Дальтоник - Сантлоуфер Джонатан (мир книг .TXT) 📗

Бросив взгляд на стол, заваленный папками, Браун потянулся за телефонной трубкой. Лучше позвонить Тейпелл самому, не дожидаясь ее звонка.

Он притащил его сюда за ноги. Сзади стелился кровавый след, заметный даже в полумраке. Парень оказался тяжелее, чем он предполагал, хотя половина его нутра осталась в трех метрах позади.

Его обнаружат скоро. Не через два дня, когда уборщик соберется наконец подмести в переулке за манхэттенским офисным зданием, или какому-нибудь наркоману приспичит уколоться. Будут выглядывать ноги, и это привлечет внимание прохожих. Многие скорее всего подумают, что это какой-то бездомный, и продолжат путь, но хотя бы один остановится посмотреть.

Комбинезон под мышками весь взмок, руки в перчатках тоже были влажные.

Где-то залаяла собака. Странно, подумал он, откуда появились собаки в этой части города, где в радиусе нескольких миль ни одного жилого дома? Одни офисы, закрытые на ночь. Он посмотрел на часы, убедился, что время еще есть.

Развернул до сих пор не совсем просохший холст. Пристроил его рядом с телом. Или лучше у стены? Преодолев сомнения, решил, что не имеет значения. Еще несколько минут рассматривал натюрморт — фрукты в вазе с синими полосками, — затем наклонился и подвинул его ближе к голове мертвеца.

— Вот что, Доминик, прошу вас, уговорите людей не поднимать сейчас бучу. В конце концов, вы председатель союза. — Телефонная трубка возле уха Тейпелл раскалилась. Она вздохнула. — Во-первых, забастовки полицейских запрещены законом. А во-вторых, мэр опять грозит урезать нам бюджет.

Шеф полиции Нью-Йорка слушала, глядя на фотографию справа от стола. Там она обменивалась рукопожатием с новым мэром-консерватором, который, Тейпелл в этом ничуть не сомневалась, недолюбливает ее. Прежде всего за то, что она женщина. К тому же чернокожая и либералка. Разумеется, ему не нравилось, что полицию Нью-Йорка возглавляет такая персона. Все бы ничего, но ее срок скоро заканчивается, а с назначением на следующий есть проблемы. Так что чем спокойнее сейчас будет обстановка, тем лучше.

Тейпелл закончила разговор с председателем профсоюза и в следующие два часа связалась с шефами полиции округов. Старалась умаслить каждого как могла. Перед ней лежал листок бумаги с именами жен и детей. Это всегда производило впечатление.

Клэр Тейпелл ни за что не хотела уходить после первого срока. Слишком много было вложено сил и нервов. Для работы она даже пожертвовала личной жизнью, хотя до этого нет никому никакого дела.

А дело всем есть до сегодняшней статьи в «Дейли ньюс», где сказано, что преступность в городе увеличилась на два процента. Черт возьми, это же закономерно при спаде экономики и уменьшении числа копов, не говоря уже о том, что лучшие кадры уходят. Кто-то на пенсию, а кто-то гибнет. Финансирование из городского бюджета собираются сократить, а обещанных денег из федерального она, похоже, никогда не дождется.

А тут еще эта чертова заметка в «Пост».

Серийный убийца в Бронксе. Сейчас только этого не хватало!

На слова Макнила она особого внимания не обратила. Несомненно, коп он достойный, преданный делу, добросовестный. Но не гений. Когда же Браун заговорил о серийном убийце, Тейпелл поняла, что это серьезно.

Она тут же забыла о федеральном финансировании, угрозе полицейской забастовки и даже назначении ее на новый срок. Тейпелл набрала номер телефона Кейт Макиннон-Ротштайн, зная, что той просьба не понравится.

Глава 3

Вчерашний день Кейт провела замечательно. И сегодня тоже все складывалось прекрасно, если бы не предстоящая встреча с Флойдом Брауном. «Он покажет вам две картины, — сказала Клэр Тейпелл по телефону. — Пожалуйста, посмотрите и выскажите мнение. Это все, о чем я прошу вас». Но одно дело смотреть картины в музее или галерее, и совсем другое — в полиции. Кейт почему-то стало не по себе.

