Последняя тайна храма - Сассман Пол (книги онлайн без регистрации txt) 📗

– Что вам от нас нужно? – спросила она слабым дрожащим голосом. – В чем мы виноваты?

Она выглядела очень болезненно: икры плотно перебинтованы, кожа лица приобрела вид засохшей шпаклевки. Халифу охватило внезапное чувство вины за то, что он ошеломил и без того ослабленную недугами и старостью женщину.

– Не бойтесь, я ничего вам не сделаю, – постарался он успокоить ее, заговорив мягким голосом. – Я просто хотел задать несколько вопросов вам и вашему мужу.

Она мотнула головой, и копна седых волос, выскользнув из заколки, слетела вниз, придав ее лицу невменяемое выражение.

– Мужа нет дома. Он… вышел.

– Но я могу поговорить и с вами. О вашем общем друге Пите…

– Нет! – воскликнула она, в испуге отпрянув назад и приподнимая трость, словно готовясь отразить нападение. – Мы ни в чем не виноваты, честное слово! Мы законопослушны, мы всегда исправно платим налоги. Что вам нужно от нас?

– Госпожа Грац, прошу вас, не волнуйтесь. Я нисколько не хотел вас встревожить. Просто я надеялся, что вы расскажите мне нечто важное о Пите Янсене, Фаруке аль-Хакиме…

При последнем имени испуг женщины сменился ужасом, а тело так затряслось, как будто кто-то схватил ее за хилые плечи и начал дергать из стороны в сторону.

– Не знаем мы никакого аль-Хакима! – застонала она. – Никогда не слышали о нем. За что вы нас преследуете? За что?

– Если бы вы могли…

– Нет! Я не впущу вас, пока муж не вернется. Ни в коем случае! Не впущу, даже не просите!

Она поплелась обратно, одной рукой сжав трость, а другой придерживаясь за стену.

– Госпожа Грац, прошу вас, послушайте меня! – Халифа встал на колени и прижал лицо к отверстию в ящике. Никогда он еще не общался с людьми в такой позе, но сейчас было явно не до соблюдения приличий. – Я не хочу напугать вас. Но я предполагаю, что вы и ваш муж можете помочь в расследовании убийства гражданки Израиля Ханны Шлегель.

Волнение, охватившее старушку при упоминании имени аль-Хакима, было ничтожно по сравнению с тем, какой ужас охватил ее сейчас. Она застыла у стены, приложив ладонь ко рту, словно боялась вздохнуть, пальцы другой руки судорожно сжимали и разжимали трость.

– Мы ничего не знаем, – сказала она задыхаясь. – Умоляю вас, мы ничего не знаем.

– Госпожа Грац…

– Я отказываюсь говорить с вами без мужа. Вы не можете меня заставить!

Она тяжело дышала, яростные спазмы передергивали ее немощное тело, на глазах выступили слезы. Халифа вздохнул и, опустив планку ящика для писем, встал на онемевшие от долгого сидения на корточках ноги.

Инспектор понял, что ничего не добьется. Женщина была явно не в своем уме. Глупо было бы ожидать, что в таком состоянии она расскажет о Ханне Шлегель (а Халифа не сомневался, что она могла бы рассказать что-то очень важное). Иной следователь на его месте просто вышиб бы дверь и потащил старуху в отделение, но Халифа не прибегал к столь откровенным формам насилия.

Он закурил, сделал пару затяжек, затем снова наклонился над ящиком и приподнял планку. Старушка не сдвинулась с места.

– Госпожа Грац, когда вернется ваш муж?

Она не ответила.

– Госпожа Грац?

Она забормотала что-то невнятное.

– Простите?

– В пять часов.

Халифа посмотрел на часы. «Четыре с половиной часа ждать», – подумал инспектор.

– Он точно будет в это время?

Она кивнула.

– Хорошо, – сказал Халифа после недолгого молчания. – Я приду еще раз. Пожалуйста, сообщите обо мне вашему мужу.

Он хотел было добавить «только без фокусов», но сообразил, что люди в таком возрасте и положении едва ли способны на дерзкие поступки. Халифа опустил планку и направился к лифту. Идя по коридору, он слышал ее слабый отчаянный голос:

– За что вы нас преследуете? Они же вам тоже враги. Зачем вы им помогаете? Зачем?

Он замедлил шаг, обдумывая, не вернуться ли и не спросить, что она имеет в виду, однако затем отбросил эту мысль и, войдя в лифт, нажал кнопку первого этажа. Интуиция следователя, столь часто направлявшая его в самые ответственные моменты, на этот раз покинула Халифу.

