Лед Бомбея - Форбс Лесли (бесплатные версии книг .txt) 📗
Но отыскать жилище Гула в общине скваттеров в Джехангир-Бауге без Томаса было бы совершенно невозможно, несмотря ни на какую карту. Район этот напоминал лабиринт из сновидения: стоило вам сделать неверный поворот, и вы попадали в полный тупик, из которого не было ни выхода, ни пути к исходной точке. Мы ехали по неотличимым друг от друга улочкам с неотличимыми друг от друга орущими младенцами на руках у неотличимых друг от друга женщин, расположившихся у входа в свои хижины всего в нескольких сантиметрах от сточных канав, впадающих в медленный и вязкий вонючий поток.
Гул не солгал: в трущобах действительно было электричество, но оно не могло скрыть их жуткую грязь и нищету. И не могло осветить мрак жизни здешних обитателей. За то время, пока мы искали Гула, мне несколько раз хотелось повернуть назад или... просто раствориться в вони дерьма и гниющих отходов. Все вокруг надвигалось и давило на меня, а с другой стороны, отделялось и отпадало, словно мой центральный компьютер в мозгу закрывал отдельные файлы, чтобы сохранить основную информацию.
Мне хотелось вытащить магнитофон, записать звуки этого места. Но Томас не позволил.
– Лучше не надо, – просто сказал он.
– Вот так должен выглядеть ад.
– О нет, мадам.
От своего первоначального нежелания везти меня в этот лабиринт Томас перешел к стремлению продемонстрировать мне доказательства наличия у здешних обитателей чувства собственного достоинства и предприимчивости: девушка с руками, покрытыми хной; женщина с чертами хищной птицы, свойственными всем раджастанцам, украшающая платье элегантной вышивкой в стиле и цветах своей родной пустыни; гирлянда из роз на входе в одну из бетонных хижин.
– Посмотрите! – воскликнул Томас. – Благодаря «Шив Сена» у здешних жителей теперь бетонные канализационные стоки.
Открытые стоки. Чтобы войти в собственный дом, вам приходилось переступать через дерьмо, чтобы выйти из него, вам тоже приходилось перешагивать через дерьмо. Прогресс: жизнь в обрамлении из дерьма.
– Что вы хотите сказать, когда говорите «теперь», Томас? Что, раньше было еще хуже? В это почти невозможно поверить.
Он кивнул:
– Возможно.
– Складывается впечатление, что вам многое известно об этом месте. Не принадлежите ли вы, случайно, к тайным поклонникам того самогона, который здесь подпольно гонят?
– Нет, мадам, – ответил он почему-то очень тихим голосом, так что я едва смогла расслышать его слова. – Я так хорошо знаю это место, потому что совсем недавно сам тоже жил здесь.
Наконец мы нашли Гула. Он сидел на скейтборде у входа в свою хижину и поливал два кустика томатов в жестяных банках из-под кофе. Он тепло улыбнулся мне, но, когда заметил Томаса, лицо его вдруг сделалось озабоченным.
– Все в порядке, Гул. Это мой друг, – заверила я его.
Успокоившись, Гул снова заулыбался и жестом пригласил меня в дом.
– Тогда заходите, заходите, мисс Бенегал. Я уже почти не надеялся вас дождаться.
На одной стене комнаты висел фотопринт Шиваджи, настолько яркий и блестящий, что даже маслянистая копоть, лежавшая здесь на всем, не могла испортить его. Гул предложил мне сесть на большую канистру, выполнявшую в его жилище роль стула. Пол в помещении был бетонный, так же как и канализационные стоки снаружи. Я старалась не думать о том, что может произойти в том случае, если муссонные ливни усилятся и затопят поселение. Правда, хижина Гула располагалась на некотором возвышении.
На куске ткани рядом с моим «стулом» стояла бутылка «Лимки».
– Пожалуйста, угощайтесь, мисс Бенегал. Вы, должно быть, хотите пить.
– Нет-нет, спасибо.
Борозды у него на лице стали еще глубже.
– Но это же для вас.
– Как мило с вашей стороны. – Тоном жены викария из Джейн Остин. – Я обязательно попробую.
После того как со всеми формальностями было покончено, Гул вытащил папку из-под низенького столика, единственного предмета мебели в этом доме. На столике стояла старая пишущая машинка.
