Осиная фабрика - Бэнкс Иэн М. (читаем книги бесплатно .txt) 📗
– Сегодня меня не будет, – неразборчиво сообщил он, отправив в рот ложку риса. Я кивнул, и он добавил: – Вернусь поздно.
Может, он собирался в Портенейль – напиться в «Рок-отеле» – или в Инвернесс, куда он часто наведывался по своим загадочным делам (подозреваю, это было как-то связано с Эриком).
– Ладно, – отозвался я.
– Я возьму ключ, так что можешь запираться, когда хочешь. – Он бросил нож и вилку на пустую тарелку, те громко звякнули, и вытер рот коричневой салфеткой из вторсырья. – Только засовы все не задвигай, ладно?
– Ладно.
– На ужин сам что-нибудь сообрази, хорошо? Я снова кивнул, не отрывая взгляда от тарелки.
– И посуду помой. Я снова кивнул.
– Не думаю, чтобы Диггс опять приехал. Но если приедет – постарайся особо не маячить.
– Постараюсь, – ответил я и вздохнул.
– Значит, можно не волноваться? – вставая, спросил он.
– Мм… угу, – промычал я, подбирая остатки рагу.
– Ну я пошел.
Я поднял голову как раз в тот момент, когда отец, уже в кепке, напоследок окидывал взглядом кухню, похлопывая себя по карманам. Он снова посмотрел на меня и кивнул.
– Счастливо, – сказал я.
– Ага, – ответил он. – Именно так.
– До скорого.
– Ага.
Он повернулся, но замер и снова окинул взглядом кухню, потом еще раз кивнул и, достав трость из угла за стиральной машиной, пошел к выходу. Хлопнула дверь, и стало тихо. Я с облегчением вздохнул.
Выждав минуту-другую, я поднялся из-за стола, оставив почти пустую тарелку, и проследовал через весь дом в гостиную, откуда была видна тропинка между дюнами, ведущая к мосту. Отец шел слегка ссутулившись; вот он снес тростью головки нескольких полевых цветов, и в его движениях чувствовалась какая-то нервозность.
Я взбежал наверх, выглянул в окошко на черной лестнице, дождался, когда отец скроется за поворотом тропинки перед мостом, одолел еще один пролет, метнулся к двери отцовского кабинета и крутанул ручку. Дверь была как влитая – не подалась ни на миллиметр. Пусть не сегодня, но когда-нибудь он все равно забудет ее запереть.
Доев рагу и помыв посуду, я зашел в свою комнату, глянул, как там поспевает мое пиво, и достал духовое ружье. Проверил, достаточно ли пулек в карманах куртки, и отправился на Кроличьи Угодья, что за мостом, между широкой протокой и городской свалкой.
Духовым ружьем я стараюсь пользоваться поменьше, слишком уж у него точный бой. Рогатка – вещь более Внутренняя, с ней нужно слиться. Если неважно себя чувствуешь, обязательно промажешь, и если чувствуешь, что делаешь что-нибудь не то, – тоже промажешь. А вот с ружьем – если стреляешь не от бедра, – это все Внешнее: навел, выстрелил, и все дела, если, конечно, прицел не сбился или ветер не слишком сильный. Стоит взвести курок, и энергия тут как тут, ждет не дождется, чтобы ты спустил собачку. Рогатка же с тобой до последнего мига; она вторит твоим движениям, дышит с тобой одним дыханием, напряжена в твоих руках, готова забиться, готова запеть, содрогнуться и замереть, оставив тебя в этой драматической позе, с раскинутыми руками, пока ты ждешь завершения параболы, поражения цели, восхитительно глухого стука.
Но когда бьешь кроликов, особенно эту хитрую мелкую сволочь на Угодьях, то грех отказываться от лишней помощи. Один выстрел – и они уже врассыпную по норам. Конечно, ружейный грохот пугает их ничуть не меньше, но при всей своей хирургической бездушности духовушка повышает шансы поразить цель с одного выстрела.
Насколько я знаю, ни один из моих невезучих родственников не погиб от пули. Вещи с ними приключались самые странные, с Колдхеймами и их сужеными-нареченными, но, по моим сведениям, огнестрельное оружие не отправило в могилу никого из них.
Я дошел до конца моста, где, строго говоря, проходит граница моей территории, и на несколько секунд замер, думая, впитывая, слушая, вглядываясь и внюхиваясь. Вроде все было нормально.
