Убийственно жив - Джеймс Питер (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Потом он прочел статью за подписью Кевина Спинеллы, которая продолжалась на второй и третьей страницах, сопровождаемая серией снимков Кэти Бишоп, горестными откровениями родителей Софи Харрингтон и ее лучшей подруги, с которой корреспондент надеялся повидаться. И маленькая фотография его самого, как всегда принято в этой газете.
Типичный для Спинеллы сенсационный репортаж с целью поднять в городе максимально возможную панику, обеспечить газете в ближайшие дни максимальный тираж, повысить профессиональный престиж журналиста, подкрепив несомненные претензии ловкого проходимца на место в национальном печатном органе. Наверно, не стоит винить ни его, ни редактора – скорей всего, Грейс на их месте делал бы то же самое. Но все-таки сознательно искаженные цитаты вроде того, что «начальник брайтонской полиции главный суперинтендент Кен Брикхилл советует всем женщинам Брайтона и Хоува держать дверь на замке», не шли на пользу делу.
Одна из целей тщательно подготовленных пресс-конференций вроде нынешней утренней заключается в том, чтобы проинформировать общественность о совершенных преступлениях в надежде ухватиться за ниточки. А вместо этого на полицейские коммутаторы обрушится лавина звонков от испуганных женщин.
Грейс почти до конца съел сандвич, запил теплой диетической кокой, вылез из машины, бросил остатки еды в мусорный бак, законопослушно оплатил стоянку, приклеив квитанцию к ветровому стеклу. Пошел к цветочному киоску, выбрал маленький букетик и направился дальше вдоль длинного фасада больницы, местами белого, местами кремового и серого, под широким прозрачным навесом, мимо машины «скорой помощи» с зеленой надписью на капоте.
Рой терпеть не мог это место. Его злило и изумляло, что в таком красивом городе, как Брайтон и Хоув, такая безобразная и запущенная больница. Пусть у нее громкое название, обширный впечатляющий комплекс построек, несколько отделений, к примеру кардиологическое, безусловно, мирового класса, но в целом обычная принаряженная под медицинский центр лачуга в стране третьего мира ее устыдила бы.
Он однажды читал, что во время Второй мировой войны солдаты чаще умирали не от фактических ранений, а от подхваченной в госпиталях, где они лечились, инфекции. Половина жителей Брайтона и Хоува опасается попасть в больницу, поскольку, по слухам, здесь легче умереть от заразы, чем от того, что тебя сюда привело.
Медицинский персонал в этом не виноват, его в большинстве своем составляют квалифицированные люди, работающие изо всех сил, что он не раз видел собственными глазами. Виновато руководство больницы, виновато правительство, политика которого допускает столь низкие стандарты здравоохранения.
Грейс прошел мимо подарочного киоска, мимо дрянной закусочной, какую можно встретить возле автосервиса, посторонился перед пожилой пациенткой в халате с пустым лицом, которая брела по дорожке ему навстречу.
Подойдя к пустой регистратуре с овальным деревянным прилавком и увидев объявление, лежавшее рядом с рассыпанными искусственными цветами: «Приносим извинения, регистратура закрыта», он и вовсе впал в уныние.
К счастью, Элинор выяснила, где искать его юную подчиненную, – несколько дней назад ее перевели из ортопедического отделения в палату под названием Чичестер. В висевшем на стене списке указывалось, что она находится в этом корпусе на третьем этаже.
Он поднялся по винтовой лестнице с веселенькой стенной росписью, прошагал по длинному коридору, застеленному голубым линолеумом, преодолел еще два пролета по лестнице с деревянными балясинами и вошел в очередной мрачный обшарпанный коридор. К нему направилась молоденькая сестра – азиатка в синей куртке и черных брюках. Чувствовался запах школьных обедов – картофельного пюре и капусты.
– Я ищу палату Чичестер, – сказал Грейс.
– Прямо вперед, – указала медсестра.
Грейс прошел мимо ряда газовых баллонов к застекленной двери, увешанной предупредительными объявлениями, и дальше в палату, где стояло около шестнадцати коек. Здесь запах школьных обедов чувствовался еще сильнее, смешиваясь с кислым запахом мочи и дезинфицирующих средств. Стены грязные, липкие, на полу старый истертый линолеум, окна настежь открыты, из них виден другой больничный корпус с вентиляционным отверстием, откуда шел пар. Несколько кроватей частично закрыты ширмами.