– Мне ее подарил Сами, – сказал Гул. – Я печатаю на ней письма и документы для соседей, за плату, конечно.
В папке находились рисунки, которых не постыдился бы и Гойя. Гул смеющийся – рисунок красной пастелью. Гул, спящий на своем скейтборде на ярком солнце. Гул с жалостной физиономией профессионального нищего, удивительно точно схваченной и с редкой точностью и лаконизмом воспроизведенной. Гул, прилежно печатающий на своей машинке при тусклом свете своей хижины; пара очков нацеплена на ввалившийся остаток его носа.
– Они просто восхитительны! – воскликнула я.
Он улыбнулся счастливой улыбкой.
– О, он был удивительно талантливым человеком, мисс Бенегал! Какая жалость, что вы не успели с ним познакомиться. Я уверен, вы бы подружились.
– Я тоже так думаю.
Сами рисовал на всем, что попадалось под руку, от конвертов и старых замызганных газет до фирменной бумаги из отеля «Рама», на которой он воспроизвел свою первую фантазию Гула в образе прокаженного магараджи. Здесь же мне попались и портреты Сунилы, на которых она была запечатлена в моменты творчества, сосредоточенно работающей над какой-то скульптурой.
– Отель «Рама»... Где такой находится, Гул?
Он отвернулся.
– Мне кажется, он там иногда работал. Но последние три рисунка, я думаю, еще интереснее.
Скорее всего это были последние наброски Сами, сделанные для восковой фигуры Гула. Выполнены яркой гуашью подобно традиционным индийским миниатюрам, а поверх нанесена координатная сетка, чтобы легче выполнять увеличение. Наверное, слишком тонкая детализация и яркий цвет рисунка помешали мне сразу заметить фирменный знак на той бумаге, на которой он был сделан. Но постепенно я обратила внимание и на него. Первая строка гласила: ПРОСПЕР ШАРМА. Имя выведено мелким элегантным шрифтом. Ниже шел старый адрес моего свояка на Малабарском холме, по которому он проживал когда-то вместе с Майей и один год с моей сестрой. Некоторые из последних рисунков выполнены на именной бумаге Проспера уже с нынешним адресом.
Один из рисунков особенно заинтересовал меня: гротескное изображение какого-то божества на переднем плане и карикатурный портрет Гула, выглядывающего из-за спины божка; черты прокаженного утрированы, чтобы сделать его сходство с божеством еще более заметным.
Гул показал на лицо божества.
– Сами сказал, что у вашего свояка дома есть статуя, которая как две капли воды похожа на меня, – гордо заявил он.
– Значит, он бывал в доме Проспера?
– О да, думаю, что да. И много раз. И в доме его друга, некоего мистера Анменна, я полагаю.
Казалось, даже сам мой вопрос удивил Гула.
– Можно мне позаимствовать у вас парочку этих рисунков? – спросила я. – Ненадолго, только чтобы сделать фотокопии?
Он так внезапно выхватил папку у меня из рук, что рисунки рассыпались по полу. К тому времени, когда он закончил их собирать, он уже немного успокоился.
– Это так важно?
– Со временем может стать очень важным. И я обещаю вам быть предельно осторожной.
Он протянул мне всю папку.
– Но помните, они единственное, что у меня от него осталось.
– И еще одно, последнее, Гул. Вы никогда не встречали подругу Сами, хиджру по имени Сунила, подвизавшуюся в качестве пляжного художника на Чоупатти? – Я показала ему один из рисунков. – Это ее портрет.
Гул отрицательно покачал головой.
– И Сами никогда не упоминал о семейной фотографии, на которой изображен также и Проспер? По его словам, он хранил ее вместе с рисунками Сунилы.
Лицо Гула мгновенно осветилось.
– Сами дал мне ее за несколько дней до того, как его убили. Ах ты, дырявая голова! Я забыл, что он просил вернуть ее, если что-то с ним случится. Но он называл другое имя, не Сунила. «Роби об этом позаботится» – вот что он сказал. Роби, который работает у Калеба Мистри.
– Друг Сунилы, – сказала я.
Гул подъехал на скейтборде к столу и сунул руку в один из ящиков.
