Плавучий город - ван Ластбадер Эрик (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
— Посадить меня не сможешь, что ты предъявишь? У тебя на меня ничего нет...
Каким-то чудом незнакомцу удалось вырваться из стальных объятий Кроукера. Он выхватил из сумочки малокалиберный пистолет и нажал на курок. Плечо Кроукера вспыхнуло огнем, но он все же сумел отвести от себя дуло; незнакомец сильно ударил его по ребрам, а потом в пах. Он был крепок и неплохо знал приемы уличной борьбы.
Кроукера пронзила сильная боль, и он сломал запястье незнакомца в тот самый момент, когда тот хотел ударить его по почкам, потом полоснул стальными ногтями по его лицу, содрав кожу и мясо с его щеки. Затем как можно глубже вонзил свои ногти в шею незнакомца. Что-то хрустнуло... и Кроукер отключился.
Когда он пришел в себя, то увидел перед собой полисмена. Он был молод и страшно испуган.
— Не двигайтесь, — проговорил он. — Вы ранены, потеряли много крови. Полицейская скорая помощь уже вызвана.
Кроукер, несмотря на предостережения полисмена, все же с трудом поднялся и увидел, что незнакомец мертв. В ушах его прозвучали слова Бэда Клэмса: «Не пытайся перейти мне дорогу в Лондоне или еще где-нибудь, ты понял, сука, кончай это дело, или я найду тебя и растопчу», раздался вой сирены скорой помощи — и Кроукер опять потерял сознание.
— Тати мертв.
Главный инспектор Ван Кьет взглянул на Николаса.
— Черт! Что случилось?
— Сейко. Стрелой из лука она пронзила ему сердце.
Ван Кьет стукнул ладонями по столу и вскочил на ноги.
— Вот сука! Я говорил Тати, чтобы он не доверял ей. Где она? Я должен ее допросить.
— Она тоже мертва. Карма. — Николас знал, что Ван Кьет никогда не любил Сейко и старался не показывать этому человеку, как ему тяжело. В конце концов, скорбь — это его личное дело. Поэтому он только спросил: — Вы не верите в карму?
— Уже нет, — устало ответил Ван Кьет. — Я слишком долго общался с американцами. — Он посмотрел на Николаса. — Но Тати, очевидно, доказал свою невиновность. Он узнал якудзу, который требовал тело Винсента Тиня. — Затем, тщательно изучив выражение лица Николаса, Ван Кьет продолжал: — Он показал вам копии фотографий, которые я дал ему?
— Нет, — ответил Николас и почувствовал, что его охватывает страх.
Кабинет Ван Кьета был завален до отказа. От досье папок, плакатов с описаниями преступников внутри межведомственной корреспонденции рябило в глазах. Холодильника в кабинете не было, поэтому в помещении стоял запах несвежей пищи, пахло крепким мужским потом. Ван Кьет начал рыться в огромной стопке бумаг, с ловкостью фокусника вытащил из самой середины папку, не потревожив соседних документов, раскрыл ее и протянул Николасу три черно-белые фотографии, сделанные в полиции. На них был запечатлен якудза лет двадцати с лишком. На одной фотографии он входил в салон массажного кабинета. На другой был раздет до пояса. На третьей лежал навзничь на мате, а над ним склонилась обнаженная женщина.
Пристально вглядевшись в ирезуми, татуировку якудзы, Николас сказал:
— Этот человек принадлежит к Ямаути, клану Тати. Татуировка якудзы заменяет его подпись.
— Но снимки сделаны прошлой зимой, еще до того, как Тати стал оябуном клана Ямаути, — с сомнением проговорил Ван Кьет.
— Верно, но, по словам Сейко, Тати уже тогда был в Токио и вошел в доверие к Томоо Кодзо. В то время он представлял интересы Ямаути в Юго-Восточной Азии.
— Иными словами, его мог послать Тати. — Ван Кьет казался очень огорченным.
Николас кивнул.
— Вполне вероятно, что Тати знал этого человека, — сказал он, убирая снимки в папку, и подумал о том, что Сейко говорила про Тати правду. Но в то же время ему казалось, что, будь у Тати больше времени, он в конце концов признался бы, что причастен к заговору с целью убить его. Во всяком случае, Николасу очень хотелось верить, что их дружба одержала бы верх над прагматичностью Тати. Но, возможно, он лишь принимал желаемое за действительное. Николас взглянул на Ван Кьета.