Это была общая палата, больше похожая на палату в доме престарелых или в психиатрической лечебнице. Грейс на секунду взглянул на крохотную старушку с клочьями волос ватного цвета и такими же щеками, спавшую с широко открытым беззубым ртом. Работали несколько телевизоров. На одной из коек вслух бормотал, разговаривая с самим собой, молодой человек. Другая пожилая женщина в дальнем конце что-то невнятно выкрикивала, ни к кому, собственно, не обращаясь. На ближайшей койке справа, откинув одеяло, спал сгорбленный небритый старичок. Рядом с ним на тумбочке стояли две пустые бутылки из-под коки. Он был в полосатой пижаме с расстегнутыми штанами. В прорехе был хорошо виден пенис, вяло лежавший на мошонке.
А на следующей койке между двумя пыльными аппаратами Грейс с ужасом увидел ту, кого пришел навестить. Кровь у него в жилах закипела, он сунул руку в карман, выхватил мобильный телефон, бурей промчался мимо двух дежурных сестер за столиками.
Одна из самых любимых его сотрудников, констебль Эмма Джейн Бутвуд, получила тяжелые травмы, пытаясь остановить фургон во время той же операции, в которой был ранен Гленн Брэнсон. Ее зажало между фургоном и припаркованным автомобилем, в результате чего пострадали внутренние органы – в частности, пришлось удалить селезенку, – не говоря уже о множественных переломах костей. Двадцатипятилетняя женщина больше недели лежала в коме на аппаратах жизнеобеспечения, а когда очнулась, врачи объявили, что она, может быть, не сможет ходить. Но в последние недели дело заметно пошло на поправку – Эмма Джейн уже стоит без костылей и подпорок и настойчиво спрашивает, когда сможет вернуться к работе.
Грейс искренне ее ценил – поистине замечательный детектив, безусловно, с великими перспективами. Только вот в данный момент слабо улыбается ему с больничной койки, похожая на заблудившегося растерянного ребенка. Всегда худенькая, совсем потерялась в широком больничном халате, оранжевая бирка на запястье едва не спадает. Светлые потускневшие волосы, неаккуратно заколотые, с выбившимися повисшими прядками, похожи на сухую солому. На тумбочке у койки свалены в беспорядке открытки, цветы, фрукты.
Ее взгляд все сказал, прежде чем они успели заговорить, и у Грейса в душе что-то оборвалось.
– Ну, как ты? – спросил он, сжимая в руке букетик.
– Лучше не бывает! – ответила Эмма Джейн, стараясь приободриться ради него. – Вчера папе сказала, что еще до конца лета я обыграю его в теннис. А это не так уж просто, он ловкий игрок.
Грейс усмехнулся и тихо сказал:
– Какого черта ты делаешь в этой палате?
– Перевели сюда три дня назад. – Эмма Джейн пожала плечами. – Говорят, в прежней надо было освободить место.
– Да будь они прокляты. Тебе как здесь?
– Не особенно.
Он отступил на шаг, огляделся, подошел к молодой азиатке, которая в этот момент вытаскивала из-под больного утку.
– Прошу прощения, – сказал он, – мне нужна медсестра или санитарка, которая ухаживает вон за той пациенткой.
Медсестра оглянулась и указала на усталую женщину лет сорока, с заколотыми волосами, в больших очках, которая входила в палату с планшетом в руках.
Грейс решительно преградил ей дорогу. На именной табличке на лацкане голубой куртки значилось: «Анджела Моррис, старшая сестра».
– Извините, можно вас на пару слов?
– К сожалению, нет, – объявила женщина резким, откровенно враждебным и высокомерным тоном. – У меня свои проблемы.
– А сейчас будет еще одна. – Трясясь от злости, Грейс выхватил служебное удостоверение, ткнул ей прямо в лицо.
– Что… в чем дело? – Громкость на несколько децибелов понизилась.
Грейс ткнул пальцем в сторону Эммы Джейн:
