Полночь - Кунц Дин Рей (читать хорошую книгу TXT) 📗
По экрану с бешеной скоростью проскакивали огромные потоки информации, казалось, зеленые волны накатываются на экран одна за другой. В глазах Денни, подобных двум шарикам ртути, отражался прибой из цифр, букв, графиков и таблиц. Глаза не моргали.
Ломен вспомнил слова Шаддэка, сказанные им в доме Пейзера. Шаддэк тогда убедился собственными глазами в ошибочности своей теории о генетической регрессии «одержимых». Пейзер в своем новом образе больше всего походил на волка, а волк явно не был в числе предков человека. Шаддэк сразу изобрел новую теорию, согласно которой новый человек приобретает способность усилием воли изменять свой внешний облик. Новые люди не могли мириться с полным отсутствием эмоциональных переживаний и искали способы компенсировать этот недостаток, превращаясь в примитивные существа. Исходя из этой теории, можно предположить, что его сын стремился именно к этому, желанному для него, но столь нелепому образу.
— Денни?
Молчание.
Никаких звуков теперь не стало слышно. Даже пощелкивание и гудение прекратились.
Металлические провода, тянущиеся от пальцев Денни к компьютеру, время от времени подрагивали, словно через них толчками пульсировала какая-то загадочная жидкость, подобная человеческой крови, соединяя механическую и органическую части единого механизма.
Ломен чувствовал, как сердце бешено колотится, как бы пытаясь вырваться на волю. Он и сам бы сейчас убежал из этой комнаты на край света, но ноги его приросли к полу. Он весь взмок. Он чувствовал, что бешеный расход энергии вскоре превратит в ничто те огромные запасы калорий, которые он проглотил за завтраком.
Он судорожно пытался сообразить, что ему надо теперь сделать. Первой в голову пришла мысль позвонить Шаддэку и попросить его о помощи. Шаддэк, возможно, понимает, что произошло с его сыном, и сможет, запустив обратный процесс, вернуть ему Денни.
«Если бы это было так», — опомнился Ломен. Он ведь прекрасно понимал, что проект «Лунный ястреб»вышел из-под контроля и пути этого эксперимента неисповедимы, в том числе и для самого Томаса Шаддэка.
Кроме того, Шаддэка вряд ли смутит то, что произошло с Денни. Он будет, наоборот, восхищен, он будет вне себя от восторга. Он увидит в этом нелепом превращении воплощение своей мечты о слиянии человека и машины. Он ведь стремился к этому всю жизнь.
В ушах Уоткинса до сих пор звучали слова Шаддэка, сказанные им в залитой кровью комнате в доме Пейзера: «…есть только одна вещь, которую я не понимаю. Почему все без исключения „одержимые“ избрали для себя способ примитивного существования? Ведь все вы, несомненно, имеете возможности для совершенствования. Вы можете свободно развиваться, превосходить остальных людей во всем, становиться выше, чище, здоровее…»
На взгляд Ломена, все в случае с его сыном было иначе. Уродливые пальцы-провода и глаза-экраны вовсе не свидетельствовали о переходе в новую, высшую форму существования. Это была просто еще одна из . форм вырождения, она была ничем не лучше, чем волчья стать Майкла Пейзера или пародия на обезьяну Кумбса. Подобно Пейзеру, Денни принес в жертву интеллектуальную индивидуальность для того, чтобы убежать от действительности; просто вместо того, чтобы стать одним из членов примитивного стада, он выбрал для себя стадо более возвышенное — компьютерное. Денни принес в жертву последнее, что делало его человеком, — свой разум и превратился в примитивное существо, не сравнимое по сложности с человеческой личностью.
С подбородка Денни на его рубашку сполз сгусток слюны, оставив на ткани мокрый след.
«Ведом ли тебе страх, Денни? — подумал Ломен. — Наверняка тебе уже неведома любовь. Так же, как и мне. Но боишься ли ты чего-нибудь?»
Конечно же, нет. У машин нет чувства страха.
