Девушка с татуировкой дракона - Ларссон Стиг (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
– Ну и что дальше?
– Около года назад я ездил в Польшу по совершенно другому делу. Наша компания ужинала вместе с несколькими инвесторами из Лодзи, и я случайно оказался за одним столом с бургомистром. Мы говорили о том, как трудно поставить на ноги польскую экономику, и как-то само собой получилось, что я упомянул «Минос». Бургомистр некоторое время смотрел на меня с явным недоумением – будто он никогда и не слыхал о «Миносе», – а потом вспомнил, что было какое-то грязное дельце, из которого так ничего и не получилось. Он со смехом отмахнулся и сказал – цитирую: «Будь это все, на что способны шведские инвесторы, его страна вскоре бы совсем разорилась». Улавливаешь?
– Высказывание означает, что в Лодзи толковый бургомистр, но продолжай.
– Эта фраза засела у меня в голове и не давала покоя. На следующий день у меня утром была встреча, а остаток дня оставался свободным. Из чистой зловредности я поехал посмотреть на закрывшуюся фабрику «Минос», находившуюся совсем рядом с Лодзью, в маленькой деревеньке с одним кабаком в каком-то сарае и с сортиром во дворе. Огромная якобы фабрика «Минос» на деле оказалась старой развалюхой, ветхим складским помещением из гофрированного железа, построенным Красной армией в пятидесятых годах. Неподалеку я встретил сторожа, который немного говорил по-немецки, и узнал, что его двоюродный брат работал на «Миносе». Тот жил совсем рядом, и я отправился к нему домой. Сторож вызвался меня сопровождать и переводить. Хочешь услышать, что мне рассказали?
– Просто сгораю от нетерпения.
– Фабрику запустили осенью девяносто второго года. Работали там максимум пятнадцать человек, в основном старухи. Зарплата была около ста пятидесяти крон в месяц. Сперва у них полностью отсутствовало оборудование, и работники занимались уборкой развалюхи. В начале октября прибыли три картонажные машины, приобретенные в Португалии. Древние, изношенные и абсолютно устаревшие. Цена этому хламу была от силы несколько тысяч. Машины, правда, работали, но непрерывно ломались. Запчасти, естественно, отсутствовали, и производство приходилось постоянно останавливать. Чаще всего кто-нибудь из работников чинил машины подручными средствами.
– Это уже начинает походить на материал, – признал Микаэль. – Что же фабрика на самом деле производила?
– В течение девяносто второго года и половины девяносто третьего они гнали самые обычные коробки для моющих средств, упаковки для яиц и тому подобное. Потом стали производить бумажные пакеты. Но фабрике постоянно не хватало сырья, и о массовом производстве речь никогда не шла.
– Как-то не очень похоже на крупное капиталовложение.
– Я все подсчитал. Общая стоимость аренды за два года составила пятнадцать тысяч. На зарплаты могло пойти максимум сто пятьдесят тысяч – если взять с запасом. Закупка машин и перевозки… автофургон, перевозивший упаковки для яиц… предположительно двести пятьдесят тысяч. Прибавь экспедиционные сборы за разрешение, несколько поездок туда-сюда – похоже, что деревню неоднократно посетил один-единственный человек из Швеции. Ну, скажем, что вся операция не вышла за рамки миллиона. Однажды летом девяносто третьего на фабрику прибыл начальник и сообщил, что она закрыта, а вскоре после того приехал венгерский грузовик и вывез оборудование. Прощай, «Минос».
Во время суда Микаэль часто возвращался мыслями к тому летнему вечеру. Их разговор в основном носил характер дружеской пикировки одноклассников, как в годы учебы в гимназии, когда они делили тяготы, присущие их возрасту в целом. Повзрослев, они сделались, по сути дела, чужими, совершенно разными людьми. Весь вечер Микаэль пытался и никак не мог припомнить, что именно так сблизило их в гимназии. Роберт запомнился ему как тихий, замкнутый парень, безумно застенчивый в отношениях с девочками. Повзрослев, он стал преуспевающим сотрудником банка… пожалуй, даже карьеристом. Микаэль ни на секунду не сомневался в том, что нынешние взгляды приятеля идут вразрез с большинством его собственных представлений о мире.
