Икар - Сосновская Надежда Андреевна (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Вторая спальня, довольно маленькая, где места хватало только для двуспальной кровати, письменного стола и стула, выглядела так же, как большая часть квартиры. Консервативно. По-взрослому. Джек обратил внимание на то, что на письменном столе лежат стопки книг.

Вода в ванной все еще бежала — Лесли уже давно там находилась, минут пятнадцать. Джек прошел в кухню, где смотреть особо было не на что. В холодильнике стояло несколько бутылок белого вина, баночка арахисового масла, лежала половина жареной курицы, явно купленной в готовом виде, — вот, собственно, и все. Судя по всему, в кухне Лесли проводила не так много времени.

Шум воды в ванной утих через пять минут. А еще через пять минут появилась Лесли. Она завернулась в большое белое полотенце, закрывавшее ее тело от груди почти до колен. Другое полотенце, поменьше, она обернула тюрбаном вокруг головы.

— Извини, что я так долго, — сказала она. — Приходится смывать с себя это заведение, когда возвращаешься домой. Это я делаю всегда, и для этого, наверное, есть очевидные психологические причины, хотя на самом деле мне на все плевать. Я просто стою и жду, когда на меня польется горячая вода. Иногда я могу просидеть в ванне часа два-три. Ну вот. Через минутку буду с тобой. Кроме шуток, через минутку.

На этот раз она сдержала слово. Из спальни она вышла в легкой черной юбке и черной футболке. Ни туфель, ни носков. Волосы расчесаны, но еще влажные. На взгляд Джека, Лесли выглядела отлично. Очень молодо, очень свежо и очень, очень притягательно.

— Я знаю, что ты думаешь, — сказала она, когда они сели за стол в гостиной и стали не торопясь пить белое вино, которое она принесла из холодильника. На миг Джек почувствовал себя неловко, виновато. — Тебя удивила моя квартира.

— Немного.

— Что ж, большинство девушек из клуба в самом деле такие, какие есть. В основном они очень недалекие и совсем пустые. Все тебе скажут, что не принимают наркотиков и не спят с клиентами за деньги. Но большинство делает и то и другое. А если пока не делают, потом станут делать.

— Но не ты.

— Для большинства все обстоит именно так. Такая карьера. Сколотят капитальчик, и хорошо, если встретят нормального парня и бросят это занятие. А иначе придется заниматься этим, пока не станешь слишком старой. Для меня-то тут все ясно.

— Что ясно?

— Я это делаю только ради денег. Насчет всего остального я не так уверена. Какое-то время я подумывала стать актрисой. Но теперь мне начинает казаться, что для этого мне кое-чего не хватает. Но это ладно. Сейчас я учусь. Основы психологии. Через год заканчиваю.

— Значит, тебе двадцать один?

— Двадцать.

— А сколько тебе было, когда ты начала танцевать?

— Шестнадцать. Но я выглядела на восемнадцать, а они не проверяли. Теперь мне двадцать, а я выгляжу на шестнадцать, и все проверяют.

— Тебя это не беспокоит? — спросил Джек, удивляясь тому, что Лесли готова говорить о своей личной жизни. — Не беспокоит, что ты можешь начать заниматься тем же, чем занимаются остальные девушки?

— Конечно, — кивнула она. — Я была бы полной дурой, если бы меня это не тревожило. Да я уже чувствую, что это со мной происходит. Противно, но что поделаешь? Стараюсь оставлять себе какую-то перспективу, но это трудно.

— Могу себе представить.

— Можешь?

— Нет, — признался Джек. — Пожалуй, нет.

— Не возражаешь, если я сделаю себе сэндвич? Умираю с голода.

Она вскочила, ускользнула в кухню и через минуту вернулась с тарелочкой, на которой лежал сэндвич с арахисовым маслом и желе.

— Ты тоже хочешь? — спросила она. — Прости, я веду себя невежливо.

— Нет-нет, все нормально. Ешь.

Лесли стала жевать сэндвич, Джек смотрел на нее и представлял себе свой список сведений о Киде. Он словно видел его перед глазами. «Затейница, — было написано там. — Жует с открытым ртом. Чавкает». Так оно и было. Она с наслаждением жевала, чуточку приоткрыв кривоватые губы.

