Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод) - Смит Уилбур (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Это можно устроить. Казначей будет доволен, – кивнул Ачесон. – Я прикажу Петерсону подготовить ваши бумаги.
– Я бы хотел уехать завтра, – сказал Шон, и Ачесон улыбнулся.
– Торопитесь? Ну, хорошо. Петерсон пошлет вам документы на подпись по почте, ваша часть уже расформирована, так что вам нет смысла задерживаться.
– Очень хорошо!
Шон опасался сопротивления и с облегчением рассмеялся.
– Есть еще три вопроса, – продолжал Ачесон, и Шон подозрительно нахмурился.
– Во-первых, прощальный подарок Его Величества. Орден «За выдающиеся заслуги» за поимку Леруа; вручение состоится на следующей неделе. Лорд К. хочет, чтобы вы лично получили орден.
– Дьявольщина, нет! Придется торчать в Йоханнесбурге. Не хочу!
Ачесон усмехнулся.
– Поразительная неблагодарность! Петерсон пришлет вам и орден. Во-вторых, я смог отчасти повлиять на решение Комиссии по компенсации причиненного войной ущерба. Парламент еще не утвердил закон, однако Комиссия удовлетворила вашу претензию.
– Боже!
Шон был потрясен. По совету Ачесона он предъявил претензию на десять тысяч фунтов – сумму своего вклада в Народный банк, конфискованного бурами в начале войны. Сам он ничего от этого не ожидал и даже забыл о своем иске.
– Мне все выплатят?
– Не будьте наивным, Кортни. – Ачесон рассмеялся. – Двадцать процентов вклада до дальнейших решений парламента. Но все же две тысячи лучше удара в глаз тупой палкой. Вот их чек. Вам нужно его подписать.
Шон с радостью осмотрел листок. Теперь у него есть возможность погасить часть долга Натальской акациевой компании.
– А третий вопрос? – быстро спросил он.
Ачесон положил на стол небольшой квадрат плотной бумаги.
– Моя карточка и постоянное приглашение останавливаться у меня, когда будете в Лондоне. – Он встал и протянул руку. – Удачи, Шон. Хотелось бы думать, что это не последняя наша встреча.
Живо радуясь обретенной свободе и предстоящему любовному прощанию с Канди Раутенбах, Шон сначала заехал на вокзал, чтобы зарезервировать место в утреннем южном поезде и телеграфировать Аде о своем возвращении. Потом на Комиссионер-стрит и в вестибюль отеля Канди с просьбой вызвать владелицу.
– Миссис Раутенбах отдыхает, ее нельзя беспокоить, – сообщил ему клерк за стойкой.
– Умница!
Шон дал ему полгинеи и, не обращая внимания на его протесты, поднялся по мраморной лестнице.
Он неслышно зашел в квартиру Канди и направился к ее спальне. Ему хотелось удивить ее – и, несомненно, удалось. Канди Раутенбах вовсе не отдыхала. Напротив, она энергично упражнялась в постели с джентльменом, чей мундир висел на спинке кровати и свидетельствовал, что принадлежит младшему офицеру одного из соединений армии Его Величества.
В основе всех последующих действий Шона лежало предположение, что Канди – его исключительная собственность. В приливе праведного негодования он не принял во внимание тот факт, что его визит прощальный, что их отношения с Канди в лучшем случае были непрочными и неустойчивыми и что на следующее утро он собирался уехать и просить руки другой женщины. Он видел только кукушку в своем гнезде.
Чтобы не сеять сомнений в храбрости офицера и не бросать тень на его репутацию, следует помнить, что он был хорошо знаком с анатомией Канди, но не с ее семейной жизнью. Ее познакомили с ним как миссис Раутенбах, и теперь он решил, что этот разгневанный великан, ревущий как бык и угрожающе подступающий к кровати, не кто иной, как сам мистер Раутенбах, вернувшийся домой с войны. И офицер приготовился срочно отступить, начав с того, что спрыгнул с противоположного края высокой кровати.