Напивался Микаэль редко, но случайная встреча во время неудачной прогулки на яхте привела к приятному вечеру, во время которого уровень спиртного в бутылке неукоснительно приближался ко дну. Именно потому, что разговор начался как болтовня школьных приятелей, он поначалу не принял рассказ Роберта о Веннерстрёме всерьез. Но в конце концов в нем проснулся инстинкт журналиста, он стал внимательно вслушиваться в слова Роберта, и у него появились логичные возражения.
– Подожди минутку, – сказал Микаэль. – Веннерстрём – это ведь заметное имя среди биржевиков. Если не ошибаюсь, он миллиардер…
– «Веннерстрём груп» сидит приблизительно на двухстах миллиардах. Ты хочешь спросить, зачем миллиардеру вообще напрягаться, чтобы прикарманить жалкие пятьдесят миллионов?
– Ну, скорее, зачем ему рисковать всем, идя на откровенный обман?
– Не знаю, можно ли назвать его обман откровенным. Отчет Веннерстрёма единодушно одобрило руководство УПП, одобрили сотрудники банка, правительство и ревизоры риксдага.
– Речь в любом случае идет о пустяковой сумме.
– Разумеется. Но вдумайся. «Веннерстрём груп» – это инвестиционная компания, торгующая всем, на чем только можно сорвать куш: ценными бумагами, опционами, валютой… всего не перечислить. Веннерстрём заключил контракт с УПП в девяносто втором году, как раз когда рынок зашатался. Помнишь осень девяносто второго?
– Еще бы. У меня как раз были взяты на квартиру займы с плавающими процентными ставками, а в октябре ставки центрального банка взлетели до пятисот процентов. С меня целый год тянули ренту в девятнадцать процентов.
– М-да, суровые были времена, – усмехнулся Роберт. – Я сам здорово пострадал в тот год. И Ханс Эрик Веннерстрём, в точности как и все остальные на рынке, боролся с теми же проблемами. У его компании имелись миллиарды, вложенные в разного рода ценные бумаги, но наличных было на удивление мало. Вдруг оказалось, что раздавать новые ссуды больше невозможно. В таких случаях обычно продают какую-нибудь недвижимость для восполнения ущерба и зализывают раны, но в девяносто втором ни одна собака не хотела покупать недвижимость.
– Проблемы с ликвидностью.
– Именно. И такие проблемы были далеко не у одного Веннерстрёма. Каждый бизнесмен…
– Не говори «бизнесмен». Именуй их как хочешь, но называть их бизнесменами – значит оскорблять серьезных представителей этой профессии.
– Хорошо, каждый биржевой делец имел проблемы с ликвидностью. Смотри: Веннерстрём получил шестьдесят миллионов крон. Шесть он вернул, но только через три года. Расходы на «Минос» не могли вылиться больше чем в миллион. Только одна рента с шестидесяти миллионов за три года уже кое-чего стоит. В зависимости от того, как он вкладывал деньги, он мог удвоить или утроить полученный от УПП капитал. И хватит говорить о дерьме. Давай лучше выпьем.
Глава 02
Пятница, 20 декабря
Драган Арманский родился в Хорватии пятьдесят шесть лет назад. Его отец был армянским евреем из Белоруссии, а мать – боснийской мусульманкой греческого происхождения. Она же отвечала за его культурное воспитание, и в результате, став взрослым, он оказался в той большой и неоднородной группе, которую СМИ определяли как мусульман. Государственное миграционное управление, как ни странно, записало его сербом. Он имел шведское гражданство, а с фотографии в его паспорте смотрело четырехугольное лицо с выступающей челюстью, темной щетиной и седыми висками. Часто его называли арабом, хотя среди его предков арабов не было вообще, зато все эти многообразные гены дали бы кретинам от расоведения все основания отнести его к представителям низшей расы.
По внешности он слегка напоминал мелкого босса из американского гангстерского фильма. На самом же деле он не занимался контрабандой наркотиков и не работал на мафию. Он был талантливым экономистом, который, начав работать помощником экономиста охранного предприятия «Милтон секьюрити» в начале 70-х годов, тремя десятилетиями позже поднялся до должности исполнительного директора и оперативного руководителя.
