Толмач - Кортес Родриго (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
– Давай-давай! – покрикивал русский унтер, считая входящих. – Первый, второй, третий…
– Сколько впустил?! – донеслось изнутри.
– Шестерых! – отозвался унтер.
– Хватит…
Унтер перегородил проход шашкой, и очередь покорно встала, но Курбан был уже внутри.
– Вместе держаться! – крикнул унтер на русском, даже не принимая в расчет то, что его не понимают. – Не плевать! Не гадить! А если кто чего украдет, лично руки поотрубаю!
Их повели широкой, мощенной камнем дорогой, завели в небольшой, весь изукрашенный резьбой храм, и грузчики растерянно замерли. Прямо перед ними на полу лежал труп китайского то ли чиновника, то ли ученого – в хорошей шелковой одежде и с размозженным черепом.
– Труп убрать, – ткнул пальцем унтер, – ящики грузить в обоз… Ну! Чего встали?! Черт! Где этот переводчик?!
Китайцы недоуменно переглянулись, унтер выскочил наружу, чтобы найти переводчика, а Курбан опустился на колени.
Наполовину завернутый в кусок старого розового шелка, ключ от Преисподней лежал прямо перед ним. Он торопливо схватил тяжеленную отливку и, сделав вид, что пытается поднять труп, сунул реликвию за пазуху. А едва она легла у сердца, всем своим существом ощутил, как срединный – меж Небом и Преисподней – мир человека треснул и начал рушиться.
Даже в Сиане под защитой остатков армии и довольно далеко от Пекина Цыси было неспокойно. Более того, в какой-то миг она ясно ощутила, как знакомый с детства мир вдруг треснул и начал рушиться. И тогда она решила, что пора готовиться к миру с длинноносыми.
– Приведите сюда этого предателя Чжао Шуцяо, – выбрала она первую жертву, а когда сановника привели и тот упал перед своей повелительницей на колени, строго спросила: – Как ты посмел обмануть Старую Будду?
– Недостойный раб Десятитысячелетнего Господина никогда и в мыслях не держал обмануть его, – не отрывая лица от пола, пробормотал Чжао.
– Но это ведь ты все это время держал связь с бандитами-ихэтуанями! – закричала Цыси. – Это ведь ты раздразнил варваров своими глупыми делами и вверг страну в разорение!
Сановник затрясся. Да, именно он многократно, по личному указанию Цыси вел переговоры с Триадой и готовил Поднебесную к войне с европейцами.
– Я покорный глупый раб Старой Будды, – пролепетал Чжао. – Я всегда был предан Старой Будде.
– Я это знаю, – немного смягчилась Цыси, – только поэтому и дарую тебе «целое тело»… или даже право на самоубийство.
Она повернулась к Ли Ляньину.
– Принесите золотые пластинки.
Главный евнух повернулся к подчиненным, и те мгновенно доставили ему красивую лаковую шкатулку. Ли Ляньин деловито открыл ее, вытащил одну из пластинок, проверил остроту ее края пальцем и, удовлетворенно кивнув, поставил шкатулку перед дрожащим сановником.
– Глотай.
Чжао побледнел и начал трясущимися руками запихивать пластинки в рот.
– Быстрее, – забарабанила пальцами по сандаловому подлокотнику Цыси. – Ты виновен, а виновные должны быть наказаны.
Но умереть быстрее не получалось. Острые золотые края изрезали сановнику весь рот, у него уже начались боли в израненном желудке, а он не только не умер, но даже не потерял сознания.
Цыси занервничала.
– Принесите ему иностранное снадобье.
Ли Ляньин глянул в сторону подчиненных, и евнухи мигом принесли белый иноземный порошок. Чжао высыпал порошок себе в рот, запил водой из протянутого евнухом стакана, покачнулся, но на коленях устоял.
– Ладно… подождем, – смирилась Цыси.
Но прошло четверть часа, половина часа, три четверти часа… а сановник все еще держался.
– Соизволит ли Старая Будда выслушать предложение своего недостойного глупого раба? – приподняв голову от пола, повернулся к Ли Ляньину старый служитель Министерства наказаний.
Ли Ляньин продублировал вопрос, и Цыси заинтересовалась:
– Пусть говорит.
– Есть один испытанный способ, – деловито предложил служитель. – Следует размочить в рисовой водке бумагу из коры тутового дерева и заткнуть ему рот и ноздри.
