Час ворона - Зайцев Михаил Георгиевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Между тем жизнь продолжалась. Любовь Игнатьевна решительно повернулась ко мне спиной и, цокая каблучками, покинула комнату-камеру. Как только она вышла, появились Антон с тремя помощниками. Вчетвером они быстро меня развязали, поставили на ноги, отряхнули запачканную одежду. Антон протянул влажное полотенце, я вытер лицо и руки. Глядя на меня, будто впервые видит, Антон с безразличием и равнодушием тюремного врача залепил бактерицидным пластырем ссадину над подбитым глазом. Критически осмотрел мое лицо и спрятал под еще одним пластырем синяк на скуле. Теперь я могу появиться на людях в более или менее пристойном виде, не привлекая чрезмерного внимания любопытных граждан и бдительных патрульных мусоров свежими следами побоев. Теперь я вроде как от врача иду, добропорядочный волосатый дядька, протрезвевший и подлечившийся.
Антон на секунду заглянул в коридор. Там, спрятанная от моих глаз, дожидалась меня голубая спортивная сумка фирмы «Адидас». Приближенный слуга Любови Игнатьевны протянул сумку, предлагая заглянуть в ее расстегнутое нутро. Я заглянул. Все на месте: демонстрационная видеокассета, листочки сценария про «Капитал» с раскадровкой к нему, диктофон, аудиокассеты, видеокассета, бумажник, ключи от дома. Дождавшись, пока я кивну головой, мол, все о'кей, Антон бжикнул «молнией», отдал мне сумку и жестом предложил выйти в коридор. Я вышел. Двое впереди, двое сзади, впятером идем по коридору. Дошли до гаража, там ни ду-ши. Гаражные ворота открываются, меня выводят во двор, доводят до ворот на дачную улицу, открывают калитку. Все молча. Никаких прощальных слов, обещаний рано или поздно отомстить за любимого хозяина. Глаза конвоиров пусты, рты закрыты, на лицах ничего не выражающие маски.
Я вышел на улицу, калитка за мною захлопнулась. Все – я свободен. Я не боялся и не боюсь выстрела в спину или удара ножом под лопатку. По крайней мере, до утра меня не тронут. А к утру Любовь Игнатьевна вполне может и передумать оставлять мне жизнь. Вполне по-женски – отпустила любимого и опамятовалась. Жестокий мужской мир, в котором ей приходится жить и работать, ее поймет. И будут пересуды о любовном треугольнике, о слабости и силе женщины, той, что держит в кулаке весь Север. Да так держит, что косточки трещат. Все будут обсуждать ее противоречивую женскую душу, и никто не вспомнит о том, что она чертовски умна и расчетлива, совсем не по-женски. Запудрить своему окружению мозги, шагнув с гранитного бережка здравой логики в зыбкую трясину эмоций, – гениальная идея!
Ну вот! И я туда же! Назвал Любочку умной «не по-женски». Типичный половой шовинизм. Помнится, когда брал ее в заложницы, ляпнул – все бабы дуры. Сегодня ночью я был уверен, что перехитрил ее, слабую женщину, живущую в плену сентиментальных воспоминаний. Идиот!
А что бы было, не возьми я Любочку в заложницы? А то же самое! Меня бы отвели в солярий, где я рядом с трупом Толика, дождавшись прихода человека со шрамом, заорал бы примерно тот же провокационный текст, что и несколько часов назад на лесной полянке. (Коротая ночь рядом с мертвым Толиком, я бы непременно додумался разжечь костер ревности в сердце Агиевского.) Кричал бы, что имел его жену, обливал Любу грязью, и сумасшедший Монте-Кристо, съехав с катушек, набросился бы на меня, и я бы его убил сегодня на восходе солнца под прозрачным потолком солярия. Причем тогда убивать его было бы гораздо проще – руки-то мои были свободны... А потом Любочка точно так же, как только что, отыграла бы обманутую неблагодарным мерзавцем женщину. И меня бы отпустили, как отпускают сейчас.
Любовь Игнатьевна все продумала и рассчитала. Не я и не человек со шрамом срежиссировали безумный спектакль последних двух дней. Любочка – и главная сценаристка, и режиссерша, и постановщица трюков.
