Тайна придворного шута - Блюм Детлеф (книги бесплатно TXT) 📗
Симон жестом подозвал такси и попросил отвезти его на Курфюрстендамм. По дороге он раздумывал о своем будущем, о будущем своего дела. В следующем году делу, основанному еще его дедом, исполнится семьдесят пять лет. А структура и принципы управления мало изменились с тех пор. Кроме того, в конце года истекал срок аренды помещения, которое занимал его магазин, и Симон не без тревоги задумывался о предстоящих переговорах. Старый дом был продан пять лет назад в счет уплаты наследственного долга одной крупной риэлтерской конторе. Его прежние соседи, арендовавшие помещение в этом здании, не выдержали кабальных условий, предложенных новыми хозяевами, и переехали. С новым арендатором Симон никак не мог наладить контакт, так как владелец фирмы был весьма занятым человеком, владел еще одним предприятием в Мюнхене и очень редко появлялся в Берлине. Помещение по соседству занимал итальянский ресторан, владелец которого, Гвидо, балагур и шутник, мало интересовал Симона как деловой партнер.
Он вышел из такси, свернул в переулок, подошел к парадному одного из доходных домов, история которого уходила в глубину веков. Табличка на входной двери указывала, что здесь расположен офис весьма известной в мире фирмы «Й. Хёфль & сыновья». Фирма занималась продажей рукописей великих людей со всего света. Симон нажал кнопку звонка. Из домофона раздался голос самого Иоахима Хёфля.
— Это Шустер, Симон Шустер, не потревожил?
— Шустер? Да, поднимайтесь.
Щелкнул электронный замок, и Симон оказался в огромном, ярко освещенном холле, стены и потолок которого были покрыты великолепной росписью. Он поднялся по широкой лестнице на второй этаж, где его поджидал хозяин. Хёфлю было чуть больше семидесяти лет. Он был одного роста с Симоном, носил длинные, почти до плеч, волосы, одевался просто, но удобно. Сегодня на нем были вельветовые брюки и белая рубашка. Костюм дополнял со вкусом подобранный жилет. Очки, закрепленные на тонкой серебряной цепочке, висели на шее. Хёфль и Шустер были, разумеется, довольно давно знакомы, но особых симпатий друг к другу не питали — каждый занимал свою нишу в антикварном бизнесе, а интересы их пересекались крайне редко.
Хёфль препроводил Симона в свой кабинет, указал на стул рядом с письменным столом и не спеша уселся сам.
— Что привело вас ко мне, Шустер?
Хёфль обращался к любому посетителю именно так, по фамилии, не более того.
— Меня интересуют рукописи некоего Иоганна Эрнста Шнеллера…
— Придворного шута? — прервал его Хёфль.
— Именно.
Иоахим Хёфль задумчиво посмотрел на гостя.
— Шустер, — начал он, — вы можете приобрести у меня письма Гёте или Карла Мая, или даже авторскую партитуру Пауля Дессау, очень ценные рукописи папы римского Урбана VIII, датированные 1643 годом, и другие документы Ватикана. Мой самый дорогой товар — письмо Рене Декарта, написанное им в 1641 году Томасу Гоббсу. Впрочем, это письмо дорогое, у вас вряд ли хватит денег, — добавил он насмешливо.
Улыбка исчезла с лица Хёфля так же резко, как и появилась.
— Насколько я знаю, вы не занимаетесь коллекционированием рукописей. На кой дьявол вам понадобились манускрипты Шнеллера?
— Так они у вас есть?
Хёфль отрицательно покачал головой.
— Послушайте, — Симон повысил голос, — меня это интересует не как коллекционера. У меня чисто личный интерес к этой исторической персоне. Я изучаю время, в которое он жил. Не более.
— Гм. Лет двадцать назад я продал одному человеку из Вены несколько записок Шнеллера. Не рукописи, а копии его дневниковых записей, причем уже отпечатанные. Это была только часть дневника. Товар весьма редкий и потому ценный. Больше никаких документов, связанных с этой личностью, через мои руки не проходило.
— Бумаги ушли в архив или в музей? — спросил Симон.
— В частный архив. Имя покупателя я, естественно, назвать не могу. Однако, дружище, я мог бы попросить его сделать для вас копию. Впрочем, это будет стоить недешево. Ведь речь идет, как уже было сказано, об уникальном документе.
Симон уже догадался, куда клонит Хёфль. Старик с ухмылкой пригладил волосы.