Обращение лишило Уоткинса всех чувств, кроме страха, теперь все его дни и ночи превратились в бесконечную череду страхов и беспокойств. Но, несмотря на все это, он начал со временем испытывать противоестественную любовь к страху, он даже лелеял его в себе, так как именно страх был тем чувством, которое роднило его с прошлым. Если у него отнимут и страх, он полностью превратится в машину. В его жизни тогда не останется ничего человеческого.
Денни принес в жертву это свое последнее и потому бесценное чувство. В его жизни остались только логика, аксиомы, бесконечные цепи математических расчетов, бесконечная обработка и толкование фактов. И если Шаддэк не ошибается в своем прогнозе о продолжительности жизни Новых людей, то непомерно длинные, серые дни Денни растянутся на долгие столетия.
Внезапно Денни снова начал издавать странные «электронные» звуки. Они, отражаясь, от стен, наполнили комнату.
Эти звуки напоминали какие-то мрачные возгласы и крики, которые могли бы, вероятно, издавать обитатели океанских глубин.
Если Шаддэк появится здесь и увидит Денни, он совсем свихнется от радости и уже не сможет остановиться. Он будет изо всех сил пытаться превратить всех остальных Новых людей в подобие Денни. Он захочет иметь целую армию кибернетических монстров. От такой перспективы у Ломена зашевелились волосы на голове.
Электронное существо вновь смолкло.
Ломен достал из кобуры револьвер. Руки его дрожали.
По экрану еще быстрее помчались волны цифр и символов, эти же волны мчались в сферах-глазах Денни.
Не отрывая взгляда от существа, которое совсем недавно было его сыном, Ломен пытался вызвать в себе те чувства, которые он когда-то испытывал к Денни: отцовскую любовь, гордость за его успехи, надежды на счастливое будущее своего ребенка. Он пытался восстановить в памяти их поездки на рыбную ловлю, вечера у телевизора, книги, которые они вместе читали, долгие часы совместной работы над сложными заданиями для школы. Он хотел вспомнить то Рождество, когда Денни получил в подарок свой первый велосипед, тот день, когда Денни впервые привел в дом свою подружку — дочку Талмаджа… Ломен был в состоянии воссоздать картины тех дней до мельчайших подробностей, но они не согревали его. Он понимал, что он должен что-то чувствовать, если собирается через минуту застрелить своего собственного сына, он должен ощущать еще что-то, кроме страха, но у него ничего не получалось. Если бы в нем осталось еще хоть чуть-чуть человечности, он был бы в состоянии проронить слезу, хотя бы одну-единственную. Но его глаза были сухими, в них не было слез.
Внезапно на лбу у Денни появился какой-то странный нарост.
Ломен вскрикнул и от удивления попятился назад.
Сначала ему показалось, что нарост превращается у него на глазах в червя, так как поверхность отростка разделяется на сегменты и маслянисто поблескивает. Отросток был толщиной с карандаш. Но, по мере того как он удлинялся, Уоткинс все больше убеждался в том, что новообразование не имеет ничего общего с живой природой, а скорее относится к технике — на конце у этого странного провода имелся электрический разъем. Подобно отвратительному пресмыкающемуся, этот отросток раскачивался перед лицом Денни, удаляясь от него все дальше. В конце концов он коснулся компьютера и остановился.
«Денни сам пожелал, чтобы все произошло именно так», — напомнил Ломен сам себе.
Дух повелевал материей, генетика здесь была ни при чем. Сила воли воплощалась в материальную силу, речь не шла о биологическом безумии. Денни стремился к этому превращению, иной он не представлял себе свою жизнь. Если он не мог иначе, разве был кто-нибудь в состоянии помешать этому?
Отвратительный червеобразный отросток проник во внутренности компьютера, исчез в них и, вероятно, замкнул свои контакты там, где нужно, связав Денни с машиной в еще более прочную пару.
Раздался ужасающий «электронный» возглас. Ни губы, ни язык Денни при этом не шевельнулись. У Ломена кровь застыла в жилах.
Страх Ломена перед решительным шагом был разрушен другим страхом — страхом бездействия. Он сделал несколько шагов вперед, приставил револьвер к правому виску Денни и два раза нажал на спусковой крючок.
