Время хищников - Горес Джо (серии книг читать бесплатно TXT) 📗

Древняя история, так отозвался о тех временах Чак Белмонт.

Для поколения, без эмоций воспринимавшего свастики, железные кресты, немецкие каски, — возможно. Но не для Курта, три года проведшего в английской армии. Конечно, тогда он был совсем другим. Война в пустыне в сорок втором году, высадка на Сицилию. С тех пор Курт Холстид разительно изменился.

Он миновал Лонгакрес-авеню, посмотрел на темное поле для гольфа. Жаль, что он не играл в гольф, живя у самого поля. Может, в воскресенье им с Паулой следует возобновить прогулки по окрестностям. В последнее время они предпочитали играть в теннис. И уже два года не гуляли по лесу.

Курт притормозил, свернул на подъездную дорожку, подкатил к крыльцу. Выключив двигатель, посидел несколько минут, прислушиваясь к потрескиванию остывающего металла и кваканью лягушек в канаве. Ширли Мейер заставила его вспомнить прошлое. Не такое уж плохое было время. Постоянное общение со студентами способствовало тому, что даже недавнее прошлое быстро забывалось. Молодежи всегда казалось, что их проблемы уникальны в истории человечества, а потому их решение возможно лишь на основе новых идей.

Курт в который уже раз взглянул на часы — почти полночь, — вздохнул, вытащил из кармана ключи, поднялся на крыльцо. В гостиной покачал головой, увидев стоящую на кофейном столике бутылку красного вина. Ну что плохого в том, что ему нравится вечером выпить стакан-другой вина? Зря Паула на него сердится. Он прошел в коридорчик, заглянул в библиотеку, где горел свет.

Наполовину свесившееся с дивана покрывало, сдернутый ковер, треногий стульчик, валяющийся на боку посреди комнаты...

Чертовски странно.

Курт развернулся и осторожно, на цыпочках, двинулся к лестнице. Остановился. Рефлексы, четверть века тому назад вбитые в сознание долгими часами тренировок, никуда не делись. Но, в конце концов, для сбитого ковра и перевернутого стульчика могло найтись более простое объяснение, и он порадовался, что Паула не видела ожиревшего Джеймса Бонда, крадущегося по собственному дому.

Тяжело ступая по ступеням, он поднялся на второй этаж. Паулу он увидел у туалетного столика, она наклонилась, чтобы поднять упавшую баночку с кремом для рук.

— Что произошло внизу? Почему...

Кровь. В Пауле всего-то было десять пинт [4] крови, и половина вылилась на пол. Как много крови!

Курт в три прыжка пересек спальню, чтобы поднять Паулу. Тело еще сохраняло тепло, но голова бессильно откинулась назад, на его предплечье. Ее рот приоткрылся, он увидел разбитую нижнюю губу, отколотый передний зуб. На стеклянной поверхности, где лежала ее голова, осталась лужица слюны.

Очень медленно и осторожно Курт вновь положил ее голову на туалетный столик. Глаза принадлежали не Пауле — трупу. Долгое общение со смертью, пусть и много лет тому назад, научило его, что «бренные останки» обладают одной особенностью: перестают быть тем человеком, которого все знали.

Он поднял руки, потер глаза.

Как? Почему?

Курт наклонился, взялся за руку Паулы, развернул ее ладонью к себе. Долго смотрел на разрез на запястье. Теперь понятно как. Из груди его вырвалось рыдание. Но почему? Сможет ли он когда-нибудь понять почему? Он отвернулся, даже не заметив прикрепленной к зеркалу записки, спустился вниз, не обращая внимания, что оставляет кровавые следы на полу и ступенях. В гостиной схватил телефонную трубку, уничтожая отпечатки пальцев, оставленные Риком, когда тот звонил Дебби, сидевшей в телефонной будке на Линда Виста-роуд.

Набрав номер телефонистки, Курт попросил соединить его с шерифом.

Глава 6

Помещение, где убивали, пропиталось запахом крови. Повсюду жужжали мухи, и горячий воздух Северной Африки, казалось, источал заразу. Козы, сгрудившись, блеяли у деревянного пандуса, заканчивающегося дверцей, через которую животные могли пройти только поодиночке. Другого выхода из загона не было.

— Показываю еще раз, — объявил старший мясник, араб с мягкими, интеллигентными чертами лица.

