Репетитор - Абрахамс Питер (полная версия книги .txt, .fb2) 📗
Вдруг его посетила тревожная мысль.
— Вы ее, случайно, не встретили?
— Нет, — сказала Линда, выглянув в окно. По-прежнему шел снег, но уже не такой густой.
— Я как раз собирался пойти ее поискать, — сказал Джулиан. Но он не сможет теперь этого сделать, потому что Линда была дома. Герои снова вели себя, как считали нужным, еще сильнее нарушая сюжетную линию.
— Может быть, я возьму вашу машину ненадолго? Она должна быть где-то рядом.
И что? Мускул дрогнул у него на груди.
— Пусть еще поищет. Это пойдет ей на пользу.
— Каким образом?
— Психологически. Пусть доведет дело до конца. Так ей будет спокойнее в случае, если Зиппи так и не найдется.
Она посмотрела ему в глаза, как будто они были близкими друг другу людьми:
— Как вы думаете, Джулиан, он найдется?
— Я надеюсь.
— Мне нравится ваш оптимизм. Вы знаете, что это одно из главных качеств для лидера?
— Никогда об этом не слышал.
— Если верить тому, что нам рассказывали на семинаре, который я посетила прошлой осенью.
Он понял, что она настроена вести беседы, которые в ее кругу сходят за интеллектуальные. Джулиан не хотел вести с ней никаких интеллектуальных бесед ни сейчас, ни когда-либо. Все, что он от нее хотел, — это заполучить машину. Он вдруг представил себе дальнейшее развитие событий независимо от того, что сделает Руби. Главное было даже не в том, чтобы не позволить ей войти в его дом. Нельзя позволить ей увидеть что-нибудь лишнее. Сколько ей потребуется времени, чтобы добраться до его дома? Час, может, чуть больше. Задачка на время, скорость, расстояние. Чуть-чуть изменив данные, можно задать ее Брэндону: некая Р выезжает на велосипеде… и т. д., через какой промежуток времени должен выехать на джипе Дж. при условии, что… и т. д. и т. п. Брэндону понадобится щит, а ему нужен был этот джип.
— Я не хочу, чтобы Руби еще сильнее расхворалась. Как я мог отпустить ее? Ума не приложу…
— Не волнуйтесь, Джулиан. С ней все будет в порядке. Если вы заметили, она вполне самостоятельный ребенок. Но я ценю ваше участие. Я вообще очень благодарна вам за все, что вы для нас сделали, а особенно за помощь сегодня. У меня есть хорошая новость.
— Что такое?
— Ларри предложил мне новую должность — глава отдела маркетинга в «Скайвей». Во всей «Скайвей»! Я — вице-президент компании. Я даже и мечтать о таком не могла. Буду ездить раз в неделю в Нью-Йорк.
— Мои поздравления.
— Этого бы никогда не случилось, если бы не вы. Все началось с «La Riviere». Я вам очень признательна.
Линда полезла в сумку с продуктами:
— Вот. Это джем, который вы так любите. Не слишком значительный подарок, но я не могла ничего больше придумать.
Джулиан взял банку. Их руки соприкоснулись. Не длилось ли это касание дольше положенного?
— Спасибо, вы очень добры.
Большая круглая банка с джемом в его руках. Как оружие. Ему нужен был джип. Где же ее материнские чувства? Как их задеть?
— Руби, безусловно, очень самостоятельный ребенок, но безрассудство — это не очень хорошо. Возьмем хотя бы Жабу Тоуд. — сказал он.
— Жабу Тоуд?
— Из Тоуд-Холла, который сказал, насколько я помню: «Интересно, а эти машины легко заводятся?»
— Вы имеете в виду сказку «Ветер в ивах»? — спросила Линда.
— Это была моя самая любимая книжка в детстве, — ответил Джулиан.
Наверное, можно было бы обойтись и без самой. Слишком далеко зашел, хотя, с другой стороны, к чему деликатничать.
Линда села. Медленно, как будто у нее подкосились ноги.
— Что с вами? — спросил Джулиан, поставив банку на стол.
— Все в порядке. Я должна была быть к этому готова.
— К чему?
Она сделала глубокий вдох:
— С тех самых пор, как вы появились у нас в доме, меня не покидает мысль, что именно таким, как вы, должен был стать Адам, когда вырастет. А теперь, когда вы живете в его комнате… Мне кажется, что…
Она начала рыдать, но вдруг затихла.