— Фейхтвангер, — только и произнес он.
Много лет назад Симон приобрел у известной писательницы Ингеборги Венд 23 подлинных письма самого Лиона Фейхтвангера. Переписка длилась всего два года и прервалась со смертью писателя в 1959 году. Но глубина и содержательный смысл этих писем были настолько велики, что редкий собиратель отказался бы иметь их в своей коллекции. Хёфлю стало известно, что письма оказались у Симона, и при каждой их встрече он донимал последнего просьбами продать их ему.
— Каким годом датированы дневниковые записи Шнеллера? — спросил Симон.
Хёфль встал и прошел в соседнюю комнату. Его не было десять минут. Он вернулся с каталогом аукциона, на котором были проданы записки шута. Открыв нужную страницу, показал ее Симону.
«Шнеллер, Иоганн Эрнст, 1700—1756, придворный шут курфюрста Фридриха Августа II Саксонского. Выдержки из дневника на немецком языке. (Оригинал (французский язык) утерян.) С предисловием переводчика. 62 машинописные страницы. Перевод 1939 года, сохранился лишь частично. Содержание: жизнеописание с 1754 по 1756 год (с пропусками). Незначительно пострадали во время пожара. Исключительно редкий экземпляр».
Цена была замазана.
— Не очень выгодная сделка. Двадцать три подлинных письма Фейхтвангера против шестидесяти двух ксерокопий непонятно чего.
Хёфль пожал плечами.
— Шустер, если вас действительно так заинтересовали эти бумаги, я посмотрю, по-моему, копии первых страниц дневника сохранились у меня. Тогда был еще один желающий купить эти записки, и пришлось сделать несколько копий для него. Он не хотел покупать товар, не ознакомившись хотя бы с несколькими страницами. В конце концов перед самым аукционом отказался от сделки и вернул мне копии… Попробую поискать.
— Если это вас не затруднит. — Симон с трудом сдерживал себя.
Хёфль ухмыльнулся и снова направился в архив. Симон слышал, как тот копошится в соседней комнате. Наконец старик вернулся.
— Вот они. Можете не торопиться, посмотрите внимательно.
Симон взял семь пожелтевших от времени листочков, сел за письменный стол и начал читать. Первые страницы сопровождались комментариями переводчика.
«Во второй половине дня 9 ноября 1938 года я готовился к лекциям, сидя в своей квартире на Гендель-штрассе. Неожиданно домой вернулся мой младший брат Ганс, с которым мы тогда жили вместе. Через некоторое время он вошел в мою комнату в своей форме и напомнил, что сегодня вечером запланирована очередная акция. Я ответил, что скорее всего не смогу принять в ней участие, так как планирую проработать до глубокой ночи.
Около девяти часов вечера Ганс позвонил и сообщил, что его отделение находится в доме профессора Соломона Г., еврея, и что все книги вынесены во двор и их вот-вот подожгут. Он знал, что я никогда не одобрял подобные акты вандализма, но в сложившейся ситуации поделать ничего не мог. Требовалось мое вмешательство, чтобы предотвратить уничтожение книг.
Частная библиотека профессора была известна далеко за пределами Дрездена. В ней хранилось очень много книг по истории города, ценные архивные материалы. Уточнив у брата фамилию командира их группы, я связался с гауляйтером. Тот пообещал немедленно позвонить на виллу профессора и прекратить вакханалию. Кроме того, за мной тотчас была отправлена машина, чтобы я мог приехать и лично проконтролировать ситуацию.
Около десяти часов вечера я прибыл в особняк. Картина, представившаяся моим глазам, была весьма удручающей. Дом серьезно не пострадал, но было сожжено большое количество книг, прежде чем гауляйтер дал приказ прекратить уничтожение. От имени гауляйтера я потребовал немедленно освободить и опечатать дом. Всю следующую неделю вместе с моими студентами мы перевозили документы и книги в институтскую библиотеку. Студенты время от времени интересовались у меня, насколько ценен был тот или иной документ. Так в моих руках оказался дневник придворного шута И. Шнеллера. Сразу стало ясно, что это лишь фрагменты рукописи, и я дал указание еще раз просмотреть весь привезенный материал, чтобы найти какие-то бумаги. Найти, к сожалению, больше ничего не удалось. Оставшиеся бумаги либо погибли в огне, либо были утрачены еще раньше. Самого профессора уже переправили, и узнать что-либо об истории рукописей было больше не у кого.
