Мертвая зыбь (др. перевод) - Теорин Юхан (книги регистрация онлайн TXT) 📗
На месте этой девушки могла бы быть она сама… но нет, вряд ли. Уже в восемнадцать Юлия покинула остров, успела пожить и в Кальмаре, и в Гётеборге. Там ей исполнилось двадцать два, там она встретила Микаеля и уже через несколько недель обнаружила, что беременна. Неугомонная была девушка… и куда только подевалась эта ее неугомонность? Ничего не осталось, даже после развода.
– Не так уж много народа, – сказала она, пока девушка доставала пирожные с застекленного прилавка. – Я хочу сказать, сейчас, осенью.
– Да, – ответила девушка без улыбки.
– Тебе здесь нравится?
Девушка тряхнула головой.
– Иногда… только делать нечего. Боргхольм живет только летом.
– Кто так считает?
– Все так считают. Стокгольмцы, по крайней мере.
Она завязала пакет с пирожными и протянула Юлии.
– Больше ничего не надо? Сорок восемь крон, спасибо.
Юлия покачала головой – нет, все в порядке. Это вам спасибо.
Ах, как много могла бы она рассказать этой девушке! И она когда-то работала в Боргхольме, в кафе в гавани. И она тоже была тогда почти подростком, и ей тоже было скучно, и она тоже с нетерпением ждала, когда же начнется настоящая жизнь. Ей вдруг захотелось рассказать этой девчушке про Йенса, про свою боль, про свою надежду, про маленький сандалик…
Но она промолчала. В кондитерской было совершенно тихо, если не считать шипения вентилятора над головой.
– А вы туристка?
– Да… впрочем, нет. Не совсем. Я еду в Стенвик на несколько дней. У моего родственника там домик.
– Там сейчас как в Лапландии, – усмехнулась девица, протягивая Юлии сдачу. – Почти все дома стоят пустые. Можно делать все что угодно – все равно никто не увидит.
Юлия вышла из кондитерской и посмотрела на часы. Половина четвертого. Боргхольм и впрямь напоминал город-призрак. Не больше десятка прохожих, сонно ползущие немногочисленные машины – вот и все. Силуэт руин старинного замка с пустыми окнами-глазницами на горе.
Налетел порыв холодного ветра. Юлия поежилась и пошла к машине. Тишина такая, что ей стало не по себе.
На афишной тумбе ветер трепал обрывки поблекших афиш: новый американский триллер в кино, рок-концерт в развалинах замка, добро пожаловать на всевозможные вечерние курсы.
Она вдруг подумала, что никогда не бывала на Эланде в это время года – не считая детства, конечно. Не сезон. Эланд словно сбавил обороты. И Боргхольм тоже… Город на холостом ходу.
Она пошла к машине.
Я еду, Йенс.
Сразу на выезде из города снова начался альвар. Дорога повернула от моря и пошла вглубь острова, так же прямо. Когда-то, в незапамятные времена, жители острова пытались возделывать скудную почву, выкапывали из земли поросшие лишайником камни и клали стены, камень на камень, тщательно подбирая один к другому, как в пазле, без капли цемента, не перекладывать же с места на место… Они же служили и загородкой для скота. Бесконечные низкие стены виднелись тут и там, они покрывали весь альвар гигантским каменным узором. Интересно, как это выглядит с воздуха…
Юлия почувствовала нечто вроде приступа агорафобии – боязни открытых пространств. Ей очень хотелось выпить вина, по мере приближения к Стенвику все сильнее и сильнее. Она давала себе слово отделаться от этой привычки чуть не каждый день. К тому же за рулем – никогда и ни при каких обстоятельствах, но в этой пустыне… она представила себе две бутылки в чемодане. Остановиться где-нибудь, запереться и выпить обе.
Дорога совершенно пуста. Ей повстречался только один автобус и какой-то отвратительно быстроходный трактор. Вдоль обочины мелькали желтые указатели с названиями деревень. Юлия помнила их с детства, могла бы пробубнить наизусть, как детскую считалку. Впрочем, кроме названий, она ничего про эти деревни не знала – каждый год ездили мимо, но никогда не заезжали. Для родителей существовали только Стенвик и летний дом, который они построили там в конце сороковых, задолго то того, как начал нарастать поток туристов. Осень, зиму и весну они всегда проводили в Боргхольме, но летом – Стенвик и только Стенвик.
