Свинцовый шторм - Корнуэлл Бернард (книга бесплатный формат .TXT) 📗

Для управления «Сикоракс» мы использовали все имеющиеся у нас средства. Небо по-прежнему закрывали облака, ночи были темные. Последнее, что мне удалось разглядеть, — это огоньки на ирландском побережье, а дальше мы пошли вслепую. Я никак не мог заставить работать этот хваленый радиопеленгатор Беннистера. Когда я нажимал на кнопку, загорался маленький красный индикатор, и все. А затем ничего. Наконец мое терпение иссякло, и я выбросил его за борт, понося при этом все современные штучки. «Мейфлауэр» достиг берегов Америки без единой силиконовой цепочки, и я смогу.

И вот мы, как и «Мейфлауэр», мчались на северо-запад под парусами. Анжела устроилась на подветренной койке, и, стало быть, ей не угрожала опасность свалиться во сне, а я спал соответственно с наветренной стороны и, выкроив для сна часок-другой, привязывал себя к стене, чтобы не проснуться на полу. Однажды я приготовил суп, но Анжела с отвращением оттолкнула его. У меня никогда не было морской болезни, но я хорошо знал, что это такое. В первый день ей казалось, что она умирает, правда, потом это ощущение пропало. Вот так спасительные полоски пластыря!

Зато «Сикоракс» все было нипочем! Она словно говорила мне, что за последние несколько месяцев ей пришлось пережить немало чепухи, но теперь, слава Богу, она делает то, что у нее получается лучше всего. Поначалу, правда, как всегда, возникало много проблем. Шкотовый угол кливера начал протираться, и я временно заменил его штормовым кливером и целый вечер штопал жесткую парусину. Уплотнитель, проложенный вокруг трубы, вылез. Это была моя вина, и два часа я под дождем забивал его обратно. Через два дня замолчало коротковолновое радио, и ни уговоры, ни постукивания, ни ругательства не могли его оживить. Я забеспокоился, потому что без радио невозможно проверить точность показаний хронометра. Мы плыли как Бог на душу положит, основываясь на интуиции и траверсных таблицах, пока не разошлась облачность и не выглянуло солнце. Тогда я смог с облегчением вздохнуть, надеясь, что хронометр показывает правильное время. В трюмы набиралась вода, и время от времени я откачивал ее, но это было в порядке вещей. Прокладки вокруг трубы вскоре уплотнились.

Но основной проблемой была моя усталость. Помощника из Анжелы не вышло, поэтому мне приходилось стоять у руля круглые сутки. Я так и не починил автоматическое управление, которое все еще лежало под тендером. В принципе «Сикоракс» замечательно держала курс, плывя с приспущенным парусом и зафиксированным рулем, но для этого направление ветра должно быть постоянным, и мне все равно приходилось часто вставать и уточнять его по компасу. Самая большая неприятность случилась на восьмой день, когда сорвало кронштейн на крепежной планке паруса. Я проснулся и к своему ужасу услышал, как полощется стаксель. Яхту шатало, как пьяную, и я еле добрался до палубы.

Я вымок до нитки, пока поворачивал «Сикоракс» по ветру, укреплял кливер и заводил шкоты грота. Затем, зацепив страховочный фал, я отправился на поиски потерявшегося шкота. У меня ушло десять минут на то, чтобы разыскать его и вернуться в кубрик. Затем я зацепил шкот на планке кливера и выровнял курс. На вантах горели ночные ходовые огни, а за ними, пугающие, как призраки, вставали волны, накатывающиеся на нашу яхту. Я откачал из трюма воду и, валясь с ног от усталости, забрался в каюту.

Анжела проснулась и простонала:

— Что случилось?

— Отскочила планка, не о чем беспокоиться.

— Почему у тебя нет нормальных лебедок, как у Тони?

Я подумал, что появление интереса к окружающему — первый признак воскрешения.

— Потому что эти блестящие современные штучки не будут смотреться на «Сикоракс», а кроме того, они стоят по сто фунтов каждая. — Я почувствовал боль в спине, пока стаскивал с себя тяжелый непромокаемый костюм. — Хочешь поесть?

— О Боже, нет. — Она опять застонала, когда яхта ударилась о волну. — Где мы?

— К западу от Ирландии и к востоку от Канады.

— Мы тонем?

— Пока что нет. Но ветер явно чего-то от нас хочет.

