Восьмой грех - Ванденберг Филипп (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
Незнакомец начал вдруг проявлять к Мальбергу интерес.
— Вам знакомо содержание этой книги? — спросил он.
— Да. То есть… нет. Я лишь приблизительно знаю, о чем говорится в книге.
— Ах вот как! — Мужчина задумчиво улыбнулся. Это не было радостью, скорее ощущением превосходства. Продолжая наблюдать за торгами, он шутливо добавил: — Тогда вы знаете больше меня.
Мальберг почувствовал, что его ни во что не ставят. Мужчина явно не воспринимал его всерьез. Мальберг наклонился к нему и шепотом произнес:
— Лишь немногие библиофилы, даже не эксперты, вообще знают о существовании этой книги Грегора Менделя. Вероятно, она относится к величайшим произведениям, которые когда-либо были написаны. Но поскольку «Peccatum Octavum» считалась утерянной и к тому же была написана зашифрованным текстом, то канула в небытие. Неудивительно, что книга и ее содержание вызвали столько слухов. Но это вам и самому, вероятно, известно. Все газеты кричат об этом.
— Нет, нет! — Бледный мужчина был удивлен. — Вы, я вижу, знакомы с предметом не понаслышке. Остается только гадать, откуда вы все это знаете.
Теперь настала очередь Мальберга. Задумчиво улыбаясь, с легкой надменностью во взгляде он ответил:
— Я изучал библиотековедение и написал дипломную работу на тему забытых памятников мировой литературы. К ним также относится и книга Грегора Менделя «Peccatum Octavum». Я и предположить не мог, что где-то сохранился экземпляр этого выдающегося произведения.
Время близилось к обеду. Тихая беседа на заднем ряду вызвала недовольство в зале.
— Не окажете ли мне любезность отобедать вместе со мной?
Учтивое обращение незнакомца не осталось незамеченным Мальбергом.
— С удовольствием, — не раздумывая ни секунды, ответил Лукас и даже не подозревал, как круто изменится после этого его жизнь.
Расположенное рядом бистро отличалось холодностью интерьера и будничностью постмодернистской архитектуры, но оно славилось средиземноморской кухней.
После того как ловкий официант порекомендовал им пасту и жаренную на гриле золотую макрель, незнакомец снова вернулся к теме разговора.
— Значит, вы считаете, что будет нелегко прочитать книгу, написанную таким странным шифром? — осведомился он.
— Конечно нет. Но насколько я помню, Фридрих Франц, монах из аббатства Святого Томаса в Брюнне, в одной из своих работ ссылался на эту таинственную книгу Грегора Менделя. Также он писал о содержании книги и о ключе к шифру. Очевидно, большинство братьев из этого аббатства не знали о результатах исследований ученого.
— Вам известно значение названия этой книги? — Незнакомец самодовольно улыбнулся.
— Откровенно говоря, нет.
— Тогда мне нужно кое-что объяснить!
Мальберг не смог сдержать любопытства:
— Я весь внимание!
Незнакомец принял позу проповедника и, сделав театральное движение рукой, приступил к рассказу:
— Богословская теория морали называет нам семь основных грехов: гордыня, алчность, невежество, [35] чревоугодие, зависть, гнев, уныние. У Матфея в двенадцатой главе Иисус говорит: «Всякий грех и хула простятся человекам». [36] Но другой евангелист называет и восьмой грех — грех против Святого Духа. И этот грех, как говорил Иисус, не простится ни на этом, ни на том свете.
Мальберг долго, испытующе смотрел на незнакомца.
— Вы теолог, — наконец сказал Лукас.
— Как вы догадались?
— Вы употребляете формулировки, которые характерны только для теологов.
Незнакомец лишь пожал плечами:
— Столетиями теологи гадали, что же это за восьмой грех против Святого Духа. Я уверен, Грегор Мендель ответил на этот вопрос в своей книге.
— Насколько я знаю, — сказал Мальберг, — в Библии Святой Дух ратует за познавание. И Мендель открыл то, чего лучше бы и не открывал. Поэтому папство и запретило книгу. Очень странным человеком был этот Грегор Мендель. Вы не находите?
