Близнецы-соперники - Ладлэм Роберт (список книг TXT) 📗

Эндрю допил кофе и навинтил пластиковый стаканчик на термос. Солнце светило вовсю. Пора двигаться. Он сгорал от нетерпения. Многие годы тренировок и участия в боевых операциях подготовили его к предстоящим нескольким дням поисков. Где-то глубоко в горах зарыт ларец, и он его непременно найдет!

«Зоркий корпус» будет отомщен сполна.

Майор повернул ключ зажигания, мотор взревел. Надо купить одежду, снаряжение и оружие. И увидеться с мужчиной по фамилии Гольдони. Или с женщиной по фамилии Гольдони. Скоро он это узнает.

Эдриен сидел за рулем припаркованного к обочине автомобиля и вытирал платком рот. Он не мог избавиться от запаха и привкуса блевотины, как не мог отогнать видения двух истерзанных человеческих тел, обнаруженных им в темном доме. Как не мог забыть смрад смерти.

По лицу его градом катился пот. Такого нервного напряжения он никогда в жизни не испытывал, никогда еще не ощущал такого смертельного страха.

Его снова затошнило. Он подавил тошноту, несколько раз глубоко вдохнув. Надо обрести спокойствие и хладнокровие, надо действовать. Нельзя просто вот так сидеть в машине. Надо перебороть шок и обрести ясность мысли. Все, что ему остается, – это способность трезво мыслить.

Безотчетным движением он вытащил из кармана листки с ксерокопированным текстом отцовских воспоминаний и включил фонарик. Слова всегда выручали его – он умеет анализировать слова, оттенки их значений, тонкие нюансы смысла, простоту и сложность.

Эдриен разложил странички и стал неторопливо их перечитывать. Итак, мальчик с отцом приехали в город Шамполюк. Мальчик сразу почувствовал: что-то неладно, возможно, даже не просто неладно. «…Он вернулся очень расстроенный… Я даже испугался, что наше путешествие…» Магазин, принадлежащий еврею, гнев отца. «Я уже и не помню, что именно произошло, но что-то серьезное, оно вызвало у отца… гнев». И печаль. «Гнев и печаль, если мне не изменяет память». Потом их сменило неясное чувство обиды и растерянности: подростку не уделяли должного внимания те, чье внимание он пытался завоевать. «И отец, и дядья, и, конечно же, взрослые сыновья были заняты чем-то другим». Их внимание отвлекло иное – то, что вызвало гнев отца? Печаль? А неотчетливые воспоминания, в свою очередь, сменялись рассказом о царившей в доме доброй атмосфере и о пансионате на северной окраине городка, о «теплом приеме». Но за мирной интерлюдией очень скоро следовала смутная печаль и тревога: «Про пансионат Капомонти я мало что помню, разве только теплый прием, как много раз прежде. Но одно осталось в памяти: впервые за все время путешествий в горы у меня была отдельная комната, которую я занимал без младшего брата. Это было очень существенным шагом вперед – я наконец-то почувствовал себя по-настоящему взрослым. Потом был ужин, за которым отец и старик Капомонти изрядно выпили. Я помню это, потому что отправился спать, думая о предстоящем походе в горы, долго слышал их громкие, возбужденные голоса, доносившиеся снизу, и думал, как они не боятся разбудить постояльцев. В то время это был крошечный пансионат, и, кроме нас, в доме было еще, наверное, три или четыре человека. Странно, что это меня тогда заботило, но я никогда не видел отца пьяным. Я до сих пор толком не знаю, был ли он тогда пьян, но шумел вовсю. Ведь для молодого паренька, который в день своего семнадцатилетия ожидал драгоценного подарка, мечты всей его жизни – восхождения на настоящую гору в окрестностях Шамполюка, – даже мысль о том, что наутро отец встанет ослабевшим и злым, была нестерпима.

Однако ничего подобного не произошло. Утром приехал проводник Гольдони с провизией, позавтракал с нами, и мы тронулись в путь.

Сын Капомонти – а может быть, это был молодой Лефрак – немного подвез нас троих в повозке. Мы распрощались с ним и договорились, что он будет ждать нас на том же месте вечером следующего дня. Два дня в горах и ночевка со взрослыми! Меня переполняла радость, потому что я знал, что мы разобьем лагерь в горах выше, чем обычно поднимались с младшими братьями».

Эдриен положил листки на сиденье. В последних абзацах описывались запомнившиеся отцу горы, тропы и виды. Путешествие в горы началось.