Вдруг она решила – прежде чем ехать к Герлофу в Марнес, загляну в Стенвик. Кроме страшной памяти о том дне, с деревней было связано много хорошего – длинные, теплые, полные несбывшихся надежд солнечные дни…
Указатель она увидела издалека. «СТЕНВИК 1 км». Другой указатель, поменьше, с надписью «КЕМПИНГ», был крест-накрест залеплен черным скотчем. Юлия притормозила и свернула на проселок. Подальше от альвара, поближе к проливу.
Через пятьсот метров появились первые дома – все заколочены, окна закрыты белыми рулонными шторами. Киоск… здесь летом собирались жители поболтать о том о сем, обсудить деревенские новости. Никаких реклам, никаких вымпелов – витрина наглухо закрыта деревянным щитом. Рядом с киоском – указатель на кемпинг. Главное развлечение – поле для минигольфа, покрытое зеленым брезентом. Вспомнила: кемпингом заправляет старый друг Герлофа.
Проселок шел почти до пролива, затем свернул на скалу над пляжем. Здесь тоже стояли заколоченные дома. Юлия притормозила немного и посмотрела на воду. Спокойные волны медленно накатывались на берег и с шипением отползали назад, оставляя за собой укатанную полосу мелкого ракушечника.
А вот и старая знакомая – ветряная мельница. Ей давным-давно никто не пользовался, она стояла на своих деревянных опорах на скале и медленно разрушалась. Когда-то была выкрашена в красный цвет, но сейчас не заметно и следов краски, а от ажурных лопастей остался только жалкий крест из потрескавшихся балок.
Вот она, в сотне метров от мельницы – отцовская рыбацкая хижина, он называл ее рыбарней. Юлия даже не сразу узнала ее. Был сарай как сарай, а теперь… Красные свежевыкрашенные стены, белые рамы, просмоленная крыша. Ремонт сделан совсем недавно. Интересно, кто этим занимался. Лена? Рихард?
В памяти сохранилась картина: Герлоф сидит на табуретке у крыльца, разбирает и штопает сети, а она, Лена и все их двоюродные братья и сестры бегают внизу по пляжу, с наслаждением вдыхая острый запах смолы и водорослей.
В тот день… как раз в тот день Герлоф разбирал какую-то особую сеть, специально для камбалы. С тех пор Юлия не любила рыбную ловлю.
А сейчас здесь никого. Сухая трава колеблется под ветром. Зеленая плоскодонка рядом с хижиной – старая лодка Герлофа, рассохшаяся настолько, что через доски обшивки можно видеть небо.
Она выключила мотор, но так и осталась сидеть в машине. Идти некуда – дом закрыт на здоровенный деревянный засов с висячим замком. Окна, как и у всех, зашторены рулонными гардинами.
Пустой поселок больше всего напоминал театральные декорации. Спектакль закончился. Публика разошлась. Мрачный спектакль, подумала Юлия. Для меня-то уж точно мрачный. Мрачнее некуда.
Осталось только взглянуть на дачу Герлофа. Летний дом Герлоф построил своими руками – земля издавна была во владении его родни.
Она завела машину, доехала до развилки и свернула направо. Здесь росли низкие деревья, в какой-то степени защищавшие дома от зимних ветров. Интересно, она раньше никогда не замечала: деревья, все до одного, под постоянным напором ветра наклонились от моря.
Направо огромный полуразвалившийся дом. Желтая краска на фасаде облупилась, черепица потрескалась, поросла мхом. Юлия уже не помнила, чей это дом, помнила только, что когда-то он был богатым и ухоженным.
Направо шла узкая, заросшая желтой травой тропинка. Она узнала это место. Надела пальто и вышла из машины. Прохладный, свежий воздух. Кислорода наверняка вдвое больше, чем в Гётеборге. А то и втрое.
Снаружи было не так тихо, как в машине: шорох ветра в деревьях, тихое уханье прибоя с пролива. Но и всё – ни голосов, ни пения птиц, ни шипения шин проезжающих автомобилей. Ничего.
Девица в кондитерской права: как в Лапландии.
До дачи было совсем близко. Со скрипом отворилась железная калитка в низкой каменной стене. Знакомый сад.