— Он был таким внимательным ребенком, таким добрым. Я люблю своих детей, они замечательные, но у них нет этого дара.
Он дал ей салфетку.
— «Ветер в ивах»… — начала она и снова расплакалась.
Она посмотрела на него неясным взглядом, и какая-то внутренняя боль вдруг исказила ее лицо. Какое-то воспоминание, которое было мучительным. Он же в свою очередь вспомнил иллюстрацию из какой-то книжки про средневековые пытки, и, прежде чем он успел что-либо сделать, она бросилась к нему и упала ему на грудь:
— Адам тоже очень любил эту книгу.
Эта фраза далась ей нелегко. Она произнесла ее с какой-то внутренней мукой. Слова как будто кололи ее изнутри. Джулиан тоже почувствовал боль.
— Я уверен, так всегда бывает, когда детей много, — сказал он. Он заметил, что она красила волосы: местами они были седыми у корней.
Линда покачала головой. Ее лицо было по-прежнему прижато к его груди. Возможно, в этот момент было уместно погладить ее по спине. А может, и нет. Еще один сюрприз: он почувствовал, что начинает возбуждаться.
— Нет, — сказала она, подняв на него глаза и нарушая установившийся между ними контакт, стараясь сделать огромное усилие, чтобы начать контролировать себя, — это судьба. Бог послал нам вас в качестве успокоения. Я этого не заслуживаю.
Он посмотрел на ее часы. У него еще есть время, к тому же он не мог упустить такой момент, когда ей захотелось выговориться.
— Почему вы не заслуживаете утешения? — спросил он, вдруг подумав, что из него мог бы получиться неплохой священник, и погладил ее по плечу, ласково и нежно.
Ответа не последовало.
— Все заслуживают утешения, — сказал он. Быть священником, наверное, здорово. Одни исповеди чего стоят. — Кроме самых ужасных представителей рода человеческого. А вы к ним точно не относитесь.
— Нет, отношусь.
— Что за глупости вы говорите. Вы — замечательный человек.
А говорить такие вещи еще приятнее. Наставник и священник. Разве человек не может исполнять обе эти роли одновременно?
— Знали бы вы, как вы ошибаетесь, — сказала Линда.
Она снова плакала, но теперь уже беззвучно. Слезы текли ручьем, как будто где-то внутри прорвало плотину.
— Что же вы могли сделать такое, чтобы до такой степени истязать себя?
— Я не могу этого объяснить.
— Не можете или не станете?
— Это одно и то же.
— Тогда вы никогда не сможете разобраться в своей жизни.
Джулиану не понравилась последняя фраза. Подобная формулировка больше подходила для ведущего ток-шоу, но никак не для человека в сутане. Однако она сработала, задела за живое, потому что снова послышались громкие всхлипывания, а на лице появилась печать страдания.
— Я прекрасно разбираюсь в своей жизни.
— Что вы имеете в виду?
— Я несла ответственность.
— За что?
— За Адама.
— Я думал, он умер от лейкемии.
— Но сначала он сломал ногу.
— Которая не заживала, верно? А потом у него обнаружили лейкемию.
— Да.
— Ужасная трагедия. Я разделяю вашу боль, но это не могло произойти по вашей вине.
— Могло, могло.
Он погладил ее снова:
— Как вы могли быть в этом виноваты?
Как ласково звучал его голос, как будто он пел ей колыбельную.
— Он ведь сломал ногу, когда катался на лыжах? Вы же не били его?
— Била.
— Я не могу в это поверить.
— О, Джулиан, вы переоцениваете меня. Я совершила ужасный поступок. Ужаснейший.
Он возбудился еще сильнее.
— Я не могу себе представить, чтобы вы позволили себе бить его.
— Не в буквальном смысле. Но умер-то он в буквальном. Вы знаете, где я была в тот момент, когда он сломал ногу?
— Вы ехали по одной лыжне и столкнулись?
— Лучше бы это было так. Лучше бы я была рядом с ним на горе и упала бы вместе с ним.
Слезы по-прежнему текли ручьем. Казалось, она что-то вспоминает или пытается придумать какую-то другую историю.
— Я даже не каталась на лыжах.
— Где же вы были?