Темная любовь (антология) - Кинг Стивен (электронная книга .txt) 📗

Дверь в 1-Д была широко распахнута, свет оттуда падал во двор. Чтобы пройти к себе, я должна была миновать ее, но мне преградил дорогу плотный полисмен с уоки-токи, висящим у него на поясе и бормочущим чтото самому себе.

— Простите, мисс, но туда нельзя.

— Я живу в соседней квартире, офицер, и сейчас иду домой.

— А! — Полисмен отступил в сторону.

Я вынимала ключи из сумки, но тут полисмен прокашлялся.

— Э-гм, извините, мисс, я знаю, что уже поздно, но детектив Гаррис спрашивает, не можете ли вы зайти на одну минуту?

Ну что ж. Я пожала плечами и вошла в квартиру Деза и Алвина. В первый и единственный раз моя нога туда ступила. Она была точно такая же, как моя, только зеркально отраженная. Из мебели в гостиной были только проваленный вельветиновый диван, легкий набивной стул, у которого из швов лез конский волос, и здоровенный комбайн "магнавокс", похожий на гроб с экраном.

Дез сидел на стуле, одетый в мешковатые штаны цвета хаки и грязную нижнюю рубашку. Он смотрел на летящий по телевизионному экрану снег и что-то неразборчиво бубнил себе под нос. Если он и видел, что в комнате полно полицейских в мундирах, его глаза этого не выдавали.

Усталого вида человек в мятом костюме и не менее мятом дождевике, с табличкой на груди, вышел из кухни при моем появлении.

— Простите, мисс. Я детектив Гаррис. Извините, что не даем вам лечь спать, но мне нужна ваша помощь.

— Постараюсь. А что случилось? Где Алвин?

У детектива Гарриса вид стал еще более усталым.

— Боюсь, что он мертв, мисс.

— А!

— Мне очень жаль. Он был вашим другом?

— Нет. Я думаю, у него вообще вряд ли были друзья.

— Ну, один, по крайней мере, был. Мы хотели бы знать, не можете ли вы сказать нам его имя?

Детектив Гаррис указал на спальню. Я толкнула дверь и вошла. Там пара санитаров упаковывали свои инструменты и обсуждали предстоящий бейсбольный сезон. В комнате была всего одна кровать — к моему удивлению, узкая. На ней растянулись два обнаженных тела. Голова Дика была похожа на разбитую тыкву, а у Алвина вокруг шеи был завязан электрический провод потуже рождественской ленты.

— Вы случайно не знаете имени того, который моложе? — спросил Гаррис, вытаскивая из кармана плаща потрепанный блокнот.

Я только кивнула. Впервые в жизни я видела настоящий труп.

— И?

— Дик. Его звали Дик.

— Дик — а как дальше?

Я моргнула и со странным чувством отчуждения отвернулась от сцены убийства.

— Я… я не знаю. Я только слышала, как они называли его Диком.

Детектив Гаррис кивнул и записал это в блокнот.

— Спасибо, мэм. Вы свободны.

— Это сделал Дез?

— Похоже на то. Чугунным утюгом проломил голову молодому, потом удавил его партнера проводом. А потом вызвал полицию.

Это меня некоторым образом удивило. Не то, что Дез такое сделал. Но кто бы мог вообразить, что в доме Алвина и Деза есть утюг?

— Милый.

Странно, как звучал его голос при нормальной громкости. Немного напоминал Уолтера Кронкайта. Налитые кровью глаза Деза обшаривали стены и вдруг остановились на мне.

— Он называл его "милый". — Казалось, что мясистое лицо отставного солдата сейчас просто развалится. Глаза его не держали фокус и снова начали блуждать. — Кто же теперь будет мне обед готовить?

Впервые за много недель я в эту ночь спала без ножа под подушкой.

Потом я читала об этой трагедии в газетах. Согласно признанию, которое сделал Дез в полиции, он после пары пинт водки отрубился перед телевизором, и Алвин с Диком решили заняться сексом в спальне. Дез неожиданно проснулся и вошел, шатаясь, застав их в разгаре акта. Очевидно, это зрелище вызвало у него убийственную ярость. Остальное я знала. В газете не говорилось, кричал ли Дез, что "в гробу видал всех пидоров", но я уверена, что это было сказано. Еще в газете были фамилии Деза и Алвина, которые я давно уже снова забыла, и говорилось, что они жили в одной квартире с пятьдесят восьмого года — за год до моего рождения. Уму непостижимо.

