Левиафан - Шей Роберт (прочитать книгу TXT) 📗
Королева ангелов Королева мая
и мы говорим буэнас диас тому умнику в каждом студенческом общежитии каждого колледжа, который приветствует это утро, декламируя приятелям отрывок такого же древнего и глубоко религиозного вирша, как этот гимн Матери Богине:
Ура, ура — Первое мая с утра! Трахаться на природе пора!
и да, это калифорнийское землетрясение, как вы поняли, было самым страшным в истории, и Хагбард, и мисс Портинари, и Мэвис-Стелла-Мао сполна испытали весь этот ужас (как мы, мистер и миссис БАРДАК-Левиафан, узнали, ценой, которую они заплатили за их видение, было само это видение), а в конце мы хотим сказать ауф видерзеен Мэри Лу, которая тоже становится чем-то бо'льшим, чем было ей запрограммировано случайностями наследственности и социальной среды, и сейчас в последний раз смотрим на «Улыбчивого Джима» — он мёрзнет, в небе по-прежнему никого, Хали Один никак не прилетает.
А потом без всякого предупреждения он появляется — тёмное пятно на фоне Солнца бесшумно машет крыльями, он не летит, а скользит: воплощение надменности или невинности, которая превыше страха и даже гордыни по поводу собственного бесстрашия. «О Господи», — шепчет «Улыбчивый Джим», вскидывая «ремингтон» и прицеливаясь. Пятно накреняется, бешено хлопает крыльями и издаёт крик, который кажется воплощением самой жизни. «О Господи», — снова повторяет он: ему кажется, что этот крик длится дольше собственного эха и врывается в его мозг; это звук его крови, пульсирующей в венах, — первозданный, единственный, одинокий звук — бас и сопрано всякой органической пульсации и судороги: «О Господи», — он видит его через прицел, в профиль — один алмазной твёрдости глаз смотрит на него и его оружие, узнавая… этот звук по-прежнему звучит в его крови, приводит в движение семенные пузырьки, регулирует секрецию каждой его железы. Это звук вечной и нескончаемой схватки между Я и ЕСМЬ и их слияния в Я ЕСМЬ; на какую-то долю секунды он даже подумал о критиках охоты и о том, как мало они знают об этом секрете — о мистическом отождествлении убийцы и его жертвы. Затем он снова издал этот Крик, и начал взлетать, но он уже у него на мушке, он видит его через прицел, он вздохнул, прицелился, расслабился, сгруппировался, и Крик донёсся до него в третий раз, смерть в жизни и жизнь в смерти, он падал, ему казалось, что под ним дрожит земля, и в его сознании почти оформилось слово «землетрясение», звук продолжался, проникая до самой его сердцевины, это был звук убийцы, и он убивал убийцу, он был великим убийцей, но все же падал, все быстрее и быстрее, уже мёртвый и подчиняющийся не закону собственной воли, а лишь закону тяготения, с ускорением девять целых восемь десятых метра в секунду (он помнил эту величину ускорения свободного падения) пикируя вниз, это было самое душераздирающее и прекрасное зрелище, которое ему приходилось видеть в своей жизни, об этом будут говорить во всех охотничьих клубах в мире, говорить до тех пор, пока существует человеческая речь, я сделал это, я достиг бессмертия, я забрал его жизнь, и сейчас она стала моей частью. У него текло из носа и наворачивались слезы на глаза. «Я это сделал, — кричал он горам, — я это сделал! Я убил последнего американского орла!»
Земля под ним разверзлась.
