Страх вратаря перед одиннадцатиметровым - Хандке Петер (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
Блох подошел к стулу и слегка приподнял его за спинку, так что кошка спрыгнула. Он сел, но вместе со стулом отодвинулся от стола. При этом толкнул стоявший у него за спиной сервировочный столик, и пивная бутылка упала и закатилась под кухонный диван. Почему он все время садится, встает, уходит, топчется на месте, возвращается? — спросила арендаторша. Уж не насмехается ли он над ней? Вместо ответа Блох стал вслух читать ей анекдот из газеты, на которую она сбрасывала яблочные очистки. Но так как газета, с его стороны, лежала вверх ногами, то читал запинаясь, и арендаторша, наклонившись вперед, даже не дала ему дочитать. В зале засмеялась официантка. В спальне что-то упало на пол. Другого звука не последовало. Блох, который до этой минуты ничего не слышал, хотел пойти взглянуть; но арендаторша объяснила: она давно услыхала, что девочка проснулась; малышка спустилась с кроватки и, видно, сейчас выйдет и будет клянчить кусок пирога. Но тут Блох услышал звук, похожий на хныканье. Оказалось, что девочка во сне упала с кровати и на полу, возле кровати, не сразу сообразила, где она и что с ней. Потом на кухне девочка рассказала, что у нее под подушкой мухи. Арендаторша объяснила Блоху, что соседские дети — они из-за покойника у них в доме ночуют здесь — взяли себе в привычку стрелять резинками от консервных банок по сидящим на стенах мухам; упавших на пол мух они вечером и спрятали под подушку.
После того как девочке сунули в руки какие-то игрушки — вначале она их еще роняла, — она мало-помалу успокоилась. Блох видел, как официантка, со сложенной горстью рукой, вышла из спальни и бросила мух в помойное ведро. Он тут ни при чем, сказал Блох. Он увидел, как на улице перед соседним домом остановился фургон булочника и водитель положил два хлеба на ступеньки, снизу — черный, сверху — белый. Арендаторша послала девочку к водителю; Блох слышал, как официантка за стойкой ополаскивала руки водой; он все в чем-то оправдывается, заметила арендаторша. Разве? — спросил Блох. Тут в кухню вошла девочка с двумя хлебами. Он увидел также официантку, как она, вытирая руки о фартук, направлялась к посетителю. Что будете пить? Кто? Пока ничего, последовал ответ. Девочка уже прикрыла дверь в зал.
— Теперь мы одни, — сказала Херта.
Блох посмотрел на девочку — стоя у окна, она смотрела на соседний дом.
— Она не в счет, — сказала арендаторша.
Блох принял ее слова за вступление, она собирается ему что-то сказать, но потом понял, она имела в виду, что он может начать говорить. Блоху ничего не пришло в голову. Он сказал какую-то похабщину. Она тотчас услала девочку. Он положил руку рядом с ней. Она тихонько его отругала. Он грубо схватил ее за плечо, но тут же отпустил. На улице Блох встретил девочку, она соломинкой выковыривала штукатурку из стены дома.
Он заглянул в раскрытое окно соседнего дома. На катафалке он увидел покойника; рядом уже стоял гроб. В углу на табуретке сидела женщина и макала хлеб в кружку с сидром; на скамье позади стола лежал на спине молодой парень и спал; на животе у него лежала кошка.
Входя в дом, Блох в сенях чуть не упал, споткнувшись о полено. Крестьянка подошла к двери, он вошел и стал с ней беседовать. Парень приподнялся, но в разговор не вступал; кошка выскочила на улицу.
— Ему пришлось всю ночь просидеть возле покойника! — сказала крестьянка. Утром она нашла парня порядком подвыпившим.
Она повернулась к покойнику и прочла молитву. Попутно поменяла воду для цветов.
— Все это произошло так быстро, — сказала она, — мы разбудили мальчика, чтоб он скорей бежал в город. Но он даже не сумел объяснить священнику, что случилось, и в колокол не звонили.
Блох заметил, что в доме уже топят, потому что вскоре после его прихода в печке обрушились дрова.
— Принеси-ка еще дров! — сказала крестьянка.
Парень вернулся с несколькими поленьями, которые нес в руках; он бросил их возле печи, подняв пыль. Парень уселся за стол, а крестьянка подкинула в печь дрова.
— У нас ведь одного ребенка завалило тыквами, — сказала она.
Две старухи, проходя мимо окна, поздоровались; на подоконнике Блох заметил черную сумочку, ее только что купили, даже набитую туда бумагу еще не успели вытащить.
— Вдруг захрипел и умер, — сказала крестьянка.
Блоху отсюда видна была внутренность пивной; низко стоящее солнце светило так далеко, что вся нижняя часть помещения, особенно недавно натертые половицы, а также ножки стульев, столов, башмаки посетителей будто сами светились; на кухне Блох обнаружил сына землевладельца, прислонясь к дверному косяку и скрестив руки, тот что-то говорил арендаторше, по-видимому все еще сидевшей за столом. Чем ниже садилось солнце, тем глубже и отдаленнее казались эти картины Блоху. Он не мог отвести от них взгляда; лишь дети, носившиеся взад и вперед по улице, разрушили это впечатление. Потом в комнату вошел мальчик с букетиком цветов. Крестьянка сунула букет в стакан и поставила его в ногах катафалка. Мальчик не уходил. Немного погодя крестьянка дала ему монету, и мальчик ушел.