Алвина еще даже не предали земле (или кремировали, или что там делает государство с теми, кто слишком беден и никому не нужен для нормальных похорон), как брат Деза уже позвал рабочих обновить помещение. К концу месяца там жила пожилая пара. Они были очень милы и преданы друг другу и соблюдали полнейшую трезвость. Жил у них шпиц по имени Фрицци, который иногда погавкивал, но за пределами своей квартиры это были вежливые и тихие соседи.

Когда кончилась моя аренда, я решила съехать. Все равно уже все было по-другому. Можно сказать, кончилась эпоха. Что точно — это то, что у меня появился аршин, которым следует мерить своих соседей.

Но иногда вдруг я возвращаюсь мыслями к Дезу и Алвину. Я уверена, что много лет назад между ними было что-то вроде любви. Может быть, поэтому, если отбросить все ругательства, крики и угрозы, у них редко доходило до кулаков. И эта узкая кровать тоже у меня из ума не выходит. Несмотря на ненависть, презрение к себе и взаимные упреки, было между ними что-то, пусть даже чувство общности двух алкоголиков.

Я себе представляю, как это было. За годы до того как я родилась, красавец морской пехотинец зашел в бар, о котором уважающему себя человеку, тем более морскому пехотинцу, даже знать не полагалось, и встретил рыжеволосого мальчишку, которому была судьба стать любовью всей его жизни. Перед ними лежало будущее, а единственное, что имело для них значение, — их любовь. Любящие неуязвимы, они защищены от суровой реальности жизни своей разделенной страстью. Поначалу. Но общество, его правила, его условности находят способ проесть эту защитную оболочку. И если не проследить, любовь легко переходит в презрение и гнев, а счастье в муку.

Мне хочется думать, что они знали что-то вроде радости, пока не превратились в две несчастные и мерзкие пародии на человека, рычащие и огрызающиеся друг на друга, точно звери, сунутые в одну клетку, которая к тому же слишком мала. Или кровать, которая слишком узка.

Любовь высасывает. Она обращает нас в дураков и рабов.

Но еще хуже — жить одиноким и нелюбимым.

Спросите Алвина и Деза, если не верите.

Карл Эдвард Вагнер

Под замком

Это был золотой медальончик поздней викторианской эпохи в форме сердца, с обычным для этого периода украшательством и висел на тяжелой золотой цепи. Он был включен в лот ювелирных изделий на аукционе, в борьбе за который Пандора победила. Этой покупкой она была очень довольна, хотя цену пришлось предложить куда как высокую. Она вообще на поездках по закупкам действовала хорошо.

Пандора Смайт — она вернула себе девичью фамилию — была владелицей и управляющей антикварного магазина в городе Пайн-Хилл штата Северная Каролина — сонный университетский городок, который теперь бурно рос, его наполняли яппи, работающие в разных беловоротничковых фирмах, и пенсионеры с Севера. По рождению Пандора была англичанкой, и ей не с руки было ругать приезжих, тем более что они охотно тратили приличные деньги на антикварную мебель для обстановки своих новых домов, выросших за последний год там, где раньше был только лес.

Магазин назывался не так чтобы неожиданно — "Ящик Пандоры", но торговал очень неплохо, и Пандора держала трех продавцов, одного их которых брала с собой, выезжая на закупки. У Пандоры Смайт был прекрасный цвет лица кровь с молоком, резкие, но элегантные черты, была она довольно высокой, каждый день бегала трусцой для сохранения фигуры, волосы имела белокурые, глаза зеленые и возраст около тридцати. У нее были два порока: приверженность к дамским романам и любовь поплакать над слезливыми черно-белыми фильмами, взятыми напрокат.

Она хотела быть Бетт Дэвис, но вместо того была суровой бизнесменшей и допустила только две заслуживающих внимания ошибки: она вышла замуж за Мэтью Мак-Ки и прожила с ним почти целый год без любви, несмотря на его открытое волокитство и грубое обращение с ней в пьяном виде. И она купила медальон.