Темная любовь (антология) - Кинг Стивен (электронная книга .txt) 📗
Я все чаще уходил из конторы пораньше и проводил остаток дня с Кендрой в ее комнате. С дневной сиделкой она занималась разными лечебными упражнениями, но никогда не забывала нарисовать для меня что-нибудь и вручить мне рисунок с гордостью маленькой девочки, радующей своего папочку. Меня каждый раз он очень трогал, этот ее подарок, и, вопреки первоначальным сомнениям, сумею ли я быть ей мужем — не сбегу ли и не найду ли себе сильную и здоровую подругу, ведь не зря же я вытерпел всю эту пластическую хирургию, верно? — я понял, что люблю ее даже сильнее, чем раньше. Она вызывала у меня нежность, которая мне нравилась. Вновь я почувствовал, что для меня есть, пусть слабая, надежда когда-нибудь стать взрослым. Мы смотрели телевизор или я читал ей интересные газетные сообщения (ей нравились ностальгические статьи, которые иногда печатают газеты), или я просто говорил ей, как я ее люблю. "Плохо для тебя", как-то написала она на своей табличке и указала на свои парализованные ноги. И заплакала. Я час простоял перед ней на коленях, пока тени не вытянулись и не полиловели, и думал, как нелепо все обернулось. Прежде я боялся, что она бросит меня — такая молодая, такая красивая, такая волевая, использующая меня только чтобы свести счеты с матерью, — а теперь те же поводы для тревоги были у нее. Всеми способами в моем распоряжении я старался внушить ей, что никогда ее не покину, что моя любовь к ней придает моей жизни смысл и благородство, о каких я прежде понятия не имел.
Наступило жаркое лето, трава пожухла, в темных холмах позади дома по ночам полыхали пожары, будто следствие бомбового налета. И в одну из этих ночей, когда Вик отправился куда-то, а легко утомляющуюся Кендру уложили в постель, меня в моей машине поджидала Эми.
На ней были слепяще-белые очень короткие шорты и топик, в котором еле умещались ее упругие груди. Она сидела справа, держа в одной руке мартини, а в другой сигарету.
— Помнишь меня, морячок?
— А где красавчик?
— Он тебе не нравится, верно?
— Не очень.
— Он думает, что ты его боишься.
— Я и гремучих змей боюсь.
— Как поэтично! — она затянулась и выпустила струйку голубизны на фоне лунного неба. Машину я поставил в дальнем конце двора у трехместного гаража. Это был тупичок, укрытый соснами от посторонних глаз. — Я тебе больше не нравлюсь, верно?
— Нет.
— Почему?
— Я не хочу об этом говорить, Эми.
— Знаешь, чем я занималась сегодня днем?
— Чем?
— Мастурбировала.
— Рад за тебя.
— И знаешь, о ком я думала?
Я промолчал.
— Я думала о тебе. О той ночи, которую мы провели у тебя дома.
— Я люблю твою дочь, Эми.
— Я знаю, ты считаешь, что как мать я куска дерьма не стою.
— Хм! Откуда у тебя такие мысли?
— Я люблю ее по-своему. Я хочу сказать, что, возможно, я не безупречная мать, но я ее люблю.
— Вот, значит, почему ты даже губ ей не подкрашиваешь? Она в чертовом инвалидном кресле, а ты все боишься, что она оттеснит тебя в сторону.
Тут Эми меня удивила. Вместо того чтобы отрицать, она засмеялась.
— А ты проницательный, сукин сын.
— Иногда я об этом жалею.
Она откинула голову и посмотрела в открытое окно.
— И зачем они высаживались на Луну!
Я ничего не сказал.
— Испортили всю блядскую романтику. Луна была такой таинственной. Столько про нее есть мифов, и так увлекательно было думать о ней! А теперь это просто еще одна дерьмовая каменная глыба. — Она допила мартини. — Я изнываю от одиночества, Роджер. От одиночества без тебя.
— Полагаю, Вику не хотелось бы это услышать.
— У Вика есть другие женщины.
Я посмотрел на нее. Я еще никогда не видел, чтобы она действительно страдала. И меня это злобно обрадовало.
— После того что вы с Виком сделали, вы заслуживаете друг друга.
Она была быстра как молния. Выплеснула мне в лицо остатки коктейля, выскочила из машины и хлопнула дверцей.