Помимо тех, кого убил я (а в соответствующий момент они все были примерно моего возраста), я могу назвать по меньшей мере трех членов нашего семейства, отбывших на встречу, как они, вероятно, считали, со своим Создателем весьма необычным образом. Левит Колдхейм, старший брат моего отца, эмигрировал в Южную Африку и в 1954 году купил там ферму. Левит, человек столь чудовищно глупый, что на его фоне какой-нибудь старый маразматик покажется натуральным гением, уехал из Шотландии по той простой причине, что консерваторы не отменили социалистические реформы предыдущего, лейбористского, правительства: железные дороги, понимаете ли, так и остались национализированными, рабочий класс плодился напропалую, так как государственное медицинское страхование свело на нет естественный отсев, шахты, опять же, национализированы… словом, невыносимо. Я читал некоторые из его писем отцу. В ЮАР Левиту нравилось, хотя черных было и многовато. В первых письмах он именовал политику расовой изоляции «апарте-ад», пока его, должно быть, кто-то не просветил. Но уж всяко не папа.
Однажды в Йоханнесбурге Левит шагал себе по тротуару с полными сумками покупок и как раз проходил мимо полицейского управления, когда какойто негритос, одержимый манией убийства, выпрыгнул в беспамятстве с верхнего этажа и, пока летел, очевидно, выдрал себе все ногти. Приземлился он в точности на моего бедного, ни в чем не повинного дядю, который был доставлен в больницу с множественными повреждениями внутренних органов, не говоря уж о переломах. Прежде чем впасть в кому, из которой он уже не вышел, дядя успел прошептать: «В рот компот, ниггеры летать научились…»
Впереди над городской свалкой вился легкий дымок. Так далеко выбираться я не планировал, но меня привлек рев невидимого бульдозера, который разравнивал горы мусора.
Давно я не был на свалке, пора бы проверить, что там навыбрасывали славные портенейльцы. Именно на свалке я и разжился всеми этими старыми аэрозольными баллончиками для последней Войны, не говоря уж о некоторых существенных деталях Осиной Фабрики, включая Циферблат.
Мой дядя по материнской линии Ательвальд Трэпли эмигрировал в конце Второй мировой в Америку. Ради какой-то бабы он бросил хорошую работу в страховой компании и в итоге оказался с разбитым сердцем и без гроша в кармане на дешевой трейлерной стоянке у Форт-Уорта, где и решил свести счеты с жизнью.
Он включил, не зажигая, газовую плиту и колонку и уселся ждать конца. Неудивительно, что он слегка мандражировал и поэтому машинально прибегнул к наиболее привычному средству успокоить нервы – закурил «Мальборо».
Объятый пламенем, он с диким воплем выскочил из пылающего трейлера. Он-то рассчитывал на безболезненную смерть – гореть заживо в его планы не входило. Так что он сиганул в стоявший рядом двухсотлитровый бак из-под бензина, полный дождевой воды. Где и захлебнулся, суча ножками и тщетно пытаясь выпростать руки, чтобы ухватиться за края бака.
Метрах в двадцати от густо заросшего травой холма, с которого открывается вид на Кроличьи Угодья, я перешел на Бесшумный Бег, стараясь не шуршать травой и тщательно придерживая снаряжение, чтобы ничто не звякнуло. Я рассчитывал застать этих негодников засветло – но при необходимости готов был ждать до захода солнца.
Я пополз вверх по склону, осторожно приминая траву, слаженно работая ногами. Находился я, конечно же, с подветренной стороны, и ветер был достаточно сильным, чтобы заглушить большинство случайных шумов. Кроличьих часовых пока не видно. Метра за два до вершины я остановился, переломил ружье, тщательно осмотрел композитную пластиково-стальную пульку, прежде чем зарядить, и тихо защелкнул ружье. Зажмурившись, я сосредоточился на образе взведенной пружины и крошечной пульки на самом дне блестящего канала ствола, в витках нарезов. Прополз остающиеся метры.
Сначала я подумал, что придется ждать. В послеполуденном свете Угодья казались пустыми, только ветер шевелил траву. Я видел темные дырки нор, и разбросанный помет, и заросли можжевельника на противоположном склоне над берегом, где нор было больше всего и где кроличьи тропы змеились между кустов извилистыми тоннелями, – но сами зверьки как в воду канули. Раньше на этих тропах местные мальчишки ставили силки. Я видел, как они это делали, и когда находил проволочные петли, то либо выкидывал их, либо устанавливал на тех самых тропинках, по которым мальчишки возвращались проверить ловушки. Не знаю, угодил кто из них в собственный силок или нет, но хотелось бы думать, что нос себе он расквасил. Как бы то ни было, сейчас мальчишки силков не ставят, – наверно, это вышло из моды, и теперь они малюют на стенах лозунги, нюхают клей или охмуряют девиц.