталось ни рассудка, ни совести. Бездумная охота – гнать их, загонять в угол, отбрасывать в сторону женщин, которые их прикрывали или же старались их спрятать, и целиться в самое уязвимое место, наносить удары, пока они не прекращали двигаться.
Передние ворота! Она зовет меня. Мужчины во дворе мертвы; женщины рвут на себе волосы и всхлипывают. Я прошел через разрушенный храм, мимо плакальщиц и мертвецов. Толпа, собравшаяся у ворот, стояла на коленях в снегу, не подозревая о том, что произошло внутри, взывая в отчаянной мольбе:
– Допусти меня в храм; допусти меня к лику и к жажде Господней.
При виде Акаши их крики стали еще громче. Они тянули руки к ее одежде; замки не выдержали, ворота распахнулись настежь. Над горной тропой взвыл ветер; колокол на башне издал тихий глухой звук.
Я снова набросился на них, разрывая головы, сердца, артерии. Я видел, как они падают в снег, раскинув тонкие руки. Ветер пропах кровью. В жуткие вопли ворвался голос Акаши – она приказывала женщинам отойти подальше и только в этом случае обещала им безопасность.
Как ангел с незримым мечом двинулся я на извилистую тропу. И наконец все они пали на колени в ожидании смерти. Они принимали ее с отвратительной пассивностью!
Внезапно я почувствовал, что она обнимает меня, хотя ее нигде поблизости не было. В голове раздался ее голос:
«Прекрасная работа, мой принц».
Я не мог остановиться. Невидимая сила стала частью моего тела, я не мог удерживать ее, как если бы я открыл рот, чтобы вдохнуть воздух, и если не вдохну, то умру. Но она заставила меня сдержаться. По телу распространилось спокойствие, как будто мне в вены вкололи наркотик. Наконец я остановился, сила ушла внутрь, где и осталась.
Я медленно обернулся. Я бросил взгляд на чистые снежные вершины, на идеально черное небо, на длинную цепочку темных тел, усеивавших всю дорогу, начиная от ворот храма. Женщины жались друг к другу, всхлипывали, не веря своим глазам, или же издавали тихие стоны ужаса. Такого запаха смерти я никогда еще не ощущал. Я посмотрел на частицы плоти и запекшейся крови, приставшие к одежде. Но мои руки! Мои руки были чисты и сияли белизной.
«О Господи, я этого не делал! Это не я. Не я. Мои руки чисты!»
О нет, это я! И кто я есть, если натворил такое, если мне это нравилось, нравилось до умопомрачения, нравилось, как мужчинам всегда нравилась война и ее абсолютная свобода морали…
Казалось, наступила тишина.
Если женщины и продолжали плакать, то я их не слышал. Как не слышал и ветра. Я опустился на колени рядом с последним убитым мною мужчиной, опустил руку в лужу крови у его рта и размазал эту кровь по ладоням и по лицу.
Никогда за двести лет не убивал я, не пробуя вкуса крови, не отнимая ее вместе с жизнью. И это было чудовищно. Но за эти несколько жутких минут я убил гораздо больше, чем за все прошедшие годы. И сделал это с той же легкостью, с какой мыслил или дышал! О, этого никогда не искупить! Никогда не оправдать!
Я смотрел на снег сквозь окровавленные пальцы, плакал и ненавидел себя за это. Постепенно я осознал, что в женщинах произошла какая-то перемена. Вокруг что-то происходило, как будто холодный воздух согрелся и ветер оставил крутой склон в покое.
Потом перемена достигла и меня, подавив боль и даже замедлив биение сердца.
Плач действительно прекратился. Женщины в самом деле двигались по двое и трое, ступая по тропе как в трансе, перешагивая через трупы. Казалось, играет приятная музыка, земля покрывается ковром из разноцветных весенних цветов, а воздух благоухает.
Но ведь на самом деле ничего этого нет! В облаке приглушенных красок мимо меня шли женщины в шелках, лохмотьях и темных плащах. Я встряхнулся. Где моя способность соображать? Нет времени предаваться иллюзиям. Эта сила и эти трупы – отнюдь не сон, и я не мог, не имел права отдаться этому всепоглощающему чувству благополучия и покоя.