Постояв на одном месте и удостоверившись, что полицейский ушел, старушка побрела в гостиную, находившуюся в конце холла. Около двери, выпрямившись и сложив руки, как на военном параде, стоял низкий мужчина с тоненькими усиками и ссохшимся лицом. Шаркая по полу, женщина подошла к нему и припала к его груди.

– Все хорошо, милая, все будет хорошо, – сказал он мягко по-немецки и обнял ее. – Ты все отлично сделала. Не волнуйся, все будет хорошо.

Она затряслась, как испуганный ребенок.

– Они все знают, – сказала она, плача.

– Да, – согласился он, – похоже, что все.

Он гладил ее по пульсирующей шее и спине; затем, когда она немного успокоилась, поднял упавшую налицо прядь и стянул заколкой.

– Мы же знали, что рано или поздно они придут, – сказал он спокойно. – Глупо было рассчитывать, что этого никогда не произойдет. Мы славно пожили, ведь так, дорогая?

Она слабо кивнула.

– Конечно, так, моя девочка, моя прелестная Инга.

Он достал платок из кармана и промокнул ей глаза и щеки.

– Ну а теперь ты можешь приодеться, пока я все подготовлю. Нечего терять время, правильно? Они же могут нагрянуть в любой момент.

Тулуза, Франция

Антикварная лавка Жана Мишеля Дюпона располагалась на узкой извилистой улице в самом центре Тулузы, неподалеку от огромного кирпичного собора Святого Сернина, чья стройная колокольня вздымалась над черепичными крышами, как маяк посреди бушующих оранжевых волн.

Лайла прибыла в Тулузу вовремя и в полвторого стояла у входа в лавку. Над дверью магазинчика висела потускневшая надпись: «Le petite maison des curiosites» [69], а в витринах диковины были выставлены на обозрение прохожих.

Не задерживая внимания на внешнем убранстве лавки месье Дюпона, Лайла открыла дверь и под громкий звон колокольчика, оповестившего владельца о приходе клиента, вошла внутрь.

Застоявшийся воздух внутри лавки пропитался лаком и дымом сигар. Лайлу поразило хаотичное нагромождение всевозможных предметов: мебели, книг, картин, посуды, фарфоровых и медных украшений. Но подавляющая часть товаров в лавке Дюпона относилась к военной амуниции. Манекены, наряженные в парчовую солдатскую форму; кепи и каски на полках; у стены громоздкий шкаф, набитый штыками и пистолетами.

– Vous desirez quelque chose? [70]

Из глубины лавки показался грузный мужчина в бриджах и традиционной бретонской блузе. Его волосы доходили до плеч, лицо украшала эспаньолка, а на шее болталась золотая цепочка, удерживавшая очки с полукруглыми линзами. В пожелтевших от никотина пальцах правой руки мужчина держал сигариллу. Своей надутой физиономией и тяжелыми челюстями он напомнил Лайле бульдога.

– Месье Дюпон?

– Oui [71].

Лайла представилась, заговорив по-французски. Дюпон кивнул и, вложив сигару в рот, указал на узкую лестницу. Поднявшись на второй этаж, он просунул голову за штору и перекинулся с кем-то парой слов, «Моя мать присмотрит за лавкой, пока мы будем наверху», – объяснил он, обернувшись к Лайле, и продолжил взбираться по лестнице. Открыв тяжелую деревянную дверь, Дюпон впустил свою посетительницу в кабинет, занимавший весь третий этаж. Две стены были заставлены книжными полками, вдоль третьей стоял большой прилавок, на котором были разбросаны различные компьютерные детали: жесткие диски, мониторы, клавиатуры, стопки дискет и компакт-дисков. Напротив нее, у дальней стенки, стоял шкаф со стеклянными дверцами, такой же, как и внизу, в магазине.

Дюпон предложил гостье кофе. Лайла согласилась, и он пошел к прилавку, где на углу стояла электрическая кофеварка. Окинув взглядом кабинет, Лайла стала рассматривать содержимое книжных полок – в основном это были справочники и монографии по истории Третьего рейха, – а затем перешла в другую часть комнаты, к комоду. Военная амуниция, которой был набит комод, поначалу не вызвала особого интереса у Лайлы, и только приглядевшись, она, вздрогнув, поняла, что за пыльными стеклами шкафов Дюпон хранил не просто военные, а именно нацистские принадлежности. Коллекция была подобрана очень тщательно, со знанием дела. Тут были и разнообразные медали, и ружейные штыки, и трофейные фотографии, и железные кресты с красными, черными и белыми ленточками, и даже такой исключительный раритет, как наградные кортики СС с особой символикой – парой выгравированных на рукояти молний и словами «Mein ehre heisst true» на лезвии.