Черный Ангел - Коннолли Джон (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗

Всегда считалось, что для описания момента, когда мгла сменяется светом и человеческая жизнь становится смертью, следует использовать какие-то синонимы слов «освобождение» и «спасение». Достаточно лишь оказаться рядом с умирающим, чтобы поверить — пусть на короткий миг, — что вместе с последним вздохом тело покидает нечто, находящееся за пределами нашего понимания, и некая сущность начинает свое путешествие из этого мира в другой.

— Не могу представить, каково это — убить человека, — произнес Секула, как если бы прочел мои мысли.

— А зачем, собственно, вам это даже желать представить?

— Понимаете, и в моей жизни бывали моменты, когда у меня возникало желание убить кого-то, — он, казалось, придавал этому вопросу серьезное значение. — Мимолетно, конечно, но возникало. Но, сдается мне, я никогда не смог бы жить с этим и не пережил бы последствий: не столько юридических, сколько моральных и психологических. Но, и это важно отметить, я никогда не попадал в ситуацию, в которой мне пришлось бы принимать решение: убивать или нет. Возможно, при определенных обстоятельствах я оказался бы способен на убийство.

— А вам приходилось когда-нибудь защищать тех, кого обвиняли в убийстве?

— Нет, я главным образом работаю в области деловых отношений, и это возвращает нас к теме вашего визита. Могу сообщить вам то же, что и полиции. Склад этот когда-то принадлежал пивоваренной компании Рейнгольд. Она закрылась в семьдесят четвертом году, и склад был продан. Его приобрел джентльмен по имени Август Уэлш, который впоследствии стал одним из моих клиентов. Когда он умер, возникли некоторые юридические сложности по распоряжению его состоянием. Мой совет вам, мистер Паркер: составьте завещание. Даже если вам придется писать на салфетке, обязательно составьте завещание. Мистер Уэлш не заглядывал в будущее. Несмотря на мои неоднократные просьбы, он отказался записать свою волю на бумаге. Думаю, он считал, будто составление завещания неким образом подтвердит приближение его смерти. Завещания, на его взгляд, писали те, кто ждал смерти. Я пытался втолковать ему, что каждого из нас неминуемо ждет подобная участь. Его, меня, даже его детей и его внуков. Все тщетно. Он умер, так и не оставив завещания, и его дети начали ссориться между собой. Такое часто случается в подобных ситуациях. Мне удалось распорядиться его состоянием наилучшим способом по тем временам и по тем обстоятельствам. Оставив нетронутыми его акции, я добился, чтобы любая прибыль немедленно реинвестировалась или размещалась на независимых счетах, и я постарался извлечь наибольшую выгоду из разнообразной недвижимости, оставшейся после него. К сожалению, этот склад не относился к числу его удачных вложений. Недвижимость в том районе растет в цене, но мне не удавалось найти кого-нибудь, кто пожелал бы направить достаточные средства на перестройку здания. Я передал это дело в руки фирмы «Амбассад риэлити», занимающейся недвижимостью, и в значительной степени забыл об этом деле вплоть до нынешней недели.

— Вы знали, что «Амбассад риэлити» ушла с рынка?

— Несомненно, меня должны были поставить в известность, но, вероятно, передача ответственности за сдачу в аренду здания не являлась в тот момент приоритетным вопросом для меня.

— Выходит, этот человек, Гарсия, не подписывал никакого арендного договора ни с агентством недвижимости, ни с вами.

— Нет, насколько я знаю.

— И все же на верхнем этаже склада велись какие-то ремонтные работы. Проведены электричество и вода. Кто-то платил по счетам за коммунальное обслуживание.

— "Амбассад", полагаю.

— И теперь не осталось никого, у кого можно спросить?

— Боюсь, нет. Мне жаль, но я ничем не могу больше помочь вам.

— В этом мы в одинаковом положении.

Секула изобразил на своем лице сожаление. Хотя и не слишком успешно. Подобно большинству профессионалов, он не любил, когда посторонние бросали тень сомнения на любой аспект его бизнеса. Он встал, давая мне понять, что наша встреча завершена.

— Если я вспомню о чем-нибудь, что могло бы вам пригодиться, я дам вам знать, — сказал он на прощание. — Сначала, конечно, сообщу полиции, но в данных обстоятельствах я не вижу препятствий, почему бы и вас не поставить в известность, тем более что полиция не возражает.

Я попытался перевести услышанное на доступный пониманию язык и пришел к выводу, что я узнал все, за чем пришел. Поблагодарив Секулу за помощь, я оставил ему свою визитку. Он проводил меня до двери кабинета, мы еще раз обменялись рукопожатием, затем он закрыл за мной дверь. Я попытался в последний раз пробиться сквозь вечную мерзлоту, сковавшую черты его секретарши, выразив свою благодарность за все сделанное ею для меня, но дама осталась глуха к лести. Если Секула проводил в ее обществе и ночь, то я не завидовал ему. Тому, кто с ней спит, приходится по уши кутаться от холода, а может, и натягивать теплую шапку.

Мой следующий визит был на Шеридан-авеню в Бронксе, в офис Эдди Тагера. К востоку от стадиона «Янки» и вокруг здания суда дома на улицах пестрели вывесками контор залоговых поручителей. Большинство вывесок составлялись как минимум на двух языках, и если контора могла позволить себе неон в витринах, то она обычно стремилась, чтобы слово «fianzas» светилось на вывеске так же ярко, как и «залог».

Когда-то в индустрии залогов преобладали довольно вульгарные типажи. Они по-прежнему не сошли со сцены, но играли все менее заметные роли. Большинство поручителей на крупные суммы, включая и Хэла Банкомба, старались рассчитывать на поддержку ведущих страховых компаний. По расчетам Луиса, Алиса в случае беды должна была позвонить именно Хэлу Банкомбу. Тот факт, что она не назвала этого поручителя, даже оказавшись в совершенно отчаянном положении, указывал на неутихающую враждебность, которую она испытывала к Луису.

Я встретился с Банкомбом в небольшой пиццерии на 161-й улице как раз в тот момент, когда он ел пиццу, лежавшую на бумажной тарелке перед ним. Он начал было вытирать пальцы о салфетку, чтобы обменяться со мной рукопожатием, но я попросил его не придавать значения церемониям. Я заказал воду и кусок пиццы и присел за его столик. Банкомб был небольшого роста жилистым человеком, лет пятидесяти. Он излучал смесь спокойствия и абсолютной уверенности в себе, которая характерна для тех, кто повидал в жизни слишком много и успел достаточно поучиться на своих старых ошибках, чтобы не сомневаться, что больше не сделает слишком много новых.