Башня - Сафонов Дмитрий Геннадьевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
«О Господи! Ну неужели так все плохо? За что?»
Она думала только о том, что рядом с ней ее сын. Они вместе. И хорошо, что они вместе. Ведь все могло случиться по-другому, не успей она запрыгнуть в лифт.
Марина представила себя мечущейся по площадке рядом с застывшей между этажами кабиной, и вздрогнула. «Нет, все могло бы быть еще ужаснее, чем сейчас. Гораздо… »
Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и удивилась: «Разве не хватит слез на сегодня? Разве у меня еще остался запас слез?»
Звук, такой неожиданный и такой желанный, заставил ее вздрогнуть и насторожиться. Звонок.
В темноте она даже увидела свечение дисплея, пробивавшееся сквозь ткань Валерикова рюкзачка. Звонки продолжались и продолжались, и она, срывая ногти, принялась торопливо развязывать шнурки на рюкзачке.
— Ты взял с собой телефон? — воскликнула Марина.
Валерик прекратил всхлипывать и сказал как нечто само собой разумеющееся:
— Конечно… Ты же мне всегда говорила — бери телефон с собой!
— Ну почему ты не сказал об этом раньше? — Эти проклятые шнурки были очень скользкими, пальцы дергали завязки и срывались, но Марина нащупывала и дергала их снова.
— Ты же не спрашивала…
— Да… — Ей удалось развязать узлы; Марина запустила руку в рюкзачок и нашла маленький аппарат.
Марина выдернула его из рюкзачка, и в этот момент звонки прекратились.
Она застонала от отчаяния, но продолжала искать нужные кнопки. Наконец на дисплее высветилось: «неотвеченный вызов».
— От кого? Кто звонил?
На дисплее возникло слово: «Мама».
— Мама?
На секунду она подумала, что звонила ее мама, но… В памяти Валерикова телефона ее мама была записана, как «Бабушка».
А мама — это… она.
— Мама? — переспросила Марина и всхлипнула. — Мама?!
Кстин сидел, прижавшись лицом к стеклу. Он не мог отвести глаз от пугающего и величественного зрелища: Башня, до половины окутанная серо-черными, словно грозовые облака, клубами пыли.
Это выглядело, как если бы кто-то варил Башню в гигантском бурлящем котле.
К этому чувству — благоговейному страху — примешивался и профессиональный интерес. Конечно, никогда раньше он не видел ничего подобного, вот разве что по телевизору 11-го сентября, когда обрушились башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.
Как профессионал, он понимал, что в нынешней ситуации спасти кого-нибудь будет крайне сложно — если вообще возможно.
Он оценивал их шансы — его собственные и пилота — как мизерные. Настолько ничтожные, что не стоило принимать их в расчет… Но их надо было попытаться использовать до конца.
Внезапно он почувствовал живейший интерес к этому человеку, который сидел за рычагами управления геликоптера: «Интересно, отдает ли он себе отчет в том, на ЧТО он идет? ЧТО ему грозит?»
В принципе, со стороны было все просто. Кроме смерти, ничего больше не грозило. Но ведь…
Смерть — это вовсе не безликое понятие; она изобретательна и индивидуальна, как сама жизнь. И — это звучало немного кощунственно — она может быть прекрасной. Она ДОЛЖНА быть прекрасной; подводить всему итог, являться убедительной точкой в конце красивой фразы.
Он снова вспомнил слова отца. В последнее время он их часто вспоминал.
Кстин считал, что с батей ему крупно повезло. Батя не поучал, не настаивал и не изрекал, но батя спрашивал так, что мурашки бежали по коже.
За две недели до его смерти Кстин гулял с ним в последний раз по двору больницы. Отец был худой и высохший, как палка, ноги не слушались его и заплетались. Кстин держал отца под руку; они отошли подальше от шестого корпуса, где отец провел последний месяц; батя выкашлял очередную порцию разлагающейся внутри него опухоли и, воровато оглядевшись, спросил:
— Принес?
Кстин вздохнул и пожал плечами.
— Принес. — Он достал пачку «Примы», прикурил сигарету и сунул в желтые сморщенные губы отца. — На… Хотя ты знаешь, что скажет на это врач…
Отец с наслаждением затянулся, снова закашлялся, а потом… Он достал ту самую книжку карманного формата в синем дерматиновом переплете — Библию. Глаза его вновь азартно заблестели.
— Ты посмотри, Костик, какая интересная штука. Вот ведь… Я раньше никак не мог понять — почему Он это допустил?
— Что? — спросил Кстин.
— Как «что»? Чтобы Его распяли. А?
— Ну… — Кстин не слишком понимал отцовское увлечение и Библией не интересовался. — Не знаю.
— Ведь Он мог творить самые разные штуки: накормить несколькими хлебами и рыбинами целую прорву народу, изгнать из одержимого бесов, исцелить недужных и даже… — отец с трудом поднял дрожащий узловатый палец, — воскресить Лазаря! А?
— Ну, и что?
— Да как что? Ты смотри: Он мог бы вызвать небесную кавалерию, всяких там ангелов и архангелов, и они бы покрошили всех в капусту! Разве не так?
Кстин с грустью посмотрел на отца. На языке у него крутился вопрос: «Так почему же этот всемогущий Бог не исцелит тебя?», но, к счастью, он промолчал.
Отец расценил его молчание по-своему — решил, что у сына просто нет ответа.
— Ну вот! Мог бы — и не сделал! Он ДАЛ себя распять! И как это прикажешь понимать? Самоубийство? Но ведь Он осуждает самоубийство?
Да. Действительно, что-то не сходилось. Было в этом какое-то противоречие. Кстин напряг память и постарался собрать воедино обрывки своих скудных знаний о Священном Писании.
— Нет, это не самоубийство… Это — жертва. Искупление. Он умер на кресте за грехи всего мира…
— И даже за тех папуасов, которые в Него не верят?
— Ну… Наверное, и за них тоже. Он же одинаково всех любит.
На губах отца заиграла нехорошая усмешка, и Кстин испугался, что он сейчас услышит: «Зачем тогда Он создал такую скверную штуку, как рак? И зачем посадил ее в мою грудь?», но батя лишь фыркнул.
— Это конечно… Он всех любит. Только… Это не основная Его работа. Любить должны мы сами — себя и друг друга, а Он… Он дает нам выбор…
Отец замолчал и выпустил струю голубого дыма.
— О чем ты? — Кстин не мог уловить смысл, скрытый в словах отца.
— О чем? Я вот о чем. Он создал человека свободным, понимаешь? Но свобода — это штука такая… Троянский конь. Не всем она нужна. Он постоянно ставит нас перед выбором: на-ка! Решайся! Каким путем ты пойдешь? Один путь легкий, но он ведет в никуда. А другой — сложный, и по нему очень тяжело идти… Все это — перед тобой. Куда ты свернешь? Какую дорожку выберешь? Если выберешь сложный, это потребует всех твоих сил, но… Штука в том, что Он все знает. Он видит, что тебе по плечу, а что — пока рано. Все реально. Все в твоих силах. Ты можешь сделать все, что Он тебе предлагает. — Отец крепко сжал руку сына. — Но если ты все время будешь выбирать легкую дорожку… Он потеряет Веру в тебя. Понимаешь? Он так же верит в нас, как мы в Него. Потому что мы не вши… Мы — люди!