Предельная ясность сознания, вызванная избытком адреналина в крови, позволила ему увидеть собственную наготу – препятствие к бегству по лестнице у всех на глазах; затем он обратил внимание на стремительное угрожающее приближение мистера Раутенбаха и наконец на тот факт, что на мистере Раутенбахе форма и знаки различия полковника. Последнее обстоятельство подействовало на него особенно сильно, потому что, несмотря на молодость, он происходил из древнего уважаемого рода с внушительными военными заслугами в прошлом и понимал законы своего общества; одним из главнейших этих законов было не спать с женами старших по званию.
– Сэр, – начал он и с достоинством выпрямился. – Думаю, я все могу объяснить.
– Ах ты педерастишко! – ответил Шон тоном, который свидетельствовал, что объяснения офицерика ни к чему не приведут. И кратчайшим путем, то есть через кровать, Шон двинулся на обидчика.
Канди, которая в первые несколько мгновений была слишком занята тем, что натягивала на себя простыни, и не могла активно участвовать в происходящем, теперь закричала и потянула на себя шелковое покрывало, так что Шон, пытаясь переступить через него, зацепился за него шпорами. Шон упал с грохотом, разнесшимся по всему зданию и испугавшим гостей внизу, в вестибюле, и несколько мгновений ошеломленно лежал; ноги его были на кровати, а голова и плечи на полу.
– Вон! – закричала Канди офицерику, когда Шон начал угрожающе приподниматься. Потом собрала все простыни, бросила их на Шона и принялась запутывать и душить его.
– Быстрей! Ради Бога, торопись! – кричала она своему дружку, который скакал на одной ноге, натягивая брюки. – Он разорвет тебя на кусочки!
И прыгнула на груду барахтающихся, бранящихся простыней и покрывал.
– Не трать время на сапоги!
Офицерик сунул обувь под мышку, бросил китель через плечо и нахлобучил каску на голову.
– Спасибо, мэм, – сказал он и галантно добавил: – Искренне сожалею о доставленном беспокойстве. Прошу передать вашему супругу мои извинения.
– Да уйди же ты, дурак, – взмолилась Канди, отчаянно вцепляясь в дергающегося Шона.
После того как офицерик исчез, Канди встала и стала ждать, пока Шон освободится.
– Где он? Я его убью! Прикончу этого ублюдка!
Шон выбрался из покрывал, отшвырнул их и дико осмотрелся. Но прежде всего увидел Канди, которая тряслась от хохота. У Канди было чему трястись, и все – белое, гладкое, округлое и даже во время слегка истерического смеха приятное для глаза.
– Зачем ты меня остановила? – спросил Шон, но его интерес к офицеру быстро угасал, сменившись вниманием к груди Канди.
– Он решил, что ты мой муж, – подавилась смехом Канди.
– Гаденыш, – проворчал Шон.
– Он был очень мил.
Канди вдруг перестала смеяться.
– А какого дьявола ты врываешься ко мне? Думаешь, тебе принадлежит мир и все, что в нем есть?
– Ты моя.
– Ничего подобного! – вспылила Канди. – Убирайся отсюда, громила! Грубиян!
– Оденься!
Дело принимало непредвиденный оборот. Шон полагал, что Канди будет каяться и признавать свою вину. Но дал себя знать ее характер.
– Пошел вон! – закричала она.
Шон никогда не видел ее такой. Ему с трудом удалось поймать большую вазу, которую она швырнула ему в голову. Не услышав звона разбитого фарфора, Канди схватила другой снаряд – зеркало в дорогой раме, и оно с радующим сердце звоном разбилось о стену позади Шона. Будуар, обставленный в великолепном викторианском стиле, вволю обеспечивал ее боеприпасами. И хотя Шон проворно уклонялся, вечно оставаться невредимым ему не удалось, и он получил удар портретом какого-то офицера в тяжелой позолоченной раме. Канди всегда любила военных.
– Ах ты сука! – взревел Шон и бросился в контратаку. Нагая Канди с визгом обратилась в бегство, но у двери он поймал ее, взвалил на плечи и, брыкающуюся, понес на кровать.
– Ну, моя девочка, – сказал он, укладывая ее себе на колени розовым задом вверх, – я тебя научу прилично вести себя.
Первый удар оставил на округлом полушарии красный отпечаток руки, и Канди перестала сопротивляться. Второй удар был нанесен со значительно меньшей силой, а третий превратился в ласковое похлопывание. Но Канди жалобно плакала.
Занеся руку, Шон с отчаянием понял, что впервые в жизни ударил женщину.
