Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста) - Стокер Брэм (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
В его тоне звучала жестокая насмешка, которая, казалось, смутно ужаснула ее.
— После смерти… — запнулась она.
— Да, после смерти! — повторил он сумрачно. — Так как будущая жизнь есть; ваша мать знает это.
Восклицание вырвалось у нее; она испуганно устремила на него глаза.
— Прекрасная леди, — продолжал он, — ваша мать была, подобно вам, сластолюбива. Она, подобно вам, решила следовать обычаю: как только «слепое» или добровольное доверие ее мужа было приобретено, она выбрала не одного любовника, но многих. Вы знаете ее конец? В написанных, но не правильно понимаемых законах Природы больное тело есть естественное выражение больного духа; ее лицо в ее последние дни было отражением ее души. Вы содрогаетесь! Между тем зло, что было в ней, есть также в вас; оно заражает вашу кровь медленно, но верно, и если у вас нет веры в Бога, чтоб излечить эту болезнь, она сделает свое дело даже в последний момент, когда смерть схватит вас за горло и остановит ваше дыхание. Улыбка на ваших ледяных губах будет тогда, поверьте мне, улыбкой не святой, но грешницы. Смерть никогда не обманешь, хотя жизнь обмануть можно. А потом… Я опять спрашиваю: будете ли вы любить меня?.. когда вы узнаете, кто я?
Я сам испугался его манеры, с какой был предложен его странный вопрос. Я видел, как она умоляюще простерла к нему руки и, казалось, дрожала.
— Когда я узнаю, кто вы! — повторила она удивленно. — Разве я не знаю? Вы Лючио Риманец — моя любовь, моя любовь, чей голос — моя музыка, чью красоту я обожаю, чьи взгляды — мое небо!..
— И ад! — прервал он с тихим смехом. — Идите сюда!
Она приблизилась к нему с горячностью, но, тем не менее, нерешительно. Он указал на землю; я видел, как редкостный голубой бриллиант, который он всегда носил на правой руке, горел, как пламя, в лунных лучах.
— Если вы меня так любите, — сказал он, — то опуститесь на колени и поклонитесь мне.
Она упала на колени и сложила руки. Я боролся, чтоб двинуться, заговорить, но какая-то непреодолимая сила держала меня немым и недвижимым. Свет от цветных стекол окна падал на ее лицо, выставляя его красоту, озаренную улыбкой полного упоения.
— Каждым фибром моего существа я поклоняюсь вам! — страстно шептала она. — Мой царь, мой бог! Те жестокости, что вы мне говорите, только усиливают мою любовь к вам; вы можете убить меня, но не можете изменить меня! За один поцелуй ваших губ я бы отдала жизнь, за одно ваше объятие я б отдала душу…
— Есть ли у вас душа, чтоб отдать ее, — спросил он насмешливо, — не отдана ли она уже? Вы должны вначале удостовериться в этом. Стойте, где вы стоите, и дайте мне посмотреть на вас. Так! Женщина, носящая имя мужа, пользующаяся честью мужа, одетая в платье, купленное на деньги мужа, и оставляющая спящего мужа, чтоб обесчестить его и осквернить себя самым вульгарным распутством! И это все, что культура цивилизации девятнадцатого века может сделать для вас! Я лично предпочитаю варварский обычай старых времен, когда грубые дикари дрались за своих женщин, как они дрались за свой рогатый скот, обращались с ними, как со скотом, и держали их на своих местах, никогда не помышляя ожидать от них таких добродетелей, как правда и честь. Если б женщины были чисты и честны, тогда потерянное счастие мира могло бы вернуться к нему, но большинство из них, подобно вам, — лгуньи, претендующие быть не тем, что они есть. Вы говорите: я могу делать с вами, что хочу, — мучить вас, убить вас, опозорить вас в глазах общества и проклясть вас перед небом, если только я полюблю вас! Все это мелодраматические слова, а я никогда не был охотником до мелодрамы. Я не стану ни убивать вас, ни позорить вас, ни проклинать вас, ни любить вас — я просто позову вашего мужа!
Я двинулся из своего убежища, затем остановился. Она вскочила на ноги в безумной страсти гнева и стыда.
— Вы не посмеете! — задыхалась она. — Вы не посмеете так… унизить меня!
— Унизить вас? — повторил он презрительно. — Это замечание приходит слишком поздно, когда вы уже унизили себя!
Но она теперь была возбуждена.
Проснулись вся необузданность и упрямство ее натуры, и она стояла, как какое-нибудь прекрасное дикое животное, отчаянно защищающееся, дрожа всем телом от волнения.