А была ли девочка? Та девочка – гадкий утенок, влюбленная в приезжего инструктора ушу? Нет, безусловно, в природе существовала Светкина сестренка, родившаяся в том же северном городке, где и будущий новорусский Монте-Кристо. Но была ли у нее влюбленность в молодого человека по имени Станислав? Сколько ей тогда стукнуло, тем летом? Лет пятнадцать-семнадцать. Не такой уж и «утенок» девочка в таком возрасте. Да и не девочка уже на ножках-спичках, а девушка. Красивая юная девушка. Я бы ее заметил и запомнил, ходи она за мной следом. Но я ее не помню.
Что же мы имеем в итоге? Любочка, умненькая не в меру и хитренькая, выходит замуж за авторитета Агиевского. Муж медленно, но верно сходит с ума. Молодая супруга прибирает к рукам его бизнес. Миша желает развлечься мщением стародавним обидчикам. Она его понимает, поощряет и помогает развлекаться местью, а сама примечает среди живых игрушек супруга Стаса Лунева, хищного Белого Ворона. Далее немного ловкости и коварства – и дело сделано! Любовь Игнатьевна становится свободной и богатой вдовушкой, наследницей дела и капиталов Агиевского. Она, по сути, избавилась от больного супруга с моей помощью, виртуозно использовала ситуацию, плюсы и минусы моей натуры и особенности Мишиной психики. Она разыграла полный ложной страсти спектакль, не таясь, на глазах у зрителей-слуг, отведя себе роль самого несчастного и бесхитростного персонажа. Браво, Любовь Игнатьевна. Вам осталось исполнить финальную сцену – заревев белугой, возопить: «Да, я его любила, но он убил Мишу, подло предав мои возвышенные чувства. Так пусть же он умрет!» И Антон, понятливо кивнув головой, отправится добывать мой скальп. Живой я вполне способен сболтнуть лишнее, проболтаться Большому Папе, например, о своих подозрениях относительно коварного плана умной женщины, возжелавшей стать обеспеченной вдовой. Лучше меня устранить, уничтожить. Так спокойней.
А может, я все усложняю, и на самом деле Любовь Игнатьевна когда-то действительно была в меня влюблена, ходила за мной, молодым да спесивым, как собачка, рыдала по ночам в подушку? Раз в жизни дала слабину, разоткровенничалась, сболтнула лишнего, и я этим коварно воспользовался. Может, она на поверку простая русская баба, богатая, волевая, но несчастная по жизни? А я сейчас выдумал какого-то монстра в женском обличье?.. Черт его знает! Ни в чем я до конца не уверен, запутался я, устал, вымотался...
В чем я был уверен на все сто процентов, так это в том, что, если рискну выйти на шоссе и стану ловить попутку до Москвы, обязательно, по закону подлости, нарвусь на милиционера Кешу, проезжая мимо райцентра. Посему я решил не искушать судьбу и, покинув дачный поселок, свернул в лес. Хотел, пройдя напрямик через лес, выйти к железнодорожной станции. И заблудился. Закон подлости сработал не так, так этак...
Если Любовь Игнатьевна настолько хитра, умна и коварна, зачем она вернула мои вещи? Все в целости и сохранности, в том числе и диктофон?..
Мыслишка записать все, что случилось, на пленку пришла в голову, едва начало смеркаться. Сейчас уже утро. Минуло ровно сорок восемь часов с тех пор, как я сел в электричку на Ярославском вокзале, спеша в подмосковный санаторий на встречу с заказчиком-рекламодателем...
Я устал говорить. Пора выключать диктофон, класть его в сумку и прятать где-нибудь под приметным пнем. Потом я нарисую на обратной стороне листочка со сценарием план-схему, указывающую, где спрятаны магнитофонные записи с этим моим рассказом. План я спрячу в карман. Если на подходе к дому меня пристрелят, следователи найдут бумажку со схемой и разыщут кассеты. А если я приду к себе домой и там меня дожидается Антон, который, прежде чем выстрелить, захочет высказаться, дескать: «Ну, че, белобрысый, хозяйка передумала, кранты тебе, молись», то я рассмеюсь ему в лицо и отвечу: «Стреляй, только учти – все про твою хозяйку станет тут же известно, где надо! Зря вы мне диктофон отдали! Ошиблись, ребята, просчитались!»
...Господи! Какую чушь я несу последние полчаса! Башка совсем не варит! Всю ночь исповедовался диктофону, мысли путаются, язык заплетается. Давно пора прекращать треп, вставать и искать дорогу до станции, совсем светло уже. Хватит, нажимаю кнопку «Стоп», встаю и иду. Все! Конец.
