Фирма - Рыбин Алексей Викторович Рыба (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Совсем?
— Ни капельки.
— Слушай, а как это — не хочется? Мне даже и не вообразить такого.
Гольцман встал, подошел к Ольге, взял у нее из рук чашку, поставил на подоконник. Потом обнял Стадникову сзади, сжал пальцами ее груди.
— Ну, так как это — не хочется?
— А ты представь, что тебе года четыре.
— Не могу, — сказал Гольцман, еще крепче прижимая к себе Ольгу. — В четыре года у меня не было таких рефлексов, как сейчас…
— Я не про рефлексы говорю. Вот когда тебе было года четыре… Скажем, Новый год, родители за столом сидят, выпивают, а ты лимонадом наливаешься. Тебе водки хотелось тогда? Боря!…
Гольцман расстегивал Олины джинсы.
— Боря! Ну что ты делаешь!
— Ты говори, говори…
— Ну… В общем, рефлексы делаются, как у маленького ребенка… Ой… Осторожней!… И выпить совсем не хочется…
— Все рефлексы?
Гольцман уже расстегивал свои брюки, одновременно стряхивая с плеч пиджак.
— Нет… Не все…
— Слава богу, — сказал Борис Дмитриевич, наклоняя Ольгу вперед и кладя грудью на подоконник. — Слава богу, что не все… А то я и не знал бы, что сейчас делать…
— Из окон же увидят, — засмеялась Ольга.
— Пусть видят!
Гольцман медленно и мощно задвигал тазом.
— Пусть видят и завидуют. Что у нас еще не все рефлексы, как у маленьких детей!
— Как там твой Митя? — спросила Ольга, стоя под горячим душем.
Гольцман растирал свое совсем еще не старое, крепкое, розовое тело жестким накрахмаленным полотенцем.
— А что тебе Митя?
— Ревнуешь? — Стадникова выключила воду и посмотрела на Бориса Дмитриевича. — Старый хрыч…
Гольцман быстро взглянул на себя в зеркало. Втянул живот, расправил плечи, переступил с ноги на ногу.
— Ты чего? — усмехнулась Ольга.
— Я? Ничего… А что такое?
— Танцуешь так смешно…
Борис Дмитриевич не удержался от еще одного взгляда в зеркало. На этот раз ему и впрямь показалось, что живот мог быть и поменьше, а бицепсы — чуть более очерченными. Снова кольнуло в печени.
— Да перестань ты на себя любоваться, — сказала Ольга. — Все равно лучше, чем есть, уже не станешь…
Гольцман резко повернулся и схватил Ольгу за грудь. Это получилось у него неловко. Кажется, вместо того, чтобы изобразить небрежную, игривую ласку, он причинил женщине боль.
— Отстань! Ты что, Боря, совсем уже? Что за прихваты? Тебе мало, что ли? Я — все. Я больше уже не хочу… Завязывай, Боря.
Борис Дмитриевич убрал руку.
— Ладно, как скажешь. Никто тебя насиловать не собирается. Мы же интеллигентные люди, правда? Подождем до вечера. Хотя и трудно.
— До вечера? А ты домой разве не собираешься?
— Если будешь настаивать, я, конечно, поеду домой. А если разрешишь остаться, то…
— Разрешу, Боря, о чем ты? Только вот как жена твоя? Не будет скандалить?
— Не будет. С женой у нас паритет.
— В каком смысле?
— Да разводимся мы, Оленька. Как говорили в дни моей молодости, «любовь ушла, завяли помидоры».
— Серьезно?
Ольга поставила одну ногу на край ванны и замерла.
— Вполне, — скромно ответил Гольцман. — У нее свои пристрастия, у меня свои. — Он положил руку на колено Стадниковой.
— Хм… Ну, это мы еще обсудим, — сказала Ольга. — Конечно, оставайся… Мне одной, сам знаешь… Все не могу привыкнуть.
— Ладно. Пошли по кофейку, что ли.
Ольга накинула халат, Гольцман натянул спортивный костюм, и они направились в кухню.
Когда выпили по первой чашке, Стадникова вопросительно посмотрела на Бориса Дмитриевича.
— Ты чего? — спросил Гольцман.
— Мы о делах вроде собирались поговорить. Как там наши финансы? Каков расклад?
— Нормальный расклад, Оля. Я же тебе говорил про фонд.
— Ну, говорил. Только я ничего не поняла.
Гольцман встал и налил себе и Ольге по новой порции кофе.
— Понимаешь, не понимаешь — не важно. Я предлагаю тебе стать его президентом.
— Президентом чего?
— Не валяй дурака. Президентом фонда «Город».
— Зачем?
— Затем, что мне нужен президент. Я не могу все на себя взваливать. А кроме того, ты, как вдова Лекова…
— О господи! Сколько можно!
— Сколько нужно, столько и можно. Тебе деньги нужны?
— Нужны.
— Вот. А деньги, милая моя, надо зарабатывать. Они с неба ни на кого не падают.
— Это ясно.
— А раз тебе ясно, говори — будешь в фонде работать?
— Ха! Так я же ничего в этом не понимаю!
— Тебе ничего и не надо понимать. Там вообще делать нечего. К тебе будут приходить люди, приносить разные проекты и просить под них денег. А ты будешь рассматривать эти проекты. Вместе со мной, конечно. И мы вместе будем решать, как и что делать.
— А откуда у нас на все это деньги?
— От инвесторов. Например, от западных фирм — тех, что желают принять участие в судьбе нашего города, в подъеме культурной жизни северной столицы, если выражаться пафосно. Местные инвесторы, кстати, тоже есть…
— Бандиты, что ли?
— Ну, бандиты. А что?
— Да нет, мне по фигу. Только скажи, а не стремно с ними работать?
— Оленька! Сейчас так все смешалось… Как сказал поэт, «смешались в кучу кони, люди…» С ними работать не более стремно, как ты выражаешься, чем с любым другим партнером. Потому что если партнеру что-то не нравится, он идет к тем же бандитам за помощью. А мы с ними напрямую работаем. Понимаешь? Это намного безопасней. Потому что теперь уже они от нас будут зависеть.
— То есть ты, Боря, крестный отец?
— Оля! Не путай кино с жизнью. В жизни все буднично и скучновато. За исключением способов тратить деньги. А этой романтики, этих оленьих глаз Аль Пачино и в помине нет.
— Конечно. Стоит только муженька моего вспомнить.
— Вот именно. Рок-герой. Кстати, давай и на эту тему поговорим.
— А что, есть новости?
— Есть темы. Надо обсудить.
— Ну что же, обсуждай.
— Смотри. Месяца через два можно провести Лековский фестиваль.
— О боже…
— Перестань, Оля. Дело хорошее. Народ-то его любил и любит. Особенно сейчас. У нас вообще любят покойников. Чтобы тебя по-настоящему признали, надо умереть.
— Это точно, страна некрофилов. Еще Гоголь заметил.
— Вот! А фестиваль можно провести шикарный. Выпустим видео-аудиопродукцию. Сделаем книгу — собрание песен, нот. Плакаты, футболки… Представляешь, что все это для нас значит?
