Убежище - Новак Бренда (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
— Что ты имеешь в виду?
— Я говорю о Боннере.
При упоминании его имени по позвоночнику Хоуп прокатился озноб.
— При чем тут он?
— Через пару лет после твоего отъезда его родители пришли к отцу, чтобы сказать, что они молились о будущем для Боннера и Бог сказал им, что Черити должна стать его первой женой. И еще сказали, что Бог хочет наградить его за то, что он не сбежал с тобой.
Наградить его? За то, что он цеплялся за безопасность, которую давали родители и их традиции, даже если сам в них не верил? За то, что разбил ей сердце?
Хоуп заставила себя выровнять дыхание, набрать воздух и потом выдохнуть. Тогда боль стихнет…
— Так Черити вышла за Боннера? — спросила она. Собственный голос показался ей тихим и дребезжащим. — И именно их детей я видела сегодня с Черити?
— На самом деле у них трое детей, — сказала Фейт. — Старшую ты, наверное, не видела. Перл, Ладонна и Адам.
Хоуп хотелось пригнуть голову к коленям, чтобы прекратить нахлынувшее на нее головокружение, но она сказала себе, что после одиннадцати лет отсутствия переживет эти новости. Ее чувства к Боннеру давно уже превратились в полное разочарование, так ведь? Она могла быпредположить, что произойдет нечто подобное.
— У него есть еще жены?
— Ему пришлось жениться на вдове Филдс.
— Потому что…
— Потому что никто больше не хотел этого делать, я думаю. Она подала прошение святым братьям, и они так решили. Это было что-то вроде соглашения.
Хоуп не знала, что и сказать. Несмотря на то что Боннер был восемнадцатилетним мальчишкой, когда они клялись друг другу в вечной любви, она ожидала много большего. Казалось, он никогда не шептал ей во тьме тех слов и никогда не вынашивал планы, которые в итоге привели к страданиям.
— Кроме того, примерно три года назад он женился еще на Джоанне Степли. И уже попросил руки Сары. На будущее, когда она достаточно повзрослеет, — добавила Фейт.
Услышав имя еще одной своей сестры, Хоуп почувствовала, что у нее на голове зашевелились волосы.
— Он хочет получить Сару?
— А почему нет?
— Ейвсего четырнадцать!
— Ейтак хочется получить мужа моложе сорока, что она готова выйти за него немедленно.
Хоуп с отвращением вздохнула:
— Это безумие, Фейт. Она еще совсем ребенок. Когда ей исполнится восемнадцать, ему будет тридцать два. Не так уж далеко от сорока.
— Может, где-то там это и кажется странным, но не здесь. Тебя долго не было.
Слишком долго. Или недостаточно долго. Хоуп не могла решить, что правильней.
— Почему ты вернулась? — спросила Фейт. — Надеялась, что… может быть… Боннер передумает?
Хоуп коснулась своего собственного живота, снова ощущая фантомный толчок ребенка Боннера. Она много думала о Боннере все эти годы, мечтала, что он передумает и найдет ее, что они заберут ребенка и заживут одной семьей. Но она знала, что если у него не хватало мужества уехать с ней, когда на кону была их любовь и ребенок, то оно уже и не появится.
Хоуп ничего не ответила, и Фейт ухватилась за качели.
— Я уверена, что он принял бы тебя назад, — сказала она. — Я видела его лицо, когда Черити сказала ему, что ты была в парке.
— Ты ошибаешься.
— Нет, я видела сожаление и… боль.
Какую бы боль Боннер ни испытывал, она не сравнится с той, что вынесла Хоуп. Она в этом не сомневалась.
— Значит, ты считаешь, что я должна стать его… какой? четвертой женой? — спросила она и горько рассмеялась. — Джед был бы счастлив.
— Это точно, — искренне сказала Фейт.
Хоуп покачала головой:
— Нет, это всегда напоминало бы о том, что я в итоге поступила по-своему. Он не может создать такой прецедент. У него еще остались две дочери, которых можно принудить к нежеланным бракам. Возможно, он даже планирует отдать их Эрвину.
Фейт съежилась.
— Я так не думаю. Ему не слишком нравится, как Эрвин обращается со мной. Где-то в глубине души папа знает, что ты была права насчет Эрвина. Он просто не готов это признать.