Необходимая информация, очень возможно, заключена именно в этих сбивчивых описаниях. Надо выявить отдельные вехи их путешествия – тогда можно восстановить весь маршрут. Но какие вехи? Какой маршрут?

О Боже! Картина на стене! Ведь картина у Эндрю!

Эдриен подавил внезапную тревогу. Картина, унесенная из кабинета Савароне, может существенно сузить площадь поисков, но что дальше? Прошло пятьдесят лет. Полвека снегопадов, обледенений, весенних паводков, естественных природных процессов в почве…

Картина на стене, может быть, и представляет собой важный ключ к разгадке, возможно, самый главный. Но Эдриен чувствовал, что есть и другие ключи, не менее существенные, чем эта картина. Они таятся в словах отцовских воспоминаний. Воспоминаний, которые не померкли за пятьдесят лет насыщенной событиями жизни.

Пятьдесят лет назад там что-то случилось, и это не имело отношения к путешествию отца с сыном в горы.

Он снова обрел способность мыслить. Потрясение и ужас еще владели им, но впереди уже вновь забрезжил свет разума.

«…Имейте в виду, содержимое этого ларца представляет смертельную опасность для всего цивилизованного мира…»

Надо добраться до тайника, найти ларец. Остановить убийцу из «Зоркого корпуса».

Глава 30

Эндрю припарковал «Лендровер» у забора, огораживающего поле. Дом Гольдони находился в двухстах ярдах ниже по дороге, поле было частью их земельных угодий. Вдалеке трактор пахал землю, и сидящий в нем человек то и дело оборачивался назад, глядя на результаты своего труда. Больше вокруг не было ни домов, ни людей. Эндрю решил переговорить с трактористом.

Было начало шестого. Он провел этот день, объезжая окрестности Шамполюка, закупая одежду, провизию и снаряжение, в том числе и отличный альпийский рюкзак. Там сейчас лежало все, что требуется для покорения горных вершин. И еще то, что не требуется. «Магнум» калибра 0,357. Все это он купил в большом магазине, выросшем на месте маленького, который упоминал отец в своих записках. Владельца звали Ляйнкраус; к косяку двери была прикреплена мезуза. [20] Продавец горделиво сообщил ему, что Ляйнкраусы с 1913 года продают лучшее в Итальянских Альпах снаряжение. В настоящее время его магазины открыты в Люцерне и Нёшателе.

Эндрю вылез из «Лендровера», подошел к забору и стал махать рукой, привлекая внимание пахаря. Это был низкорослый итало-швейцарец, здоровяк с взъерошенными каштановыми волосами над темными бровями, с грубыми чертами лица типичного обитателя Северного Средиземноморья. Лет на десять старше Фонтина. На лице у него было опасливое выражение, точно он не привык и не любил встречать незнакомцев.

– Вы говорите по-английски? – спросил Эндрю.

– Сносно, синьор, – ответил тот.

– Я ищу Альфредо Гольдони. Мне сказали, чтобы я ехал по этой дороге.

– Вам правильно указали, – ответил итало-швейцарец на более чем сносном английском. – Гольдони мой дядя. Я для него пашу. Сам он уже не может обрабатывать землю. – Пахарь замолчал, ничего больше не объясняя.

– Где я могу найти его?

– Там, где обычно. В дальней спальне дома. Тетя проведет вас к нему. Он любит гостей.

– Спасибо. – Эндрю зашагал к «Лендроверу».

– Вы американец? – спросил пахарь.

– Нет, канадец, – ответил Эндрю, решив на всякий случай обеспечить себе «крышу». Он забрался на сиденье и взглянул на пахаря. – Мы говорим одинаково.

– И выглядите одинаково, и одеваетесь одинаково, – ответил фермер спокойно, рассматривая его отороченную мехом альпийскую куртку. – Одежда-то новая, – добавил он.

– Зато ваш английский нет, – усмехнулся Фонтин и повернул ключ зажигания.

Жена Гольдони оказалась тощей, аскетичного вида женщиной. Ее прямые седые волосы были туго затянуты и уложены вокруг головы венцом самоотречения. Она провела незнакомца через две или три опрятные, скудно обставленные комнатки к двери в спальню. Собственно, это был просто дверной проем. Там, где некогда был порожек, доски выкорчевали и заложили ямку дощечкой вровень с полом. Фонтин вошел в спальню. Альфредо Гольдони сидел в инвалидной коляске у окна, выходящего на поля у подножия горы.