Год Людоеда. Время стрелять - Кожевников Пётр Валерьевич (книга жизни TXT) 📗
— Да дай ты сказать, дура! — опередил напарника в третьей попытке Корней. — Я говорю, что вот вернулся, потому что кое-что хотел уточнить, а ты тараторишь, и из-за того никто из нас ничего понять не может! Войти-то можно домой или нет? Что ты тут встал в проходе, как монумент?
— Да ладно тебе, это самое, Корней Иваныч, заходи, какие проблемы?! — Филипп посторонился, пропустил старшего санитара, привычно выглянул во двор и закрыл дверь. — А я, это самое, как раз чайковского собрался жимануть, ну так давай, это, как его, на пару, что ли, раскатаем?
Мужчины прошли внутрь морга, зашли в каморку санитаров, где действительно все было приготовлено для чаепития: из электрочайника сочился пар, а пластмассовая коробка, в которой работники морга хранили печенье и сушки, была раскрыта, и в ней темнели пряники.
— Чай черносмородиновый и пряники с черной смородой, прикидываешь, Корней Иваныч, это самое, какая картина получается? — Мультипанов улыбнулся, приглашая коллегу к столу. — Или в трупорезке попьем?
— Эко ты, сынок, пристрастился со жмуриками чаи гонять! — Ремнев уселся, бросил себе в чашку пакетик и залил кипятком.
— А у меня их вид, это самое, аппетит пробуждает! — Филипп принял из руки Корнея чайник. — Может так быть?
— Да вообще-то, я так тебе скажу, что всяко может быть! Еще и так может быть, что мы с тобой такого и не предположим! Ах ты, мать твою, поплавок в кипяток упал! — с досадой крикнул Ремнев, запустил свои короткие пальцы в порыжевшую воду, выудил пакетик с чаем и покачал им над чашкой. — Гляди-ка, прям как висельник болтается! Тебе еще удавленники не попадались?
— He-а! Ты ешь пряники, они свежие, я их, это самое, на первом этаже в ларьке взял. Там хорошо то, что всегда все свежее завозят! — Мультипанов уже жевал, и чистота его речи была нарушена полным ртом и шумным дыханием. — Давай-давай, не стесняйся! Все свои!
— Да я знаю, что все свои, а стесняются тогда, когда кое-что узлом завязано! — Корней дождался, когда из пакетика стечет последняя капля, и бросил его в ведро. — А у повешенных что характерно: болт встает и уже не падает. Роскошь для баб, да?
— Не то слово! Это прямо как это самое: мимо нашего окна пронесли покойника, а у него там чего-то такое до подоконника, да? — Филипп отхлебнул из чашки и замахал перед обожженным ртом рукой. — Горячо! Слышь, Корней Иваныч, а чего тут у нас так бывает, будто кто-то топает, а иной раз вроде как и перешептывается? Это у меня, чего, глюки такие, да?
— А тебе тут никто не рассказывал, как жмурики по покойницкой расхаживают? — Корней подбоченился. — Сразу видно, не застал ты наших ветеранов!
— Ну?! — приготовился слушать очередную байку Филипп. — А чего, по правде, да?
— Гну! — Ремнев отставил чашку. — Мне про то еще допотопные старики сказывали, которые в нашем цеху аж до революции трудиться начинали! Есть у жмуриков такая возможность — немного пошляться, но засечь этого события никому пока что не удавалось. Во всяком разе даже самые наши древние ветераны того действия, говорят, и сами никогда наяву не видали.
— А откуда ж тогда, это самое, известно, что они здесь тусуются? — Мультипанов подул в чашку и осторожно поднес ее к зардевшимся и даже как-то разросшимся губам. — Что-то я этот вопрос сразу не охватываю!
— А оттуда известно, что умные люди всяческие хитрые пометы для проверки оставляли, — монотонно покачал головой Корней. — А жмурики мозгами-то своими уже почти не шевелят, чуют, что никого нет, и давай перемещаться, а о том, что их кто-то выслеживает, они догадаться уже и не способны.
— А может, они, это самое, спецом себя засвечивают — нате вот, посмотрите, какие мы из себя проворные, а? — Филипп потянулся за пряником. — Такое, вообще, может быть?
— И такое может быть, кто ж это проверит? Во-первых, живой человек мертвого-то завсегда опасается — ну-ка он его чем-нибудь напугает? — Ремнев выложил на стол пачку сигарет. — Слушай, парень, а ты у нас в аренду еще никого не сдавал?
— В каком, это самое, смысле — в аренду? — Филипп крайне удивленно посмотрел на собеседника.
— Никакие люди со стороны тебе денег не предлагали за то, чтобы им в морге ночью побыть? — Корней щелкнул зажигалкой и указал на пачку сигарет. — Да ты кури!
