Последнее правило - Пиколт Джоди Линн (библиотека электронных книг .TXT) 📗

Она качает головой.

— Лучше помогите накрыть на стол.

Эти доверительные отношения на чужой кухне навевают на меня тоску по дому — не по моей съемной квартире над пиццерией, а по дому моего детства. Я был самым младшим сыном в большой семье из Буффало, иногда даже сейчас мне не хватает звуков хаоса.

— Моя мама по пятницам готовила рыбу, — признаюсь я, открывая и закрывая ящики буфета в попытке найти столовые приборы.

— Вы католик?

— Нет, норвежец. Рыба — скандинавский афродизиак.

Щеки Эммы вспыхивают.

— И как? Работает?

— У моих родителей пятеро детей, — отвечаю я, кивая на окуня. — Прелюдия на блюде.

— Думаю, я могу согласиться с метафорой, — бормочет Эмма. — Стряпню моего бывшего мужа можно было считать контрацепцией.

— С моей стороны будет невежливо спросить, как давно вы мать-одиночка?

— Невежливо, — говорит Эмма. — Но если говорить коротко, с тех пор как Джейкобу поставили диагноз. — Она достает из холодильника молоко и наливает в кастрюлю, потом взбивает содержимое венчиком. — Он не принимает участие в жизни сыновей, только ежемесячно высылает алименты.

— Тогда вы можете гордиться, что вырастили их одна.

— Да, я горжусь. Моего сына обвиняют в убийстве. Какая мать после этого будет считать воспитание своим великим достижением?

Я поднимаю на нее глаза.

— Обвиняют, — повторяю я. — Но не осудили.

Она долго смотрит на меня, как будто боится поверить, что находятся еще люди, готовые поверить в невиновность Джейкоба. Потом начинает накладывать на тарелки.

— Джейкоб! Тео! — зовет она.

Джейкоб хватает свою тарелку и тут же возвращается в гостиную к телевизору. Тео сбегает по лестнице, замечает меня за столом и хмурится.

— Разве мы должны кормить его бесплатно? — спрашивает он.

— Я тоже рад тебя видеть, — отвечаю я.

Он смотрит на меня.

— Подумаешь!

Он не спеша уходит с едой к себе в комнату. Эмма наполняет наши тарелки.

— Обычно мы обедаем вместе, — объясняет она. — Но иногда приятно отдохнуть друг от друга.

— Могу представить, как это трудно, если находишься под домашним арестом.

— Очень печально, что самое яркое событие для меня — сходить к почтовому ящику в конце подъездной аллеи.

Она наклоняется и ставит передо мной тарелку.

На ней кусок белой рыбы, кремово-белое картофельное пюре и горстка белого риса.

— На десерт меренга? — предполагаю я.

— Белый бисквитный торт.

Я ковыряю вилкой в тарелке.

Она хмурится.

— Рыба сырая?

— Нет, рыба великолепная. Просто я никогда не видел, чтобы еда готовилась по цвету.

— Сегодня первое февраля, — отвечает она, как будто это все объясняет. — Первое число каждого месяца — День белой пищи. Я так давно готовлю по дням, что забыла, что это необычно.

Я пробую картофель, это что-то неземное.

— А что вы готовите тридцать первого числа? Сжигаете все до углей?

— Не подбрасывайте эту идею Джейкобу, — просит она. — Хотите молока?

Она наливает молоко в стакан, я протягиваю за ним руку.

— Я не понимаю. Почему для него так важен цвет пищи?

— А почему текстура бархата вызывает у него панику? Почему он не может выносить жужжание кофеварки? Существует миллион вопросов, на которые у меня нет ответа, — говорит Эмма, — поэтому проще приспосабливаться и оберегать его от приступов.

— Наподобие того, что случился с ним в суде? — уточняю я. — И в тюрьме?

— Именно. Поэтому по понедельникам пища зеленая, по вторникам — красная, по средам — желтая… Теперь понятно?

Я на мгновение задумываюсь.

— Не поймите меня превратно, но иногда кажется, что Джейкоб взрослее нас с вами, — а временами он просто потрясает.

— Он такой. Я искренне полагаю, что он умнее всех, кого мне доводилось встречать, но более упрямый. Он каждый пустяк принимает близко к сердцу, потому что сам является центром своей вселенной.