Сколько дочерей он готов из-за этого отдать на растерзание?
— Как тебе удалось выскользнуть из дома? — спросила Хоуп. — Не представляю, как Эрвин мог оставить тебя одну, зная, что я в городе.
— Он сейчас с Рэйчел, семнадцатилетней дочкой Тэтчера. Они поженились только неделю назад, и пока она ему не надоела. Он любит молоденьких, Хоуп. Он почти не расставался со мной в первый год после свадьбы. Но потом я забеременела. Мой большой живот кажется ему… непривлекательным, так что он практически всегда спит в другом месте.
— Тебя огорчает, что он уходит к другим?
— Нет, я этому очень рада. Я едва выдерживаю его прикосновения, — сказала Фейт, содрогнувшись.
При мысли, что ее восемнадцатилетняя сестра недостаточно молода для Эрвина, Хоуп ощутила во рту привкус желчи. А может, и от представившейся картины, как он прикасается к Фейт.
— Мы должны вызвать полицию, — сказала она. — Если Рэйчел нет восемнадцати, это считается изнасилованием.
Фейт резко опустила плечи:
— Я не могу так поступить с папой. Это выставило бы церковь в негативном свете и повредило семьям, которые стараются жить по «принципу».
Хоуп хотелось спросить, какая связь между принципом, по которому живут эти люди, и возрастом. Но она понимала, что Фейт испытывает гораздо больше симпатии к верованиям церкви, чем она сама, особенно после столь долгого отсутствия.
— Насильников не должны принимать ни в каком обществе. Даже в таком тесно связанном, как это, — сказала она, придерживаясь логической цепочки, которую Фейт не сможет опровергнуть.
— Не думаю, что его можно назвать насильником, — сказала та. — Рэйчел вышла за него замуж, не особенно сопротивляясь. И он слишком осторожен, чтобы прикоснуться к кому-то, кроме своих жен.
— Ты в этом уверена? А его дети?
— Не думаю, что он мог причинить кому-то из них боль, — сказала Фейт, но ее голосу недоставало уверенности, и Хоуп занервничала еще сильнее.
— Ты рассказывала Джеду о своих подозрениях?
— Каких еще подозрениях? Я же сказала, что не считаю его способным причинить боль кому-то из своих детей.
— Ты боишься, что он может сделать это.
Фейт медлила с ответом.
— Фейт?
— Ну, я уже пыталась поговорить с папой кое о чем сказанном Эрвином, но он не стал меня слушать. Эрвин — его брат, и к тому же набожный.
— Набожный? — фыркнула Хоуп.
— Он притворяется таким, особенно перед святыми братьями. К тому же ты ведь знаешь, что полиция ничего ему не сделает. Ты ведь слышала, как папа говорил уже миллион раз: «Здесь Америка. Преследовать людей за их веру идет вразрез с принципами, на которые опирается эта страна. Мы просто живем по Божьим законам. Мы что, должны забыть Его слова только потому, что кто-то решил, что так надо?»
Хоуп и хотелось бы согласиться, что уважение к свободе веры может быть той причиной, по которой полиция, как правило, не лезла в дела общины. Но она знала, что здесь в немалой степени замешана политика. В 1957 году, в последний раз, когда власти попытались прижать многоженцев, телеканалы стали показывать отцов, которых отрывали от плачущих жен и детей, и общественное мнение быстро обернулось против полиции и ее попыток что-то сделать.
— Полиция вмешается, если мы сможем доказать, что с детьми плохо обращаются, — сказала она.
— В том и проблема. У меня нет доказательств. Только неприятное чувство, что с Эрвином что-то не так.
Одиннадцать лет назад Хоуп уже испытывала подобное чувство. Но по одному только подозрению трудно признать кого-то виновным.
— Знаешь, они любят тебя, — вдруг сказала Фейт, переводя разговор на другую тему.
— Кто? — не поняла Хоуп.
— Папа. Боннер. И может, даже Эрвин.
— Очень в этом сомневаюсь.
— Ну, папа уж точно любит.
— В его сердца нет места ни для чего, кроме веры.
— Я знаю, что он влюблен в церковь. Но ведь он позволил тебе вернуться. Тебе надо только показать ему, что ты раскаиваешься.
