Царица Проклятых - Райс Энн (версия книг txt) 📗
Она замолчала – взор ее затуманился, брови сошлись на переносице, в глазах стояли слезы. Способность, о которой она говорила, была мне известна, но я мало что о ней знал. Мне так хотелось ее утешить, но едва я потянулся, чтобы обнять ее, она знаком приказала мне оставаться на месте.
– Я забывала, кто я и где я, – продолжала она. – Я превращалась в того, чей голос выбирала, – иногда на целые годы. А потом возвращался кошмар, осознание того, что я всего лишь не способное двигаться, бесполезное существо, обреченное вечно восседать в золотом храме! Ты можешь представить себе, как ужасно вдруг очнуться и осознать, что все увиденное и услышанное тобою – просто иллюзия, взгляд на чужую жизнь со стороны? Я возвращалась обратно. Я опять становилась тем, что ты видел перед собой, – идолом с сердцем и мозгом.
Я кивнул. Когда несколько столетий тому назад я увидел ее впервые, мне вдруг показалось, что в ее теле заперты невыразимые страдания. Я вообразил агонию, которая ничем себя не проявляет. И был прав.
– Я знал, что он держит тебя там, – сказал я, имея в виду теперь уже уничтоженного, не существующего Энкила. Падшего идола. Я вспоминал тот момент в храме, когда я пил ее кровь, а он подошел, чтобы вернуть ее обратно, и чуть было не прикончил меня на месте. Сознавал ли он, что делает? Неужели к тому моменту рассудок уже покинул его?
Она только улыбнулась в ответ. Она устремила взор в темноту. Опять пошел снег, кружась в волшебном вихре, отражая свет луны и звезд, рассеивая его по всему миру.
– Все это было предначертано, – наконец сказала она. – Я должна была пройти через все эти годы, чтобы стать еще более могущественной – такой, что никто… никто не сравнится со мной. – Она замолчала. На мгновение показалось, что ее убежденность дрогнула. Но она опять набралась уверенности. – В конце он стал всего лишь орудием, мой бедный возлюбленный царь, мой спутник в агонии. Да, рассудок покинул его. И я его не уничтожила, нет. Я приняла в себя то, что от него осталось. Временами я становилась такой же опустевшей, безмолвной, лишенной воли и даже способности видеть сны, как и он. Только ему было уже не вернуться. Пред ним уже предстали последние видения. Он стал бесполезен. Он умер смертью бога, потому что я стала еще сильнее. И все было предначертано, мой принц. Предначертано от начала до конца.
– Но как? И кем?
– Кем? – Она снова улыбнулась. – Разве ты не понял? Не нужно далеко ходить, чтобы увидеть первопричину. Я – завершение, а теперь, начиная с этого момента, стану первопричиной. Теперь никто и ничто меня не остановит. – Ее лицо на миг ожесточилось. И вновь я почувствовал, что она колеблется. – Древние проклятия ничего не значат. В безмолвии я приобрела такое могущество, что ни одна сила природы не сможет причинить мне вред. Даже те, кто принадлежит к Первому Поколению, не причинят мне вреда, хотя они и строят против меня заговор. Мне было суждено все эти годы ждать твоего прихода.
– Как же я все изменил?
Она подошла на шаг ближе и обвила меня рукой, показавшейся мягкой на ощупь, совсем не такой, как на самом деле. Мы стояли рядом, как самые обычные существа, и она казалась мне неописуемо красивой, чистой, принадлежащей к другому миру. Я снова почувствовал ужасную тягу к крови. Хотелось склониться над ней, поцеловать ее горло, обладать ею, как я обладал тысячами смертных женщин… Но она была богиней, наделенной неизмеримым могуществом. Страсть моя продолжала расти, становилась всепоглощающей.
Она опять прижала палец к моим губам, словно приказывая не двигаться.
