Царица Проклятых - Райс Энн (версия книг txt) 📗
– Послушай, крошка. – Мужской голос, совсем молодой. Такие голоса можно услышать в Бостоне, Новом Орлеане, Нью-Йорке. Пожарный? Полицейский? Спасатель? – Мы позаботимся о тебе, детка. «Скорая» сейчас приедет. А пока лежи и не двигайся, милая, и не волнуйся.
Кто-то дотронулся до ее груди. Нет, просто вынимают из кармана карточки: «Джессика Мириам Ривз». Да.
Она стояла рядом с Маарет, и они смотрели на гигантскую карту с множеством крошечных лампочек. И она поняла. Джесс, дочь Мириам, дочери Элис, дочери Карлотты, дочери Джейн-Мари, дочери Анны, дочери Джанет-Белль, дочери Элизабет, дочери Луизы, дочери Франсес, дочери Фриды, дочери…
– Позвольте мне, прошу вас, мы ее друзья…
«Дэвид!»
Ее поднимали с пола. Она услышала свой вырвавшийся против воли крик. Она опять увидела экран и испещренное именами древо: «Фриды, дочери Дагмар, дочери…»
– Осторожно, осторожно же, черт возьми!
Воздух стал другим – прохладным и влажным; ее лицо обвевал ветерок; потом руки и ноги вообще потеряли чувствительность. Она чувствовала только свои веки, но не в силах была их поднять.
Она слышала голос Маарет: «…вышли из Палестины, спустились в Месопотамию и медленно двинулись вверх, через Малую Азию и Россию в Восточную Европу. Понимаешь?»
Это либо катафалк, либо «скорая», хотя для последней здесь слишком тихо, а сирена хотя и не смолкает, но звучит где-то далеко. Что случилось с Дэвидом? Он бы не отпустил ее, будь она жива. Но откуда там взяться Дэвиду? Дэвид же сказал, что никто и ничто не заставит его приехать. Дэвида там не было. Ей все это только показалось. Но что самое странное, Мириам тоже не было. «Святая Мария, Матерь Божия… ныне и в смертный час…»
Она прислушалась: машина неслась по городу, она чувствовала все повороты; но где же ее тело? Его она не ощущала. Сломана шея. Это значит, что она умерла.
Но что за свет видит она сквозь джунгли? Что это? Река? Слишком широкая для реки. Как ее пересечь? Но по джунглям – а теперь по речному берегу – идет не Джесс. Кто-то другой. И все же она видит вытянутые вперед руки, раздвигающие заросли и мокрые грязные листья, – словно это ее собственные руки. Она опускает глаза и видит рыжие волосы, длинные волнистые пряди, к которым прилипли листья и комочки земли…
– Ты слышишь меня, милая? Ты у нас. Мы сделаем для тебя все, что возможно. Твои друзья едут за нами на машине. Тебе не о чем беспокоиться.
Он еще что-то говорил, но она перестала понимать смысл его слов. Точнее, она их не слышала, только интонацию – интонацию любви и заботы. Почему он так ей сочувствует? Он ее даже не знает. Разве он не понимает, что на рубашке – не ее кровь? И на руках? Виновна. Лестат пытался объяснить ей, что это – зло, но тогда ей казалось, что все это не важно и не имеет никакого отношения к делу. Не то чтобы ей было безразлично, что именно следует считать хорошим и правильным, но в тот момент гораздо большее значение имело другое. Знание! А он говорил так, словно она собиралась сделать нечто такое, о чем на самом деле она даже не помышляла.
И поэтому смерть, вполне возможно, была для нее наилучшим выходом. Если бы еще Маарет смогла ее понять. Подумать только, Дэвид рядом, в следующей машине. Так или иначе, но Дэвиду кое-что уже известно, и теперь на нее заведут дело: «Ривз, Джессика. Новые доказательства». «Один из наших преданных агентов, определенно в результате… чрезвычайно опасно… при любых обстоятельствах запрещаются попытки увидеть…»
Ее опять куда-то несли. Снова прохладный воздух, запах бензина и эфира… Она понимала, что оборотной стороной онемения и тьмы станет ужасная, невыносимая боль, и потому, чтобы не оказаться в ее власти, лучше лежать неподвижно. Пусть они несут тебя дальше; пусть везут на носилках по коридору.
Кто-то плачет. Маленькая девочка.