— Несколько недель назад я была на вечеринке, — сообщила Лесли, одолев две трети сэндвича. — На настоящей вечеринке. Все молодые. Друзья из колледжа. Никто из них понятия не имеет, чем я занимаюсь.

— Никто?

— Ни один, — подтвердила Лесли. — О таком там даже говорить не стоит. А вообще было очень здорово. Я отлично провела время. Правда, было капельку скучновато — ребята всерьез считают, что курить травку и пить спиртное классно, но в целом было неплохо. И несколько парней принялись меня не на шутку обхаживать. Разговаривали со мной, упрашивали с ними куда-нибудь сходить, один даже пригласил на концерт «Beck» [52]в «Медоулендс». И в тот вечер мне стало немного страшно, потому что все время, пока они со мной разговаривали, я думала, что это неправильно, что они должны мне платить за то, что я с ними разговариваю. Ведь я за одни разговоры получаю двадцать баксов каждые пять-десять минут. Правда, дикая мысль?

— Не такая уж дикая, — сказал Джек. — Но ты права. Можно испугаться.

— Я тебе еще кое-что дикое расскажу. В прошлом году у моей матушки был удар.

— Мне очень жаль.

— Ну, все было не так уж страшно. То есть удар был, но все обошлось. А потом ей понадобился курс реабилитации — надо было нанять частную сиделку или еще кого-то, кто бы за ней ухаживал, но она себе такого не могла позволить. А я-то могла. Легко. Вот только денег я ей дать не могла, потому что она тоже не знает, чем я занимаюсь. Она думает, что я официантка, а откуда, черт возьми, у студентки-официантки лишняя тысяча долларов на частную сиделку?

— И как же ты поступила?

— Никак. Сидела тихо, как мышь. Бросила ее на произвол судьбы. И пока ты не сказал: «О, это так грустно» или «Почему же ты этим занимаешься?», я тебе скажу, что на самом деле не так все грустно. Моя мать чокнутая и законченная сучка, а я занимаюсь этим потому, что мне двадцать лет, и я могу себе позволить эту квартиру, и у меня больше семидесяти пяти тысяч долларов во взаимных фондах, а лет через пять, наверное, будет в десять раз больше. — Она доела сэндвич, дожевала последний липкий кусочек. — Остальное сможешь прочесть в моей автобиографии, которую я собираюсь на днях написать. Ну, что ты хочешь узнать о Киде?

Лесли вернула Джека к тому, зачем он здесь оказался, и он вдруг поймал себя на мысли, что точно не знает, о чем бы хотел узнать. Болтовня с Лесли отвлекла его. Он устал. А она села, обвив одну голую ногу другой, и Джек с трудом мог отвести взгляд от нее.

— Просто расскажи мне о нем, — сказал он, стараясь сосредоточиться. — Я считал, что знаю его, как родного сына. Теперь я уже не так в этом уверен.

— Порой он мог быть настоящим мерзавцем. Ты знал про это?

— Мне не довелось на себе такого испытать. Но наверное, что-то такое я в нем угадывал.

— Он не был таким по своей сути. По сути он вовсе не был сукиным сыном. — Лесли сделала глоток вина и облизнулась. Кое-где к ее губам прилипло арахисовое масло. — Я о нем заботилась. Кроме шуток. По-своему. Я знала, что он и с другими женщинами встречается — он никогда не врал, и мне это нравилось. Но это был Кид. Он был из тех, которые берут. И он меня поймал, должна сказать. Я одолжила этому гаду пять тысяч долларов как раз перед тем, как он помер. Он мне ни цента не вернул.

— Он сказал тебе, зачем ему деньги? — с удивлением спросил Джек.

— Сказал, что надо за учебу заплатить. Говорил, что ему не дадут выпуститься из университета, если он не заплатит. Но я ему не поверила. Мне показалось, что ему просто понадобились деньги.

— А он говорил, как собирается тебе вернуть долг?

— Конечно. — Она усмехнулась. — Он сказал, что возьмет деньги у тебя. — Она налила себе еще вина и снова облизнула губы. — Знаешь, что больше всего любил Кид?

Джек покачал головой. Голос Лесли звучал немного иначе. В нем появились чувственные нотки, и он ощутил, как по спине побежали мурашки.

— Он любил, чтобы я танцевала для него. Здесь, в этой квартире. Приватный такой танец.