Чжао благодарно посмотрел на своего спасителя. Он знал, что виновный должен быть наказан, но – Великое Небо! – насколько же лучше, когда это делается быстро.
В тот же день, когда завернутая в кусок старого шелка отливка оказалась у сердца Курбана, в Пекин прибыл назначенный два месяца назад главнокомандующим объединенными силами союзников в Китае фельдмаршал Альфред Вальдерзее.
Его прибытия союзники ждали с любопытством: опубликованная в прессе напутственная речь кайзера Германии Вильгельма II запомнилась всем.
«Как некогда гунны под водительством Аттилы стяжали себе незабываемую в истории репутацию, – сказал Вильгельм отплывающим в Поднебесную войскам, – также пусть и Китаю станет известна Германия! Чтобы ни один китаец впредь не смел искоса взглянуть на немца».
Поскольку фельдмаршал изрядно подзадержался в пути, брать Пекин и громить основные силы китайской армии союзникам пришлось без него, но и для настоящих воинов работа тоже нашлась.
«Что здесь происходит, дорогая мама, описать невозможно, – прочитали депутаты рейхстага письмо немецкого солдата, – настолько безумны происходящие убийства и резня. Китайцы находятся совершенно вне закона, в плен их не берут, для того чтобы сохранить патроны, их не расстреливают, а закалывают штыками по воскресеньям после обеда, вероятно, чтобы полностью соблюсти святость воскресенья…»
Впрочем, все понимали: виновные в бунте против белого человека должны быть наказаны, и никто не мог напомнить, с чего все начиналось.
С этого дня поручик Семенов перестал спать. Он буквально валился с ног, сердце колотилось, как ненормальное, веки слипались, но стоило ему прилечь, как весь его сон вмиг улетучивался. Убитый им, пусть и в порядке самозащиты, китайский архивариус – по сути, коллега – никак не выходил из головы.
Нет, поручик, разумеется, говорил себе, что это – война, и прямо сейчас по всему Китаю тысячи и тысячи людей убивают других людей, и у всех после этого нормальный сон и аппетит. Но шли дни, и Семенов начал потихоньку осознавать, что он не принадлежит к этим тысячам.
Хуже того, поручик вдруг начал подозревать, что на самом деле пустивший себе пулю в лоб отец был прав, когда говорил, что его Ванька всегда останется штатской свиньей, как бы ни тянулся за ним – боевым артиллерийским капитаном.
Но главное, поручик знал: он виновен. И когда это кошмарное знание захватило его целиком, Семенов пришел к военному коменданту Мукдена и положил рапорт на стол.
– Я ухожу, – тихо произнес он.
– А почему вы пришли ко мне? – искренне удивился комендант. – Вы же в распоряжении Азиатской части Главного штаба. И уж кто-кто, а я вас совершенно точно отпустить не смогу. Отсылайте ваш рапорт в Санкт-Петербург, ждите решения, а до той поры – служите.
– Нет, господин полковник, – покачал чугунной от бессонницы головой Семенов, – мне больше не выдержать. Я ухожу прямо сейчас.
– Вы в своем уме, Семенов?! – охнул комендант. – Вы же под трибунал попадете! Вы хоть отдаете себе отчет, что это для вас означает?! Вы же совсем молодой человек…
Семенов покачнулся, вяло приложил пальцы к козырьку, развернулся и вывалился за дверь.
Кан Ся шел на север. Время от времени его обгоняли карательные немецкие отряды, и он входил в деревни, когда они уже пылали. Иногда на его пути попадались обозленные, брошенные начальством на произвол судьбы ихэтуани, и ему приходилось часами стоять на коленях, ожидая решения своей судьбы. А в районе Гунчжулина он нарвался на охранявший полуразрушенную Восточно-Китайскую дорогу русский пост и шесть или семь суток на хорошем русском языке доказывал, что он никакой не шпион и вовсе не замышляет взорвать мост или пораскручивать наполовину выбитыми зубами русские гайки на русских рельсах.
В конце концов это даже стало напоминать игру: каждый заступающий наряд заново принимался его бить, угрожая показать китаезе кузькину мать, если не признается. Затем его отправляли на кухню – выносить помои и чистить котлы. Потом находился кто-нибудь с нуждающимися в стирке портянками, и Кан Ся часами намыливал и отмачивал заношенную ткань, пока она не приобретала нужный светло-серый колер. А потом наряд сняли, и русские, восхищенные его стойкостью и безотказностью, даже начали обсуждать, как бы облегчить старикану дальнейшее продвижение на север.