— Вы готовы рассказать мне, кто убил Винсента Тиня?
Ван Кьет кивнул.
— Разумеется. Мне уже нечего терять. Я доверяю вам и знаю, что вы сохраните мое сообщение в тайне. Это был Рок. Тинь думал, что сможет проникнуть в Плавучий город и стать партнером Рока. Вот тот и наказал Тиня за излишнюю самонадеянность.
За окнами шумел Сайгон. Музыка и рев клаксонов, громкие голоса и выхлопы автомобильных двигателей, сливаясь в один концерт, непрерывно гремели в воздухе.
— Все, как раньше, — вздохнул Николас. — И днем и ночью, ничего не изменилось!
— Нет, — ответил Ван Кьет, — вы не правы, в городе все меняется с каждым днем. Здесь все больше японцев, американцев, корейцев, тайцев. Предприниматели и их посредники, агенты, юристы — они наводнили Сайгон и лезут из кожи вон, чтобы захватить наш рынок.
— В ваших словах звучит горечь.
— А чему мне радоваться? — Ван Кьет уставился в окно, засиженное мухами, потом продолжил: — Раньше нам приходилось бороться с энцефалитом, желтой лихорадкой и менингитом, теперь к этим болезням добавился спид и гепатит. Наша культура все время подвергается влиянию Запада, от нее уже почти ничего не осталось. В нашем доме снова хозяйничают чужаки. Они клянутся, будто лучше нас знают, в чем наше счастье. Партия, которая руководила нами, развалилась, а капиталисты насквозь коррумпированы. Не знаешь теперь, кому и верить. Прошу прощения, если я оскорбил ваш слух моими словами.
— Не надо извиняться. Пойдемте пообедаем и выпьем.
Они пришли в «Ми Кань», один из многочисленных плавучих ресторанов на реке Сайгон. Это был неудачный выбор: он напомнил Николасу его путешествие на лодке с Бэй, злополучную попытку прорваться в туннели Ку Чи.
Отражения городских огней плясали по воде, как корабли-призраки; время от времени их разрезали надвое их настоящие двойники. Весь этот мерцающий блеск представился, однако, Николасу довольно грустным зрелищем. Несмотря на прилив капитала в Сайгон, город по-прежнему представлял собой не более чем заштатный уголок третьего мира. Лихорадочное стремление стать центром всеобщего притяжения благодаря дешевизне рабочих рук и свободному рынку разбивалось о неумение наладить даже самый примитивный сервис, доступный в любом городе мира.
Николас вспомнил о покойной Бэй и о маленькой девочке-проститутке, предложившей себя ему и Тати в Храме Китов. Каким-то образом эти две женщины олицетворяли в его представлении несбывшиеся надежды здешнего народа, ошеломленного историческими предательствами и резкими переменами в идеологии и экономике. Сайгон сам был плавучим городом, отрезанным и от вьетнамской традиции и от коммунистической идеологии, которая многим здесь казалась лицемерной; зараженным чужеземной алчностью и похотью, разъедавшими его и без того неустойчивую инфраструктуру. Бизнес уцелеет и даже будет процветать — в этом он не сомневался. Но как быть с народом? Сохранит ли он свою самобытность, выживет ли вообще?
Мрачный, с покрасневшими от ненависти и усталости глазами, Ван Кьет не произнес ни слова, пока не выпил спиртного. Потом сплюнул за борт судна и проговорил:
— Сегодня ночью обязательно пристрелю какого-нибудь подонка, пусть валяется в крови и пыли... нет у меня теперь ни к кому никакой жалости, все время вижу Тати со стрелой, торчащей в спине...
Николас дал Ван Кьету выговориться, ибо именно в этом он сейчас больше всего нуждался. Ван Кьет был неистовый человек, подверженный необузданным вспышкам гнева, который сжигал его изнутри. Огонь ярости немного ослабевал, когда он нажимал на курок пистолета. Цивилизация почти не коснулась его, ибо Вьетнам всегда был и оставался страной воинов. Хотя внешне эта страна и стремилась к цивилизации, но так и не смогла ее достичь. Она возникла на крови покоренных туземцев, соседних камбоджийцев и лаосцев. Здесь привыкли воевать, и трудно было надеяться, что мир во Вьетнаме может воцариться надолго, а Ван Кьет был истинным вьетнамцем, всегда готовым к борьбе и мести.
