Красный шторм поднимается - Бонд Ларри (электронные книги без регистрации .txt) 📗
При этих словах член Политбюро, отвечающий за сельское хозяйство, болезненно поморщился. Сколько государственных деятелей, подумал Сергетов, сломали свою карьеру на советском сельском хозяйстве, которое не удавалось заставить нормально функционировать? Разумеется, это не относилось к нынешнему генеральному секретарю, который сумел каким-то образом продвинуться вверх по иерархической лестнице, хотя его руководство сельским хозяйством было не лучше, чем других. Однако настоящие марксисты не должны верить в чудеса. Его восхождение на высший в стране пост генерального секретаря партии имело свою цену, и Сергетов только сейчас начинал разбираться в сути дворцовых интриг.
— Итак, какое решение проблемы вы предлагаете, Михаил Эдуардович? — спросил министр обороны с необычным для него беспокойством.
— Товарищи, мы должны приложить все усилия, чтобы выдержать лишения, которые последуют за этой катастрофой. Нам нужно сберегать энергию и повышать эффективность производства на всех уровнях народного хозяйства. — Сергетову даже в голову не пришло говорить об увеличении импорта нефти. Резкое сокращение ее добычи внутри страны потребует тридцатикратного увеличения закупок за рубежом, а запасы твердой валюты едва достаточны для их двукратного роста. — Придется резко повысить производство бурового оборудования на механическом заводе «Баррикады» в Волгограде и улучшить контроль за его качеством, а также закупить на Западе немало буровых станков и обсадных труб. Это необходимо, чтобы расширить разведку и производство нефти на уже действующих нефтепромыслах. Кроме того, понадобится расширить строительство атомных электростанций. Чтобы сберечь топливо, можно ограничить поставки горючего для грузового и личного автотранспорта — в этом секторе экономики немало горючего расходуется понапрасну, как нам всем хорошо известно, примерно треть от общего объема потребления. Возможно, придется временно — подчеркиваю, временно — сократить поставки топлива и для военных нужд, а также переключить некоторые отрасли тяжелого машиностроения с оборонного производства на промышленные нужды. Нас ждут три тяжелых года, товарищи, — но только три, — закончил Сергетов на оптимистической ноте.
— Товарищ Сергетов, насколько я понимаю, у вас всего лишь небольшой опыт в сфере международных отношений и обороны, верно? — поинтересовался министр обороны.
— Я и не утверждал обратного, товарищ министр, — осторожно ответил Сергетов.
— Тогда позвольте объяснить, почему предлагаемые вами меры являются неприемлемыми. Если мы поступим так, как вы советуете, на Западе узнают о кризисе, в который попала наша страна. Увеличение закупок оборудования для нужд нефтедобывающей промышленности и возросшая активность работ на Нижневартовском комплексе, которую невозможно скрыть, отчетливо продемонстрируют, что происходит у нас в стране. С их точки зрения, мы станем уязвимыми. Такой уязвимостью, решат они, следует воспользоваться. И в то же самое время, — он грохнул кулаком по тяжелому дубовому столу, — вы предлагаете сократить снабжение топливом вооруженных сил, защищающих нас от Запада!
— Товарищ министр обороны, я — инженер, а не военный специалист. Вы спросили меня, как я оцениваю ситуацию с технической точки зрения, и я ответил на ваш вопрос. — Сергетов старался говорить спокойно и убедительно. — Создавшаяся ситуация весьма серьезна, однако она не означает ослабления боевой готовности наших стратегических ракетных сил. Неужели они не в состоянии одни защитить нас от происков империалистов на протяжении периода восстановления топливно-энергетического комплекса? — Если нет, то тогда зачем их вообще создавали, сколько денег закопано в эти ничего не производящие пусковые шахты, спросил себя Сергетов. Разве недостаточно того, что мы в состоянии десять раз уничтожить все живое на Западе? Какой смысл в том, что мы получим возможность убить их всех не десять, а двадцать раз? А теперь, оказывается, и того недостаточно!
— Вы не задумывались о том, что Запад не позволит нам сделать закупки оборудования, о которых вы говорили? — спросил главный партийный идеолог.
— Еще не было случая, чтобы капиталисты отказывались продать нам…
— Да, но еще не было случая, чтобы у капиталистов оказывалось в руках такое оружие, как сейчас, — заметил генеральный секретарь. — Впервые в истории у них появилась возможность удушить нас в течение одного года. Что, если теперь они приостановят также и поставки зерна?