— Спасибо! А чего здесь ночью делать? Люди-то, сам говоришь, мертвецов боятся! — Мультипанов извлек сигарету. — Или, это самое, по типу того, чтобы как-то себя на мужеский характер испытать?
— Да не себя испытать, а чтобы при жмурике потрахаться или самому жмурику запичужить! — старший санитар заметно вспотел и вообще, казалось, был чем-то очень обеспокоен. — Так что, тебе такой бизнес точно ни разу не предлагали?
— А что, такие клиенты бывают? Ну ты даешь, Корней Иваныч! — Филипп звонко хлопнул ладонью по своему вытянутому колену. — Да ты, это самое, меня удивил! Ну удивил! А кто ж они такие, эти клиенты?
— Не последние, я тебе скажу, люди, — глубоко затянулся Ремнев. — Но сюда, именно в морг, только мелочь пузатая набивается, а кто покрупнее, те только своих представителей присылают, и они уже за того или другого жмурика торг ведут. А дальше все как в аптеке, в ноль часов забрали, а к шести утра доставили. И чтоб никаких увечий! А то бывают и такие забавники! Ну это, кстати, тоже можно себе позволить — на бесхозных да на тех, которые без криминала поступают. Я им таких всегда и стараюсь подсунуть. Вот одна девчоночка была, ну, лет девятнадцати, так я ее…
— Слышь, Корней Иваныч, а сколько они, это самое, платят? — прервал старшего санитара Мультипанов. — Ну как, по часам или за ночь? С каждого носа или для тебя это все без разницы?
— А как же я, сынок, установлю, сколько у них там носов, если уж они, по-твоему, все свои дела носами делают? — ухмыльнулся Корней. — Нет, я им выставляю неколебимый тариф, а то говорю: если платить не хотите, то у меня на этих жмуриков еще другая обильная клиентура имеется! Да они соглашаются, завсегда соглашаются, больно уж им это дело невтерпеж! Ты сам-то, случаем, тут еще не один трупик не оформил?
— Да ты, что, Корней Иваныч, это самое, очумел, что ли? — Филипп сделал возмущенные глаза. — Я баб живых люблю тискать, меня эти мумии не заводят!
— Ну, не заводят, и ладно, — махнул рукой Корней. — А у тебя, сынуля, видик в хозяйстве имеется?
— А как же! — приосанился Мультипанов. — У меня, это самое, полупрофессиональный магнитофон! Японец!
— Ну так возьми вот это кинишко да и глянь на своем полупрофессиональном японце на досуге, авось что-нибудь вспомнишь? — Ремнев достал из кармана видеокассету и протянул ее немного насторожившемуся напарнику. — Да ты не робей, там никаких страстей-мордастей нету, там всего лишь твое баловство, что ты тут в морге с часок тому назад устроил. Да, и еще кое-что, ну, на той неделе. Да ничего, увидишь, может, говорю, и вспомнишь? Только ты после просмотра насчет меня особливо не старайся. Я эту чехарду на всякий случай в пару надежных рук передал. Ты понимаешь, о чем я тебе толкую?
Глава 29
ГОРЯЧИЕ ТРУБЫ
Наместнику президента России-матушки
по вопросам соблюдения правопорядка и законности
С некоторых пор живать-поживать да добра наживать в нашем доме стало невыносимо, многие жильцы тоже ропщут, и тайно, и явно, в силу тех причин и обстоятельств, что в нашей парадной получился форменный и несомненный притон. Постоянные сборища-побоища людей-оборотней, не только не прописанных и не проживающих в нашем доме, но и вообще по статусу неземного происхождения или же (подчеркиваю) состоящих из отработанных материалов (усопших и искусственным образом потревоженных для каких-то действий, что все в общей сумме нуждается в особом расследовании соответствующих спецслужб и агентов).
Эти мытари неустанно и без всякой меры распивают спиртное и малоалкогольное зелье, приводят девиц и принуждают их к грехопадениям, а вокруг — битая винно-водочная посуда, окурки, плевки, простите, презервативы (резиновые гигиенические изделия). Порой доходит и до того, что, в прямом смысле этого выражения, они гадят (испражняются) по углам (как коты!), а иногда и рвотные массы украшают нашу в недавнем прошлом образцово-показательную парадную. И кто может дать мне откровенный исчерпывающий ответ на один немаловажный для нашего здоровья и жизни вопрос: почему у нас на лестнице музыка всю ночь трынкает, здесь, хочется сказать, товарищи дорогие, все-таки не дискотека! Неужели так трудно соблюдать установленные (не нами!) правила человеческого общежития?! Именно человеческого, и я это особо подчеркиваю, так же как и то печальное, на мой взгляд, обстоятельство, что мы за последние годы перестали употреблять выражение «человеческое сознание»…