— Да, разумеется. Но для его странности, видимо, были веские причины. Вы же знаете, что при жизни Грегора Менделя так и не признали открывателем биологических законов наследственности. Только спустя годы после его смерти вновь заговорили о взаимосвязи между основами эволюционной биологии и законами человеческой наследственности. Мендель чувствовал себя отвергнутым, непонятым и поэтому долго хранил свое великое открытие для себя, а позже написал книгу, которую хотел распространить среди немногих посвященных.
Незнакомец с бледным лицом уже давно закончил трапезу. Он наблюдал, как Мальберг реагирует на его речь, будто хотел доверить ему тайну. Наконец со всей серьезностью он спросил:
— Вы могли бы расшифровать текст книги? О цене мы с вами, безусловно, договоримся. За безупречную работу по расшифровке кода, в зависимости, конечно, от материальных затрат, я мог бы предложить сто тысяч евро.
Сто тысяч евро! Мальберг пытался сохранять спокойствие. Разумеется, он давно писал свою дипломную работу, но еще помнил, что Фридрих Франц в своем исследовании упоминал один трюк, который использовал Мендель. При написании книги на немецком языке ученый заменил латинский алфавит греческим. Такая криптография часто использовалась во времена Ренессанса.
— Правда, — снова заговорил незнакомец, пока Мальберг думал над системой шифра, — вы должны будете выполнить свою работу в замке Лаенфельс, расположенном на берегу Рейна.
В голове Мальберга взревела сирена. Неужели этот бледный тип упомянул о замке Лаенфельс? Замок, у стен которого таинственно погиб монсеньор Соффичи? Мозг Мальберга лихорадочно работал: «Замок Лаенфельс, замок с загадочным символом над входом? Символом, который изображен на медальоне Марлены?»
Лукас чувствовал бешеное биение сердца, стук которого отдавался в ушах, и отсутствующе смотрел на ослепительно белую скатерть. Что бы это все могло значить? Ситуация, в которую он попал, не могла произойти случайно.
— Вы должны попять, — продолжал незнакомец, — я не могу отдать драгоценную книгу в руки первому встречному.
— Конечно нет, — смущенно залепетал Мальберг. Он не знал, как вести себя в подобной ситуации. Просто отказаться было, очевидно, не лучшим решением. Он должен как минимум узнать что-нибудь об этом человеке. Но возник еще и другой вопрос: знает ли незнакомец Мальберга? «Маловероятно, — подумал Лукас. — Я сам заговорил с ним. И поначалу этот тип даже не хотел говорить со мной».
— Когда вы сможете приступить? — не дожидаясь согласия Мальберга, спросил новый владелец загадочной книги. Похоже, он куда-то торопился.
Лукас почесал подбородок, будто вспоминал график встреч на следующую неделю. В действительности он был слишком поражен происходящим, чтобы так быстро дать ответ. Он уже хотел и вовсе отказаться, поскольку не мог предположить, что его ждет. С другой стороны, у него появилась возможность распутать наконец дело Марлены.
Лукас чувствовал на себе пронзительный взгляд теолога и не решался посмотреть ему в глаза. Когда к ним подошел официант, чтобы забрать грязную посуду, Мальберг облегченно вздохнул.
— Вы мне не доверяете, — сказал мужчина, прервав молчание. — Я не могу вас в этом винить.
Но Мальберг хотел объясниться. Не потому что слова незнакомца попали в точку — скорее из вежливости и чтобы хоть как-то оправдать свое беспомощное молчание. Однако этого не случилось. Незнакомец достал кейс, который во время обеда он поставил между ног, положил его на стол и открыл.
Мальберг округлившимися глазами смотрел на содержимое кейса — наверняка там было полмиллиона евро: купюры достоинством в пятьсот евро были собраны в пачки по десять тысяч евро, на которых стояли печати немецкого банка.
Незнакомец вынул двадцать тысяч евро и придвинул их к Лукасу через стол:
— Пусть это будет авансом за предстоящую работу.
— Но вы же меня совершенно не знаете, — сказал, заикаясь, Мальберг и оглянулся по сторонам. Подчиняясь интуиции, Лукас с небольшим опозданием добавил: — Меня зовут Андреас Вальтер.
35
Автор вместо похоти назвал невежество, хотя оно не является смертным грехом. Невежество считается корнем всего зла в буддизме.
36
Цитата из Евангелия от Матфея звучит полностью так (глава 12): «Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам» (31 стих); «Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (32 стих).