Ниндзя - ван Ластбадер Эрик (бесплатные полные книги .txt) 📗
— Красиво, — пробормотал Кроукер.
— Да, он всем нравится. — В темных глазах Гелды мелькнуло лукавство. — Лейтенант, да вы покраснели. Только не говорите, что никогда раньше не сталкивались с... с профессионалками.
— Ты всегда так разговариваешь?
— Только, когда я... только иногда.
Кроукеру стало интересно, что она хотела сказать.
— Слушай, я проголодалась. Но у меня, похоже, ничего нет.
— Давай я схожу и...
— Нет-нет, не надо. Не уходи. — Гелда подошла к телефону. — Ты имеешь право немного отдохнуть — по крайней мере, перекусить. А если возникнет необходимость, они знают, где тебя искать.
“Да, — подумал Кроукер, — если, например, выяснится адрес женщины, которая поможет мне разделаться с твоим отцом”. Эта мысль почему-то смутила его.
Гелда взяла трубку.
— Как насчет итальянской кухни? Мне она нравится... Прекрасно. — Она кивнула и набрала номер.
— Филип? Это Джи. Все в порядке. А ты? Ты уверен? У тебя какой-то странный голос. Нет? Послушай, ты не мог бы принести мне чего-нибудь поесть. Да, у Марио. На двоих. Отлично. Пока.
— Кто такой Филип? — спросил Кроукер. — Ты ведь не собираешься впутать меня в какую-нибудь историю?
— Не беспокойся. Это мальчик, сирота. — Гелда заметила выражение лица лейтенанта. — Перестань. У него никого нет, кроме нас, и мы все его любим. Иногда он оказывает нам мелкие услуги. Что в этом плохого?
Кроукер улыбнулся.
— Ничего. — Он сел на диван. — Очень удобно. Гелда подошла к нему вплотную.
— Без одежды еще лучше.
Он рассмеялся, подавляя смущение. Гелда пошла к двери в спальню, снимая на ходу шелковую блузку. Прежде чем она скрылась за дверью, Кроукер разглядел ее безупречно красивую спину. Несмотря на большую грудь, она не носила лифчика.
— Что ты делаешь? — он поднялся с дивана и нервно суну руки в карманы.
— Всего лишь переодеваюсь, — донесся голос из спальни. — Не бойся, я не буду на тебя нападать.
— Я об этом не думал, — сказал Кроукер не очень убедительно.
— Ну и отлично.
Он слышал шуршание шелка на ее теле.
— Ты не хочешь войти, чтобы я тебя видела, пока мы разговариваем?
— Мне и здесь хорошо. — Кроукер чувствовал себя школьником во время первого серьезного свидания.
— Слушай, — продолжала Гелда, — ты заглянул мне в душу Не понимаю, что тебя после этого может смущать в моем теле.
— Ничего, — ответил он машинально.
— Вот видишь.
Кроукер ощущал себя чужим в этой интимной обстановке. Он пытался представить, чем она тут занималась, но у него ничего не выходило. Его обычно богатое воображение начисто отказывалось ему служить.
Кроукер подошел к двери и остановился на пороге. Гелда, поставив одну ногу на кровать, натягивала чулок. “Не колготки, — подумал он, — а чулки”. Тело просвечивало сквозь черную сетку; ноги Гелды казались бесконечно длинными.
На ней были кружевные узкие трусики телесного цвета и такой же пояс — больше ничего. Эффект был потрясающим.
Гелда обернулась, посмотрела на лейтенанта через плечо и бесхитростно улыбнулась.
— Ну вот, — Ее голос был легким, как дымок. — Не так уж плохо, правда?
— Я хотел бы, чтобы ты оделась.
Она прошлась по комнате. Кроукер старался не смотреть на ее грудь, но это оказалось выше его сил. Гелда подошла к шкафу, достала оттуда зеленый атласный халат и направилась к Кроукеру.
— Так лучше, Лью? Я ведь могу называть тебя по имени... после того, как вывернулась перед тобой наизнанку, там, в фургоне?
Со смутной улыбкой она прошла в гостиную, слегка задев Кроукера, по-прежнему стоявшего в дверях.
Лейтенант наконец оторвался от дверного косяка и подумал: почему я стоял там до сих пор? Всегда при исполнении. Перед его глазами встала собственная темная квартира, пустынная как Уолл-стрит по выходным дням. Возвращаться туда ему не хотелось точно так же, как и раньше, когда там была Элис.
— Ляжем в постель сейчас или после того, как принесут поесть?