– Помнишь те времена, когда ты был еще мальчиком и жил здесь? – спросила она. – Когда ты умолял отпустить тебя в монастырскую школу. Помнишь, чему учили тебя братья? Помнишь молитвы и песнопения, часы, проведенные за работой в библиотеке, и часы, проведенные за уединенной молитвой в часовне?
– Конечно помню. – К глазам опять подступили слезы. Я так живо представил себе монастырскую библиотеку, монахов, которые учили меня и верили, что я могу стать священником. Я увидел холодную маленькую келью с деревянной койкой; здание монастыря и окутанный розовой тенью сад. Господи, я не хотел сейчас думать о тех временах! Но есть вещи, которые не забываются.
– Помнишь то утро, когда ты пошел в часовню, – продолжала она, – встал на колени на голый мраморный пол, скрестил руки и сказал Богу, что сделаешь все, что угодно, лишь бы он помог тебе стать хорошим?
– Да, хорошим… – Теперь уже в моем голосе появилась нотка горечи.
– Ты сказал, что готов пройти через мученичество и невыразимые пытки, если только они дадут тебе возможность стать хорошим.
– Да, помню. – Я увидел старых святых; услышал гимны, которые разбили мне сердце. Я вспомнил то утро, когда мои братья явились, чтобы забрать меня домой, а я на коленях умолял их позволить мне остаться.
– А потом, когда ты уже лишился невинности и отправился в Париж, ты стремился к тому же; танцуя и распевая песни для бульварной толпы, ты хотел делать что-то хорошее.
– Так и было, – сказал я. – Доставлять им радость означало творить добро, и мне это удавалось.
– Да, радость, – прошептала она.
– Я так и не смог объяснить Николя – ты знаешь, что он был моим другом, – почему так важно… верить в концепцию добра, даже если мы придумываем ее сами. Но ведь на самом деле мы ее не выдумываем – она существует, правда?
– О да, существует. Существует, потому что мы ее изобрели.
Меня охватила грусть. Я не мог вымолвить ни слова. Я смотрел, как падает снег. Я сжал ее руку и почувствовал, что она целует меня в щеку.
– Ты был рожден для меня, мой принц, – сказала она. – Ты преодолел все испытания и закалился. Твой приход в спальню матери в стремлении увлечь ее в мир бессмертных был лишь предзнаменованием моего пробуждения. Я твоя истинная Мать, Мать, которая никогда тебя не отвергнет, я тоже умерла и возродилась. Все религии мира воспевают нас с тобой, мой принц.
– Но почему? – спросил я. – Разве такое возможно?
– Но ведь ты и сам знаешь. Знаешь! – Она забрала у меня шпагу и медленно осмотрела старый ремень, проведя им по ладони правой руки. Потом бросила шпагу в ржавую кучу – последние останки моей смертной жизни. И, словно подхваченные ветром, все эти вещи постепенно разлетелись по заснеженному полу, пока не исчезли совсем.
– Отбрось прежние иллюзии, – сказала она. – Свои сдерживающие факторы. В них теперь не больше пользы, чем в этом старом оружии. Вдвоем мы превратим мифы в реальность.
Меня пронзил холод, мрачный холод недоверия и смятения; но ее красота помогла мне справиться с ним.
– Стоя на коленях в часовне, ты хотел быть святым, – сказала она. – Теперь же ты станешь богом. Вместе со мной.
С моих губ готовы были сорваться слова протеста. Мне было страшно. Я весь был во власти мрачных предчувствий. Что имела она в виду?
Но тут я почувствовал, что она обхватила меня рукой, и сквозь разбитую крышу мы взмыли вверх, поднялись высоко над башей. Яростный ветер врезался в веки. Я повернулся к ней, правой рукой обнял ее за талию и положил голову ей на плечо.
Ее тихий голос шепнул мне, что нужно спать. Пройдут часы, прежде чем в той стране, куда мы направляемся – на месте первого урока, – сядет солнце.
Урока? Я прижался к ней и внезапно опять заплакал – я плакал, потому что заблудился и мне больше не у кого было искать помощи и защиты. И я был в ужасе от того, что она может у меня попросить.