Он схватил козу за хохолок между рогами, повернул голову вверх и влево, продемонстрировав полдюжине мужчин в военной форме ее шею. Коза смотрела на них ничего не выражающим взглядом.

— Шея... так, — продолжал мясник. — Потом нож... так!

Нож с широким, обоюдоострым лезвием сверкнул как молния. По телу козы пробежала дрожь, копыта забарабанили по полу. Араб отступил на шаг, протянул к зрителям руку с ножом. Взгляд козы не изменился, но на них смотрели уже мертвые глаза.

Никто не выступил вперед, чтобы взять нож. Лейтенант, как и они, мокрый от пота, откашлялся. Но все равно заговорил писклявым голосом:

— Перерезать врагу горло — самый быстрый способ покончить с ним. С манекенами вы все расправляться научились. Вот вам хорошая возможность... гм... показать свое мастерство на практике.

Рядовые молчали, не двигаясь с места. Отреагировали лишь мухи, слетаясь на свежую кровь. Наконец вперед выступил Курт — в свои семнадцать самый молодой из всех. Почему нет? В бою-то раздумывать не придется. Или ты, или тебя, не так ли?

— Дайте мне нож.

В помещение запустили другую козу. Курт глянул в ее спокойные, темные глаза и отвернулся. Схватился за жесткие волосы, задрал голову козы вверх и влево, как показывал араб.

— Хорошо... хорошо... — ободряюще кивал старший мясник.

Курт ударил ножом. Коза, с недорезанной шеей, вырвалась из руки Курта. Кровью из широкой раны окатило всех, Курту горячая соленая струя ударила в рот.

Коза остановилась, опустила голову, ноги ее подогнулись. Потом заблеяла, только звук шел не изо рта, а из горла...

Курт застонал и перекатился на спину, начал тереть рот ладонью. Весь в испарине, он открыл глаза, уставился в потолок кабинета.

Вновь заблеяла коза, нет, зазвенел дверной звонок. Слава тебе Господи, подумал Курт. Ему уже много лет не снились военные кошмары. Почему Паула не открывает дверь? Почему...

И тут он все вспомнил.

Перекинул ноги через край кушетки. Сел, с трудом подавил подкатившуюся к горлу тошноту. Нога его сшибла пустую бутылку, покатившуюся по полу. Ну конечно, он же пил весь день. Пока, должно быть, не отключился.

Опять звякнул звонок. Курт с трудом поднялся, постоял, пока не перестала кружиться голова. Заснул он, не раздеваясь, даже не сняв ботинки. Отключился. А Паула умерла.

Паула мертва. Чертов звонок все не унимался. Наверное...

Пошатываясь, он спустился вниз, подошел к двери, распахнул ее. На пороге стоял высокий мужчина, незнакомый.

— Может, вы помните меня, профессор? Монти Уорден. В пятницу вечером я приезжал к вам по команде шерифа.

— Ну конечно, — Курт отступил в сторону, пропуская копа в дом. Постепенно он начал приходить в себя. — Детектив-сержант Уорден, так?

Уорден, понял он, заехал к нему сразу после утренней службы в церкви. В темно-синем костюме в серую полоску, в тщательно подобранном — вероятно, женой — галстуке. Высокий, шесть футов и два дюйма, на четыре дюйма выше Курта, с кулаками-кувалдами, могучей шеей борца. А серые глаза светились грустью и пониманием, при этом все видели и ничего не упускали. Такими глазами смотрели на жизнь солдаты, прошедшие не одно сражение. Коп прошел в гостиную.

— Присядьте, сержант. Вчера я выпил слишком много вина и прошлой ночью...

— Да, красное вино может ударить в голову...

Значит, эти наблюдательные глаза заметили бутылку, оставленную Паулой на кофейном столике в пятницу.

— Чай, кофе...

— Если можно, чай.

Устроившись на кушетке, Уорден вытащил из кармана и протянул Курту конверт из плотной бумаги:

— Ее предсмертная записка. Экспертам она больше не нужна.

Курт унес конверт на кухню, налил в чайник воды, поставил его на плиту и только тогда развернул записку. В пятницу ему записку не дали. Он отметил, что рука Паулы, в которой она держала ручку, не дрожала.

Курт, дорогой!