В голосе Кроукера звучала плохо скрытая ярость. Он едва владел собой. Такое с ним иногда случалось, когда его мысли были где-то далеко.
Гелда обернулась. Ее халат распахнулся, и обнажил длинную ногу.
— Ты так думаешь?
Ее улыбка была мягкой, как свет, струящийся из-под плотного абажура.
— Ведь это очевидно.
— Разве? — Она приподняла одну бровь, — Ты знаешь мои сексуальные вкусы.
Это начисто вылетело у Кроукера из головы. Он почувствовал себя идиотом. Он снова сунул руки в карманы. Странно, глаза видят одно, а в голове рождаются совсем другие мысли. Кроукер вдруг вернулся в тот невыносимо жаркий день, когда влажный воздух окутывает тебя со всех сторон, словно любящая мать по недомыслию заворачивает больного и бессильного ребенка в тяжелое одеяло. В такие дни ссоры вспыхивают по каждому пустяку.
Через распахнутое окно раздался крик, и мальчик побежал вниз по узкой темной лестнице. Он лежал в соседнем дворе — в мундире, потемневшем от пота и крови, среди перевернутых мусорных ящиков, обнаруживших свои зловонные тайны. Его серые глаза были открыты и уже стекленели; знакомые добрые глаза.
Таким был конец Мартина Кроукера. После двадцати девяти лет службы в нью-йоркской полиции он лежал теперь навзничь, получив четыре пули в пятнадцати метрах от собственного дома, окруженный мусором, пугливыми крысами и безучастными тараканами. Вдалеке раздавался вой сирен.
Мальчик смотрел на труп своего отца, и весь мир шел кругом перед его глазами. Он чувствовал, что этот вихрь может в любую минуту подхватить его и унести. Он этого хотел — убежать как можно скорее и как можно дальше из этой вонючей дыры. Навсегда.
Но это был самый легкий выход... и самый недостойный. Лью Кроукер не был трусом. Об этом позаботился его отец.
И он остался, а потом поступил в полицию. Его старая мать пришла на выпускной экзамен в полицейскую академию и заплакала, когда Лью произносил присягу.
Кроукер так и не смог найти убийцу отца, но со временем эта боль утихла.
Лейтенант почувствовал, как Гелда коснулась его руки. Он не подозревал, что эта рана все еще кровоточит.
— Прости, — сказала она. — Я не должна была тебя дразнить. Просто...
— Что? Что просто? Гелда опустила глаза.
— Просто мне хорошо с тобой. — Она попыталась сказать это полушутя, но у нее не получилось. — Я чувствую...
— Что?
Гелда посмотрела ему в глаза.
— Ничего — чувствую и все.
— Не сомневаюсь, что ты могла сказать это без всяких чувств.
Она кивнула.
— Могла бы. Я ведь актриса. Ты мне не довернешь? Не может быть, после того, что ты сказал мне в фургоне о моем отце.
— Я поступил глупо.
— Да. — Ее голос был тихим и нежным.
— Ты сейчас можешь наплести все, что угодно, и я поверю. Кроукер выпалил это, защищаясь от ее близости. Гелда должна была знать, что он знает.
— Нет, — возразила она. — Не могу. Во всяком случае, не теперь. — Гелда погладила его руку теплыми пальцами. — Мне хочется быть с тобой откровенной... и мне от этого хорошо.
Раздался мягкий звук дверного звонка. Гелда оторвалась от лейтенанта и исчезла в прихожей.
— Привет, дорогой. Заходи.
Она вернулась, обнимая за плечи высокого темноволосого мальчика. Филип. Кроукер отвернулся к окну и уставился на ослепительную воду реки. Длинная баржа медленно двигалась против течения. По набережной бежал трусцой человек в красно-белом тренировочном костюме. Он обогнал баржу и скрылся из вида. Кроукер представил себя в постели с Гелдой...
— Что с твоим лицом, дорогой?
Ее голос доносился до Кроукера, как звук приглушенного телевизора. Он не мог дождаться этого звонка. Он уже предвкушал удовольствие от того, что ему удастся на двадцать лет отправить за решетку такого подонка, как Томкин.
— Ради Бога, что с тобой случилось, дорогой? Ты что, подрался?
— Нет, Джи.
— В чем же дело?
— Да так. Упал...
На реке показалась парусная лодка — и это в будний день. Парус белел на фоне разноцветных зданий на противоположном берегу и плавно скользил вдоль реки, словно облачко. Там, на реке, нет никаких забот — только ветер, и соленые брызги, и долгий путь к порту. Сам себе хозяин. Кроукер представил ее тяжелую грудь в своих руках, ее раскрывшиеся губы.