Сейчас она направлялась в мастерскую Бойда Уэртера, чтобы записать интервью для очередного выпуска программы «Портреты художников».

Так уж повелось, что Малбери-стрит просыпалась чуть позднее остальной части Манхэттена. Проехали несколько фургончиков, доставляющих товары в магазины, владельцы которых еще только отпирали металлические решетчатые ограждения витрин. Кое-где мойщики окон уже поливали стекла мыльной водой. По тротуарам легким неторопливым шагом двигались обитатели окрестных жилых домов, в основном молодые. Девушки, почти все, были стройные (результат усиленного занятия фитнесом), и каждая выставила на всеобщее обозрение полоску голого живота. Парни же почти сплошь курили, и каждый щеголял взъерошенной прической «только-что-с-постели», потратив на ее создание минимум час. Они то и дело сворачивали в кафе, коих здесь было великое множество. Кейт удивлялась, как эти молодые люди позволяют себе так проводить утро. Неужели все они художники и музыканты? Или биржевые брокеры, потерявшие работу из-за обвала рынка?

Когда она поднялась на грузовом лифте в огромную, размером с футбольное поле мастерскую Бойда Уэртера, небольшая съемочная группа телеканала Пи-би-эс уже прибыла на место и готовилась к работе. Высота потолков из прессованной жести была здесь не ниже четырех метров, полы обшиты широкими досками. Из окон открывался восхитительный вид на город. Кейт иногда подшучивала над Бойдом, говоря, что он, должно быть, кого-то ограбил. Но при этом прекрасно знала, что мэтр вполне мог бы иметь и более шикарную мастерскую.

Бойд Уэртер был редким феноменом в мире современной живописи. Ни единого спада за всю карьеру художника, только подъем. Начал он в семидесятые как крутой минималист, затем расширил диапазон и продолжил то, на чем остановились абстрактные экспрессионисты пятидесятых, объединив выразительность де Кунинга с великолепием цветовой палитры Марка Ротко. Бойд имел бешеный успех. Одни сравнивали его картины, изображавшие перекрученные, сплетенные цветные ленты, с «брызговиками» Джексона Поллака, [5]другие с каллиграфией на старинных японских свитках, третьи находили в его работах что-то общее с рисунками эпохи палеолита во французской пещере Ласко.

В последнее время в некоторых изданиях его называли «великой белой надеждой». Что это означало, Кейт не вполне понимала. То ли имелось в виду, что он не отступает от традиций, то ли еще что. Не исключено, что это определение носило издевательский оттенок. Зная мир искусства, Кейт склонялась к последнему. Нельзя, чтобы художник в течение сорока лет пользовался успехом и ему никто не завидовал.

Как и положено подобной личности, Бойд Уэртер платил алименты трем или даже четырем — Кейт точно не помнила — бывшим женам, подарившим ему шесть или семь отпрысков. Последнего, от бразильской красавицы, только недавно отдали в фешенебельный частный детский сад.

Осторожно переступая протянутые по полу кабели съемочной аппаратуры, Кейт быстро обнялась с членами группы.

— Где Бойд?

— Приводит в беспорядок свои волосы, — ответила Синди, режиссер передачи, и выразительно посмотрела на Кейт. Та уже раскрыла папку и просматривала вопросы, предназначенные для Бойда.

Эта серия передач была посвящена цвету. Каждую неделю какой-нибудь известный художник высказывался на данную тему. Поскольку программа шла в записи, Кейт имела возможность вставлять соответствующие документальные фрагменты. Например, лирические абстрактные «импровизации» Кандинского начала века, эксперименты с цветом Йозефа Альберса, крупные планы картин импрессионистов (чтобы показать, как эти художники создавали цвет, накладывая, скажем, красный рядом с желтым, чтобы вызвать у зрителя ощущение оранжевого), а также фрагменты бесед с учеными, теоретиками цвета.

Бойд Уэртер был не только превосходным колористом, но и умел очень интересно говорить об этом. Кейт надеялась, что передача получится удачной.

По студии порхали две вездесущие ассистентки Бойда Уэртера. Очень красивые девушки. Перекладывали на столах кисти и материалы для их обтирания, отвечали на телефонные звонки, разносили гостям кофе. Кейт не сомневалась, что они удовлетворяют все без исключения прихоти гения.