— Подонок! Ты думаешь, я не понимаю, на что ты намекаешь? Ты думаешь, я убила Рэнди, так?
— Рэнди… и пыталась убить Кендру. Но она не умерла, как ей полагалось, когда Вик ей выстрелил в голову.
— Подонок!
— Когда-нибудь ты за это заплатишь, Эми. Обещаю тебе.
Она все еще держала бокал. И разбила его о мое ветровое стекло. По стеклу разбежалась паутина трещинок. Эми злобным шагом прошла между соснами в невидимость.
Не я коснулся этой темы. Ее коснулась Кендра. Я надеялся, что она не сообразит, кто в ту ночь проник в дом. У нее хватало трудностей, чтобы хоть как-то жить. А это только добавило бы новых трудностей.
Но она сообразила. Как-то в прохладный августовский день, когда в воздухе впервые повеяло осенью, она дала мне листок, и я подумал, что это ее ежедневная любовная записочка.
ВИК. ЧЕК. ССОРА. $
Я поглядел на записку, потом на нее.
— Я что-то не понимаю. Ты хочешь, чтобы я за что-то заплатил Вику?
Ее мечущиеся голубые глаза ответили "нет".
Я задумался. Вик. Чек. И тут до меня дошло.
— Вик получил от кого-то чек?
Мечущиеся голубые глаза сказали "да".
— Вик с кем-то ссорился из-за чека?
Да.
— С твоей матерью?
Да.
— Из-за суммы, указанной в чеке?
Да.
Тут она заплакала. И я понял, что она знает. Кто убил ее отца. И кто пытался убить ее.
В этот день я долго сидел с ней. Из-за сосен неожиданно вышел олененок. Увидев его, Кендра испустила воркующий звук. Нежный и восторженный.
Наступил звездный вечер, и в открытое окно донесся крик сипухи, а потом лай собаки или, может быть, даже койота. Она обычно засыпала, а иногда я просто рассказывал ей сказки, которые она любила слушать — про Златовласку и трех медведей или про Золушку, — сказки, как она однажды призналась мне, ни мать, ни отец никогда ей не рассказывали. Но в этот вечер я был расстроен, и, по-моему, она почувствовала это. Я хотел, чтобы она поняла, как сильно я ее люблю. Я хотел, чтобы она поняла: пусть во вселенной вообще нет справедливости, но в нашем крохотном ее уголочке справедливость есть.
В сентябре как-то в дождливый вечер пятницы в квартиру, которую Вик сохранил, чтобы ему было где встречаться с молодыми женщинами, упомянутыми Эми, вломился высокий дюжий мужчина — черный, по описанию двух соседей, мельком его видевших, — и застрелил ее хозяина. Три пули — две в мозг. Затем грабитель забрал более пяти тысяч долларов наличными и аккредитивы (через четыре дня Вик собирался отправиться провести отпуск в Европе).
Полиция, разумеется, осведомилась у Эми, как Вик последние дни вел себя. Но они не были полностью убеждены, что это простое ограбление. Полиция подозрительна, но, увы, недостаточно. И как в конце концов причиной смерти Рэнди они признали убийство ради грабежа, так в конце концов смерть Вика они тоже списали на грабеж.
В тот день, когда Эми вернулась с похорон, я приготовил для нее небольшой сюрприз — просто, чтобы показать ей, что с этих пор все будет иначе.
Утром я привез с собой парикмахершу и косметолога. Они провели с Кендрой три часа, а когда завершили свой труд, она стала такой же красивой, какой была прежде.
Мы встретили Эми у сводчатой входной двери — одетую в черное, как стало для нее привычным. Увидев Кендру, она посмотрела на меня и сказала:
— У нее жалкий вид, надеюсь, ты понимаешь? — И прошла прямо в библиотеку, где провела оставшуюся половину дня, хлеща виски и крича на слуг.
Кендра час проплакала у себя в комнате. Несколько раз она написала на своей табличке слово "жалкий". Я держал ее за руку и пытался убедить, что она все та же красавица, какой была.
Вечером, когда я отправился домой — ужинали мы в комнате Кендры, так как предпочли не встречаться с Эми, — она опять ждала меня в машине, еще более пьяная, чем в прошлый раз. И, конечно, в руке она держала бокал. На ней был черный свитер с высоким воротником и белые джинсы с кожаным поясом, широким, как кушак. Выглядела она куда лучше, чем мне хотелось бы.