— И вашей, — добавляю я. — Он центр и вашей вселенной.

Она втягивает голову в плечи.

— Наверное.

Вероятно, мои родители-скандинавы знали, что делали, потому что из-за рыбы ли, из-за того ли, как выглядела Эмма — удивленной и немного взволнованной, но я, к своему изумлению, понял, что хотел бы ее поцеловать. Однако не могу, потому что она мать моего клиента и, скорее всего, тут же выгонит меня пинком под зад.

— Полагаю, у вас есть план наступления, — говорит она.

Мои глаза расширились: неужели ее снедают те же чувства? Перед мысленным взором проносится картинка, как я валю ее на стол.

— Чем быстрее, тем лучше, — заявляет Эмма, и мой пульс учащается в три раза. Она оборачивается и через плечо смотрит в гостиную, где Джейкоб неспешно запихивает в рот рис. — Я просто хочу, чтобы весь этот кошмар быстрее закончился.

С этими ее словами мои мечты разбиваются о печальную действительность. Я откашливаюсь вполне профессионально.

— Больше всего дискредитирует признание Джейкоба. Необходимо попытаться исключить признание из материалов дела.

— Я думала, что мне разрешат присутствовать при допросе. Если бы я была там, так далеко никогда бы не зашло! Ему задавали вопросы, смысла которых он не понимал, или задавали их слишком быстро.

— У нас есть протокол. Вопросы довольно простые. Вы говорили Метсону, что Джейкоб страдает синдромом Аспергера, прежде чем они начали беседу?

— Да, когда он приходил допрашивать Джейкоба первый раз.

— Первый раз?

Эмма кивает.

— Он просматривал дневник деловых встреч Джесс, там была запись о занятии по социальной адаптации, поэтому детектив приехал задать несколько вопросов.

— Вы присутствовали при этом, чтобы помочь толковать вопросы?

— За этим кухонным столом, — отвечает Эмма. — Метсон вел себя так, будто в полной мере понимал Джейкоба. Именно поэтому, когда он попросил меня привезти сына в участок, я решила, что этот допрос ничем не будет отличаться от беседы, при которой я присутствовала.

— Как ни странно, — говорю я ей, — но мы можем подать ходатайство об исключении признания из материалов дела.

— Что за ходатайство?

Но я не успеваю ответить. В кухню с пустой тарелкой входит Джейкоб. Он ставит тарелку в раковину и наливает себе стакан кока-колы.

— «Согласно Пятой поправке к Конституции США, у человека есть право хранить молчание, если он сам не отказывается от этого права. В определенных обстоятельствах, если полиция не зачитала вам ваши права — „все, что вы скажете, может быть использовано против вас“ — либо надлежащим образом не просила вас от них отказаться, адвокат может подать ходатайство об изъятии этих показаний из материалов дела». — Он возвращается в гостиную.

— Чистая бессмыслица, — бормочу я.

— Правда?

— Да, — отвечаю я. — Почему он пьет колу в День белой пищи?

Проходит секунда, и впервые я слышу, как заразительно смеется Эмма Хант.

ЭММА

Я не собиралась кормить адвоката Джейкоба обедом.

И не ожидала, что получу удовольствие от его компании. Но когда он отпускает шутку насчет Дня белой пищи — что само по себе, давайте смотреть правде в глаза, так же смешно, как и в сказке о голом короле, когда все делают вид, что на государе прекрасные одежды, а ведь он абсолютно голый, — я не в силах сдержаться. Начинаю хихикать. И прежде чем отдаю себе в этом отчет, уже смеюсь до слез.

Потому что, если уж на то пошло, забавно ведь, если я спрашиваю сына: «Как ты спал?», а он отвечает мне: «На животе».

Смешно, когда я говорю Джейкобу, что буду через минуту, а он начинает считать до шестидесяти.

Смешно, когда Джейкоб в детстве изображал стрелки часов каждый раз, когда я приходила домой, — его интерпретация «стрелканемся позже».

Смешно, когда он умоляет купить ему учебник по криминалистике на сайте Amazon.com, я прошу его назвать приблизительную цену, а он приносит лупу.

Смешно, когда я горы сворачиваю, чтобы добыть к первому числу для Джейкоба белую еду, а он беззаботно наливает себе колу.