– Джессика! Вы слышите меня? Я хочу, чтобы вы знали, что находитесь в больнице и мы делаем для вас все, что в наших силах. За дверью – ваши друзья, Дэвид Тальбот и Эрон Лайтнер. Мы объяснили им, что вам необходим полный покой…
Конечно. При переломе шеи либо умирают мгновенно, либо как только попытаются пошевелиться. Вот и все. Она вдруг вспомнила, как много лет назад в какой-то больнице видела девушку со сломанной шеей. Тело девушки было привязано к большой алюминиевой раме, которую сиделка время от времени поворачивала или передвигала, чтобы изменить положение своей подопечной. Неужели с ней будет то же самое?
Он опять что-то говорил, но на этот раз голос звучал словно издалека. Она быстрее зашагала по джунглям, чтобы подойти ближе и сквозь рокот реки расслышать его слова. Он говорил…
– Конечно, мы используем любую возможность, естественно, мы можем сделать все необходимые анализы и тесты, но вы должны понимать, что ситуация критическая. Черепная коробка со стороны затылка полностью разрушена – даже виден мозг. И он несомненно очень сильно поврежден. Через несколько часов начнет развиваться отек мозга… Более того, я сомневаюсь, что у нас вообще есть в запасе даже эти несколько часов.
«Ублюдок, ты убил меня! Швырнул меня об стену. Если бы можно было пошевелить хотя бы веками, губами. Но я попала в ловушку, оказалась запертой внутри тела, которого у меня нет! В детстве смерть мне представлялась именно такой: как будто ты заключена в собственной голове и лежишь в могиле, но у тебя нет ни глаз, чтобы видеть, ни рта, чтобы кричать. И так проходит много-много лет…
Или бродишь по сумеречному царству с бледными призраками и думаешь, что жива – а на самом деле умерла. О Господи, я должна знать, когда умру! Должна знать, когда это начнется!»
Слабое ощущение на губах… Что-то влажное, теплое… Что-то раскрывает ей губы. Но здесь же никого нет. Все в холле, и комната пуста. Если бы здесь кто-то был, она непременно бы это почувствовала. И все же… она ощущает вкус теплой жидкости, наполняющей рот.
«Что это? Что вы мне даете? Я не хочу умирать!»
«Спи, любовь моя».
«Не хочу. Я хочу почувствовать, как умираю. Хочу знать!»
Но жидкости во рту скопилось уже слишком много, и ей пришлось ее проглотить. Мышцы горла функционировали. Какой восхитительный соленый вкус. Она узнает этот вкус! Узнает приятное покалывание. Она сделала большой глоток и почувствовала, как оживает кожа лица, как колышется воздух, а по комнате проносится легкий ветерок. Приятное тепло растеклось по позвоночнику, по рукам и ногам, точно так же, как прежде распространялась боль. Джесс вновь обретала свое тело.
«Спи, любимая».
Покалывало в затылке, в корнях волос.
Ее колени разбиты, но ноги целы, а значит, она вновь сможет ходить. Пальцы, сжимающие простыню, тоже заново обрели чувствительность. Она хотела поднять руку, но было еще слишком рано – рано шевелиться.
К тому же ее подняли и понесли.
Ей лучше пока поспать. Потому что если это смерть… ну, тогда все в порядке. До нее доносились едва слышные голоса – кто-то спорил, кому-то угрожал, – но сейчас это не имеет значения. Кажется, ее зовет Дэвид. Но что он от нее хочет? Чтобы она умерла? Врач грозится вызвать полицию. Но полиция уже ничего не сможет сделать. Все происходящее кажется ей едва ли не забавным.
Они продолжают спускаться по лестнице. Приятный прохладный воздух…
Уличный шум стал громче, по мостовой с грохотом проехал автобус. Раньше она терпеть не могла эти звуки, но теперь они доставляли ей не меньшее удовольствие, чем ветерок и чистый воздух. Ее покачивало – нежно, как в колыбели. Машина дернулась, трогаясь с места, а потом легко и плавно набрала скорость. Рядом была Мириам, она хотела, чтобы Джесс взглянула на нее, но Джесс слишком устала.
– Я не хочу уходить, мама.
– Но Джесс, прошу тебя! Еще не поздно. Ты еще можешь вернуться! – Похоже на голос Дэвида. – Джессика!..