Сергетов не думал об этом. Прошлый год снова оказался неурожайным — в седьмой раз за последние одиннадцать лет, — и Советскому Союзу опять предстояло закупить огромное количество зерна, в первую очередь пшеницы. В настоящее время только Америка и Канада могли продать зерно в необходимых количествах. В результате неблагоприятных погодных условий в Южном полушарии урожай зерновых в Аргентине — и в меньшей степени в Австралии — был низким, тогда как Америка и Канада, как всегда, собрали огромное количество зерна. Сейчас в Вашингтоне и Оттаве велись переговоры о новых закупках, причем американцы с готовностью соглашались на крупные поставки. Правда, рост курса американского доллара загнал цену бушеля пшеницы на небывалую высоту… Но понадобятся месяцы, чтобы доставить зерно в порты Советского Союза. Действительно, как просто будет организовать «технические сложности», подумал Сергетов, в портах Нового Орлеана и Балтимора, оборудованных элеваторами, чтобы замедлить или даже совсем остановить поставки зерна в критический момент?
Он обвел взглядом сидящих вокруг стола. Двадцать два человека, из них только тринадцать с правом решающего голоса — причем один отсутствовал, — молча обдумывали положение, при котором двести пятьдесят миллионов рабочих и крестьян, голодные, лишенные электричества, сидят в холоде и темноте, и в то же время войска Советской Армии, Министерства внутренних дел и КГБ испытывают недостаток в горючем, а следовательно, ограничены в мобильности и подготовке.
Члены Политбюро относились к числу самых могущественных людей в мире, их власть намного превышала полномочия аналогичных руководителей западных государств. Они не несли ответственности ни перед кем — ни перед Центральным Комитетом Коммунистической Партии, ни перед Верховным Советом и, уж конечно, ни перед населением собственной страны. На протяжении многих лет эти люди не ходили по улицам Москвы, а только ездили в огромных лимузинах ручной сборки с водителями за рулем в свои роскошные московские квартиры или в пожалованные им государственные дачи в изолированных лесах под Москвой. Они совершали покупки — если у них возникало такое желание — в охраняемых сотрудниками КГБ специальных магазинах, предназначенных для партийной и государственной элиты, и обслуживались врачами в элитарных спецбольницах. И благодаря всему этому они считали себя хозяевами своей судьбы.
Лишь сейчас эти люди начали понимать, что они, как и все остальные смертные, тоже вынуждены подчиняться року и их личное неограниченное могущество бессильно перед ним.
Их окружала огромная страна, жители которой недоедали, ютились в плохих жилищах, а единственное, в чем народ не испытывал недостатка, были вездесущие плакаты и лозунги, восхваляющие Прогресс и Солидарность. Сергетов знал, что некоторые из сидящих за столом и впрямь верили этим лозунгам. Иногда даже он верил в них сам, отдавая дань идеалам своей юности. Но советский прогресс не мог накормить людей, и как долго будут верить в собственную солидарность народы этой великой страны, вынужденные голодать, терпеть холод и сидеть в темноте? Неужели всегда их сердца будет согревать гордость от мысли о ядерных ракетах, скрытых в сибирских лесах? Или от мысли о тысячах танков и пушек, выпускаемых каждый год? Разве, глядя на небо, они будут испытывать вдохновение от того, что на околоземной орбите летает космическая станция «Салют»? А вдруг на смену этому возникнет мысль о том, чем питается элита, повелевающая их судьбами? Не прошло и года с тех пор, как Сергетов возглавлял Ленинградскую партийную организацию; он всегда внимательно выслушивал своих подчиненных, которые рассказывали об анекдотах и недовольном ворчании в очередях, что выстраивались за двумя буханками хлеба, или зубной пастой, или обувью. Даже в то время он чувствовал себя изолированным от суровой реальности, которой жила страна, и нередко ему в голову приходила мысль: а вдруг наступит момент, когда гнет, испытываемый простым рабочим, покажется этому рабочему слишком тяжким? Как узнает об этом он, глава партийной организации огромного города, возглавляющий марш народа к сияющим вершинам коммунизма? Как он узнает об этом теперь? А сумеют ли узнать об этом другие члены Политбюро, старше его возрастом?
