Последний присяжный - Гришем (Гришэм) Джон (книги без сокращений .txt) 📗
У меня не было намерения продавать «Таймс». Я случайно набрел на этот бизнес, несколько раз мне повезло — я совершил удачные прорывы, прилежно трудился, сочиняя статьи и некрологи, зарабатывая на рекламе, и вот девять лет спустя моя маленькая компания была оценена в сумму более миллиона долларов.
Я был молод, все еще не женат, хотя мне уже и надоела холостяцкая жизнь в огромном доме в обществе трех оставшихся от Хокутов кошек, которые категорически отказывались умирать. Я смирился с реальностью: в округе Форд мне жены не найти. Все хорошие девушки к двадцати годам оказывались разобраны, да и я был слишком стар, чтобы составить конкуренцию их избранникам в этой возрастной категории. Я встречался со всеми молодыми разведенными женщинами, почти каждая из которых готова была в любой момент прыгнуть в мою постель и проснуться хозяйкой прекрасного имения, а в мечтах уже тратила бешеные деньги, которые я, по слухам, зарабатывал. Но у единственной из них, которая мне действительно нравилась и с которой мы время от времени встречались в течение года, на шее висело трое маленьких детей.
Тем не менее удивительно, что делает с человеком миллион долларов. Стоило этой цифре замаячить у меня в голове, и я уже не мог от нее избавиться. Работа стала казаться более скучной. Мне все труднее давались все эти смехотворные некрологи, и постоянная гонка — успеть к последнему сроку сдачи в набор! — все больше меня раздражала. По меньшей мере раз в день я говорил себе, что не обязан больше носиться по улицам в поисках рекламных объявлений. Можно наконец бросить писать статьи и никогда впредь не видеть злобных читательских писем.
Через неделю я сообщил Гэри Макгру, что «Таймс» не продается. Он ответил, что его клиент намеревается приобрести три газеты лишь к концу года, так что у меня еще есть время подумать.
Невероятно, но переговоры удалось сохранить в полной тайне.
Глава 36
Как-то в начале мая, в четверг после полудня мне позвонил адвокат совета по условно-досрочным освобождениям. Второе прошение Пэджита должно было обсуждаться в следующий понедельник.
— Время выбрано отлично, — сказал я.
— В каком смысле? — притворно удивился он.
— Мы выходим по средам, значит, у меня не будет возможности сообщить о предстоящих слушаниях в газете.
— Мы за вашей газетой не следим, мистер Трейнор.
— Вот в это позвольте мне не поверить.
— Верите вы или нет, не имеет никакого значения. Совет решил, что вы не будете допущены в зал, поскольку в прошлый раз нарушили наши правила, напечатав репортаж о заседании.
— Это запрет?
— Совершенно верно.
— Тем не менее я приеду.
Повесив трубку, я тут же позвонил шерифу Макнэту. Его тоже уведомили о слушаниях, но он не был уверен, что сможет участвовать, так как был занят поисками пропавшего ребенка (из Висконсина). Я не сомневался, что, помимо всего прочего, он не хотел сталкиваться с Пэджитами.
У нашего районного прокурора Руфуса Бакли в понедельник начинался суд по делу о вооруженном ограблении в округе Ван-Бюрен. Он обещал направить послание с выражением своего несогласия, однако никакого письма в совет так и не поступило. Выездной судья Омар Нуз председательствовал на том же суде, так что и он сорвался с крючка. Я уже начинал думать, что на слушаниях не будет никого, кто мог бы оспорить условно-досрочное освобождение Пэджита.
Исключительно смеха ради я предложил поехать Бэгги. Тот аж задохнулся от ужаса и тут же выложил целый список причин, по которым он якобы никак не мог этого сделать.
Я отправился к Гарри Рексу. У этого в понедельник в Тьюпело начинался безобразный бракоразводный процесс, иначе он, вероятно, поехал бы со мной в Парчмен.
— На сей раз парня выпустят, Уилли, — предрек он.
— Но в прошлом году удалось ведь предотвратить беду.
— Раз уж дело об условно-досрочном освобождении начато, его доведут до конца, это лишь вопрос времени.