Блох услышал шум, словно под кем-то проломился пол. Но это всего-навсего опять в печке обрушились дрова. Лишь только Блох перестал разговаривать с крестьянкой, парень снова растянулся на лавке и уснул. Позднее пришли несколько женщин и принялись, перебирая четки, молиться. С аспидной доски перед продуктовой лавкой кто-то все стер и написал мелом: апельсины, карамель, сардины. В комнате тихо переговаривались, на улице кричали дети. В занавеске запуталась летучая мышь; парень, разбуженный поднявшимся криком, вскочил и кинулся ее ловить, но летучая мышь уже улетела.
Сумерки были такие, что никому не хотелось зажигать огня. Лишь пивная слабо освещалась включенным музыкальным автоматом; но пластинок никто не запускал. Рядом, в кухне, стало уже темно. Блоха пригласили ужинать, и он вместе с другими сел за стол.
Хотя окно было теперь закрыто, по комнате летала мошкара. Кого-то из детей послали за картонными подставками для пива и накрыли ими стаканы, чтобы туда не нападало мошек. Одна из женщин обнаружила, что потеряла с цепочки подвеску. Все принялись искать. Блох остался сидеть за столом. Но потом ему захотелось непременно самому найти украшение, и он примкнул к остальным. Когда подвеска не нашлась в комнате, поиски продолжились в коридорчике. Зацепили лопату, но Блох подхватил ее прежде, чем она упала. Парень светил карманным фонариком, крестьянка пришла с керосиновой лампой. Блох попросил фонарик и вышел на дорогу. Пригнувшись, расхаживал по щебенке, но никто за ним не последовал. Он услышал, как кто-то в сенях крикнул, что подвеска нашлась. Блох не поверил и продолжал искать. Потом он услышал, что в доме опять молятся. Он, не заходя, положил фонарик на подоконник и ушел.
Вернувшись в городок, Блох уселся в кафе и стал наблюдать за карточной игрой. Но тут же затеял спор с игроком, позади которого сидел. Остальные игроки потребовали, чтобы Блох убрался. Блох пошел в заднюю комнату. Там шла лекция с демонстрацией диапозитивов. Блох некоторое время смотрел. Речь шла о больницах монашеских орденов в Юго-Восточной Азии. Блох громко подавал реплики, опять нарывался на ссору. Повернулся и вышел.
Он подумал было вернуться обратно, но не мог сообразить, что бы еще такое сказать. Он пошел во второе кафе. Там потребовал, чтобы выключили вентилятор. Да и освещение слишком тусклое, заявил он. Когда к нему подсела официантка, он спустя немного сделал вид, будто хочет ее обнять; она заметила, что он только делает вид, и отклонилась назад, прежде чем он мог ясно показать, что он только делал вид. Блох хотел оправдаться, на самом деле обняв официантку; но она уже встала. Когда Блох хотел встать, официантка отошла. Теперь Блоху следовало сделать вид, будто он хочет пойти за ней. Но тут все это ему надоело, и он ушел из кафе.
В своем номере в гостинице он проснулся незадолго до рассвета. Внезапно все вокруг стало ему невыносимо. Он раздумывал, не оттого ли он и проснулся, что в какой-то определенный миг, сейчас вот, перед самым рассветом, все разом стало невыносимо. Матрац, на котором он лежал, был продавлен, шкафы и комоды стояли далеко у стен, потолок над ним был невыносимо высок. В полутемной комнате, в коридоре и особенно снаружи, на улице, было до того тихо, что Блох не мог больше этого выдержать. К горлу подступила тошнота. И тотчас его вырвало в умывальник. Его рвало довольно долго, безо всякого облегчения. Он снова лег на кровать. Голова не кружилась, напротив, он смотрел на все невыносимо уравновешенно. Не помогло и то, что он высунулся из окна и взглянул вниз на улицу. Неподвижно лежал брезент на оставленной у тротуара машине. Внутри, в комнате, он заметил на стене две водопроводные трубы, они шли параллельно, ограниченные вверху потолком, внизу полом. Все, что он видел, было невыносимо ограниченно. Позывы к рвоте не только не распирали его, а, напротив, как-то сдавливали. Ему казалось, будто его стамеской стесали с того, что он видел, или, наоборот, что вещи вокруг соструганы с него. Шкаф, умывальник, чемодан, дверь: только теперь он обратил внимание, что, будто по принуждению, мысленно добавляет к каждой вещи ее название. За каждой увиденной вещью сразу же следовало слово. Стул, вешалка, ключ. Еще раньше вокруг стало так тихо, что никакие звуки его уже не отвлекали. С одной стороны, было так светло, что он видел все вещи вокруг, а с другой — так тихо, что никакие звуки его уже не отвлекали, и он увидел вещи такими, словно они сами себе служили рекламой. И в самом деле сегодняшняя тошнота походила на тошноту, какую он подчас испытывал от некоторых рекламных стишков, мелодий шлягеров или государственных гимнов, которые, даже засыпая, поневоле повторял или напевал. Он задержал дыхание, как при икоте. При вдохе тошнота возобновилась. Он снова задержал дыхание. Немного погодя это помогло, и он заснул.