Через час я снова проснулся, потому что яхту бросало и крутило. Я опять облачился в непромокаемый костюм, вышел на палубу и увидел, что дело дрянь. Я спустил грот и поднял штормовой трисель, спустил кливер и поднял бизань. Яхту качало так, словно ее пытались опрокинуть в это свистящее море. Я спустил трисель и переоснастил его как бизань-стаксель. Это сразу придало «Сикоракс» равновесие, необходимое в такой сумасшедший шторм. Мы уже далеко забрались на север, ночи стали светлее и короче, и мне было ясно видно, как ветер и ливень словно покрывают верхушки волн кремом, а ямы между ними заполняют бурлящей пеной. Дважды бушприт «Сикоракс» зарывался в воду, и гора воды, смешанной с дождем, обрушивалась на палубу, докатываясь до самого кубрика. Мне даже негде было укрыться — только перевернутый тендер в какой-то степени защищал меня от разъяренной стихии. Мне приходилось часто откачивать воду из трюмов.

Такая погода сохранялась весь остаток ночи, следующий день и следующую ночь. Утром мне удалось поспать часок, а когда я проснулся, погода была такая же сумасшедшая. Я откачал из трюмов воду и опять поспал. Затем выпил бензедрин. К середине второй ночи ветер стал понемногу стихать и удары волн уже не были такими сильными. Я зафиксировал руль, оставил паруса приспущенными и забрался на койку. Анжела плакала от отчаяния, но у меня не было сил успокоить ее. Я хотел одного — забыться во сне.

Я проспал пять часов, вернее, продремал. Выбравшись из сырой койки, я увидел, что шторм кончился. Я с отвращением натянул промокший свитер и вышел на палубу. Передо мной расстилалась бесконечная водяная пустыня, прорезаемая маленькими сердитыми волнишками, отголосками ушедшего шторма. Я спустил бизань-стаксель, отвязал гик и гафель, поднял грот и кливер, а затем распустил бизань. Потом я отправился в трюм и откачивал воду до тех пор, пока боль в спине не стала совсем уж нестерпимой. У меня болел каждый мускул, каждая клеточка. Это и называется хождением под парусами. Ветер стих до четырех баллов. Среди утренних облаков уже проглядывало чистое небо, и день обещал быть солнечным. На западе поверхность воды серебрилась, и я сел, привалившись к кубрику, не имея сил двинуться дальше. Поглаживая кубрик, я похваливал «Сикоракс» и благодарил ее за то, что она сделала. Котенок, услышав мой голос, замяукал, напоминая, что его не кормили уже несколько часов. Я открыл люк и спустился в промокшую каюту. Котенок терся о мои ноги. Я больше не называл его Анжелом, так как каждый раз на это имя откликалась Анжела. Я открыл банку кошачьих консервов и с трудом удержался, чтобы самому их не съесть. Потом я подмел пол в каюте, вытер то, что выплеснулось из цинкового ведра, и попытался убедить себя, что это как раз и есть та жизнь, о которой я так долго мечтал длинными больничными ночами.

Через час на горизонте показался русский крейсер-торпедоносец класса «Аврора» в сопровождении двух эсминцев, которые подозрительно направили свои бинокли на «Сикоракс». Я, как полагается, просигналил английским флагом. В ответ на эсминце поднялся красный флаг с серпом и молотом. После обмена любезностями я включил высокочастотный передатчик.

— Русское судно, ответьте яхте «Сикоракс». Слышите меня?

— Доброе утро, малыш. Прием.

Радист, наверное, ожидал моего выхода в эфир, так как ответил сразу же. Его голос был таким жизнерадостным, будто он только что позавтракал ветчиной с яйцами или что там еще едят на завтрак русские.

— Вы можете уточнить мне координаты и время? Прием.

Мы переговаривались на аварийной волне, которую вряд ли кто еще слушал.

— Я не знаю, работают ли наши американские приборы спутниковой связи, — усмехнулся он. — Ждите.

Я улыбнулся его словам, и на моем лице треснула солевая корка. Через минуту он дал мне координаты и время с точностью до секунды. Пожелав мне удачи, три серых судна проследовали в южном направлении по океану, покрытому рябью.

Мы шли хорошо. Уже прошли оконечность плато Рокэлл, хотя и севернее, чем я предполагал. Если Беннистер продвигался на своей яхте почти с такой же скоростью, то он уже должен был обогнуть Сен-Пьер. Погрешность хронометра не превышала секунды, и это успокоило меня.