— Вы отталкиваете меня, вы презираете меня? — задыхаясь, гневно шептала она. — Вы делаете насмешку из моей сердечной тоски и отчаяния, но вы пострадаете за это! Я вам пара, я вам равная! Вы не должны отвергать меня во второй раз! Вы спрашиваете: любила ли бы я вас, если б знала, кто вы? Вам доставляет удовольствие делать тайны, но у меня нет тайн. Я женщина, которая любит вас со всей страстью жизни, и я скорее убью себя и вас, чем стану жить, зная, что напрасно молила вас о любви. Вы думаете, что я пришла неподготовленной? Нет! И она внезапно выхватила спрятанный на груди короткий стальной кинжал с рукояткой, украшенной драгоценными каменьями. Я узнал, что это был один из подарков к свадьбе.
— Любите меня, или я паду мертвая здесь, у ваших ног, и крикну Джеффри, что вы убили меня!
Она подняла оружие. Я почти прыгнул вперед, но быстро отступил назад, увидев, что Лючио схватил руку, державшую кинжал, и с силой опустил ее, затем, вырвав у нее оружие, он разломал его и бросил куски на пол.
— Ваше место на сцене, сударыня! — сказал он. — Вы были бы главным мимом в какомнибудь первоклассном театре. Вы бы украсили подмостки, увлекали бы толпу, имели бы, сколько хотели, любовников, как сценических, так и частных, были бы приглашены играть в Виндзор, получили бы бриллианты от королевы и записали бы свое имя в ее альбом автографов. Это была бы, несомненно, ваша великая карьера: вы родились для нее, сотворены для нее. У вас была бы такая же распутная душа, как теперь, но что из этого! Мимы не подлежат целомудрию!
Тем временем, когда он сломал кинжал и говорил ей с чрезмерной горечью, он оттолкнул ее на несколько шагов от себя, и она стояла, бездыханная и белая от злости, смотря на него со страстью и с ужасом. С минуту она молчала, потом, медленно подойдя с кошачьей гибкостью движений, с той грацией, какой она славилась на всю Англию, она сказала умышленно размеренным тоном:
— Лючио Риманец, я перенесла ваши оскорбления, как я бы перенесла смерть от ваших рук, потому что я люблю вас! Вы ненавидите меня, вы говорите, что отталкиваете меня, — я все еще люблю вас! Вы не можете бросить меня: я ваша! Вы должны любить меня, или я умру — одно из двух. Я даю вам время для размышления — весь завтрашний день; любите меня, отдайтесь мне, будьте моим любовником, и я буду играть комедию в общественной жизни так же хорошо, как другие женщины, так хорошо, что мой муж никогда не узнает. Но если вы снова откажетесь от меня, как вы отказались теперь, я уничтожу себя. Я не играю, я говорю спокойно и с убеждением; и то, что я говорю, то и делаю.
— Неужели? — холодно сказал Лючио. — Позвольте мне поздравить вас! Мало женщин достигают такой последовательности!
— Я хочу покончить с этой жизнью, — продолжала она, не обращая никакого внимания на его слова. — Я не могу существовать без вашей любви, Лючио. — Ее голос дрогнул мрачным пафосом. — Я жажду поцелуев ваших губ, объятия ваших рук! Знаете ли вы, думаете ли вы когда-нибудь о вашей силе? Жестокой, ужасной силе ваших глаз, ваших слов, вашей улыбки, красоты, которая делает вас более похожим на ангела, чем на человека! Был ли когда-либо такой человек, как вы!
Когда она сказала это, он взглянул на нее со слабой улыбкой.
— Когда вы говорите, я слышу музыку; когда вы поете, мне кажется, я понимаю, какими должны быть небесные мелодия поэтов; наверное, вы знаете, что сами ваши взоры — сети для пылкой, слабой женской души. Лючио! — И, ободренная его молчанием, она приблизилась к нему. — Вы встретите меня завтра на лугу, около коттеджа Мэвис Клер…
Он вздрогнул, как если б его укололи, но не проронил ни слова.
— Я слышала все, что вы ей говорили прошлым вечером, — продолжала она, подходя еще на шаг ближе к нему. — Я следовала за вами, и я слушала. Я почти обезумела от ревности. Я думала, я боялась, что вы любите ее, но я ошиблась. Я никогда ни за что не благодарила Бога, но в этот вечер я благодарила Его за то, что я ошиблась. Она не для вас, я для вас! Встретьте меня у ее дома, где цветет большое розовое дерево с белыми розами; сорвите одну — одну из этих маленьких осенних роз, и дайте ее мне: я пойму это как знак, что я могу прийти к вам завтра ночью, чтоб быть не проклинаемой или отталкиваемой, но любимой, любимой. Ах, Лючно! Обещайте мне! Одну маленькую розу! Символ любви на один час! Потом пусть я умру; я бы имела все, что я прошу от жизни!