— Ну должен же хоть кто-то бороться!
— А зачем? Он все равно в конце концов выйдет. К чему зря дразнить Пэджитов? Добровольцев вы не найдете.
Добровольцев отыскать оказалось действительно трудно: весь город спрятал голову в песок. А я-то представлял себе разъяренные толпы, осаждающие зал заседаний и в конце концов срывающие слушания.
Моя «разъяренная толпа» ограничилась тремя персонами.
Уайли Мик согласился поехать, хотя выступать не собирался. Если мне действительно запретят присутствовать, он должен был посидеть в зале и потом все подробно мне рассказать.
Приятной неожиданностью стало появление шерифа Макнэта.
Охранник у входа в зал был неумолим. Когда адвокат совета увидел меня в коридоре, он страшно разозлился, мы обменялись парой нелицеприятных реплик. Люди в форме окружили меня. Я оказался в абсолютном меньшинстве, был разоружен, выдворен из здания и препровожден к машине, где и просидел все время под неусыпным наблюдением двух мужланов с бычьими шеями и низким коэффициентом умственного развития.
По словам Уайли, все прошло как по маслу. Люсьен со сворой Пэджитов, разумеется, был на месте. Адвокат совета зачитал сообщение, в котором Дэнни предстал как юный скаут. Социальная работница поддержала прошение. Люсьен говорил десять минут, нес обычный адвокатский вздор. Последним выступал отец Дэнни, который прочувствованно умолял освободить сына. Тот очень, мол, нужен дома, где семья усердно трудится на ниве производства пиломатериалов, щебенки, асфальта, а также берет подряды на грузоперевозки по суше и по воде. У сына будет столько работы, что свободного времени не останется вовсе, так что ни в какие неприятности он попасть не сможет.
Шериф Макнэт отважно выступил от имени граждан округа Форд. Он нервничал и вообще не был златоустом, но постарался подробно воспроизвести обстоятельства преступления. Разумеется, Макнэт не счел нужным напомнить о том, что присяжным, принадлежащим к тому же сообществу людей, которые выбрали его шерифом, Дэнни Пэджит угрожал во время суда.
Четырьмя голосами против одного Дэнни Пэджит был выпущен из тюрьмы под честное слово.
Клэнтон был раздосадован, но не взорвался. Пока шел суд, город жаждал крови и испытывал горькое разочарование по поводу того, что присяжные не вынесли смертного приговора. Однако минуло девять лет, и уже после первых слушаний об условно-досрочном освобождении все смирились с тем, что Дэнни в конце концов выйдет на свободу. Никто не ожидал, что это случится так скоро, но шоком происшедшее уже не стало.
Два фактора повлияли на спокойное отношение горожан к случившемуся.
Во-первых, у Роды Кассело в здешних краях не было родственников, чей незатухающий гнев не позволил бы умереть памяти о чудовищном злодеянии. Люди не видели рядом с собой скорбящих родителей, что постоянно подогревало бы чувство сострадания и жажду справедливости. Детей Роды увезли, и вскоре все о них забыли. Убитая вела затворническую жизнь, так что не осталось у нее и близких друзей, которые не дали бы сойти на нет ненависти к убийце.
Во-вторых, Пэджиты словно бы существовали в каком-то ином мире. Они так редко появлялись на публике, что нетрудно было себя убедить: Дэнни просто сгинет на своем острове, и никто его больше никогда не увидит. Какая, собственно, разница для жителей округа, где он: в тюрьме или на острове? Раз он не будет мозолить глаза, ничто по-прежнему не будет напоминать и о его преступлении. За все девять лет после суда я ни разу не встречал в Клэнтоне ни одного из Пэджитов. В своей весьма острой статье после его освобождения я написал: «Хладнокровный убийца снова среди нас», однако, в сущности, это не было правдой.
Ни информационные материалы первой полосы, ни моя статья не вызвали ни единого читательского отклика. Об освобождении посудачили, но недолго.
Через неделю после выхода Дэнни на свободу, как-то утром Бэгги проскользнул в мой кабинет и прикрыл за собой дверь. Это всегда было хорошим знаком: значит, он принес такой слух, которым можно поделиться только без лишних ушей.
