Парк Горького - Смит Мартин Круз (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Фет не спросил, почему жирного.
– Во всяком случае, – заключил Аркадий, – мы хорошо поработали. Ваша смена закончилась.
Первым ушел Фет.
– Маленькая птичка улетела, – бросил Паша, уходя следом.
– Надеюсь, что он всего лишь попугай.
Оставшись один, Аркадий позвонил на Петровку и попросил дать ему сведения об убийствах из огнестрельного оружия по европейской части республики. Только для того, чтобы успокоить комиссара милиции. Потом он снова позвонил в школу. «Учительница товарищ Ренко, – ответили ему, – проводит родительское собрание и не может подойти к телефону».
Следователи заканчивали работу. По лицам видно, что мыслями они уже дома. Потом стали натягивать пальто. Солидные пальто, подумал Аркадий, глядя вниз с лестничной площадки. Советского производства, но лучше, чем у рабочих. Он не был голоден, но решил поесть, лишь бы чем-нибудь заняться. Ему захотелось пройтись пешком. Он взял пальто и вышел на улицу.
Он почти дошел до Павелецкого вокзала и забрел в кафетерий, где в буфете была маринованная селедка с картошкой. Аркадий подошел к стойке и заказал пива. На соседних стульях сидели железнодорожники. Молоденькие солдаты молча пили шампанское – угрюмые лица в окружении зеленых бутылок.
Вместе с пивом перед Аркадием появился бутерброд с клейкой серой икрой.
– Это откуда?
– Бог послал, – ответил заведующий.
– Бога нет.
– Зато есть мы, – улыбнулся заведующий, сверкнув во весь рот стальными зубами. Он пододвинул икру поближе к Аркадию.
Из кухни вышла крохотная женщина в белом халате – жена заведующего. Увидев Аркадия, она расплылась в широкой, во все щеки, улыбке, глаза радостно заблестели, что делало ее почти красавицей. Муж горделиво стоял рядом.
Это были Ф. Н. Висков и И. Л. Вискова. В 1946 году они создали «антисоветский центр», говоря другими словами, держали магазин книжных раритетов, где укрывали книги таких презренных писак, как Монтень, Аполлинер и Хемингуэй. «Допросы с пристрастием» сделали Вискова калекой, а его жена стала немой (выпила щелок, пытаясь покончить с собой). Им дали, как тогда шутили, по «четвертному» – двадцать пять лет в лагерях строгого режима (юмор относился к временам, когда госбезопасность и милиция составляли одно учреждение). В 1956 году Висковых освободили и даже предложили снова открыть магазин, правда, они отказались.
– Мне казалось, что вы работаете в кафетерии рядом с цирком, – сказал Аркадий.
– Оказалось, что мы с женой, работая вместе, нарушали инструкцию. Сюда она просто приходит помогать мне, когда есть время, – подмигнул Висков. – Иногда приходит помочь сын.
– Спасибо вам, – одними губами произнесла товарищ Вискова.
Боже, подумал Аркадий, аппарат обвиняет двух невинных людей, бросает их в каторжные лагеря, подвергает пыткам, лишает лучших лет жизни, а когда кто-то из аппарата проявляет по отношению к ним элементарную порядочность, они прыгают от счастья. Имеет ли он право хотя бы на одно их доброе слово? Он съел икру, выпил пиво и, посидев для приличия еще немного, покинул кафетерий.
Пройдя несколько кварталов, он замедлил шаг. Наступило его любимое время – мягкая вечерняя мгла. Яркий свет горел в окошках, и такими же светлыми были лица прохожих. В этот час он мог представить себя в Москве любого из последних пяти веков и ничуть не удивился бы, услышав шлепанье копыт по уличной грязи. Убогие куклы в витрине магазина изображали маленьких образцовых пионеров; вокруг лампы в форме луны, украшенной призывом смотреть в будущее, вращался работающий от батарейки спутник.
Вернувшись в кабинет, Аркадий сел у шкафа и стал просматривать папки с делами. Начал с преступлений с применением огнестрельного оружия.
Убийство. Придя домой, токарь застает жену в постели с морским офицером. В последовавшей драке рабочий убивает офицера из его же пистолета. Суд принял во внимание, что офицер не должен был иметь с собой оружия, что профсоюз характеризует подсудимого как старательного работника и что он раскаивается в содеянном. Приговор: десять лет лишения свободы.
Убийство при отягчающих обстоятельствах. Двое спекулянтов ссорятся при дележе прибыли. К удивлению обоих, сработал ржавый пистолет Нагурина. Один из них смертельно ранен. Спекуляция – отягчающее обстоятельство. Приговор: высшая мера.
Вооруженное нападение. (Ничего себе – нападение!) Мальчишка с деревянным пистолетом отбирает у пьяного два рубля. Приговор: пять лет.
Аркадий просмотрел имевшиеся у него дела об убийствах, стараясь отыскать преступления, о которых он, возможно, забыл, убийства, которые были тщательно подготовлены и хладнокровно исполнены. Однако во всех этих убийствах – ножом, топором, дубинкой, руками за горло – не могло быть и речи о какой-то подготовке. За три года в должности помощника следователя и два года работы старшим следователем ему встретилось не более пяти убийств, которые выходили бы за пределы элементарной глупости или после которых убийца, по-пьяному хвастаясь или раскаиваясь, не сдался бы милиции. Убийца в России твердо верит в неотвратимость того, что его поймают. Единственное его желание – пережить свой звездный час. Русские выигрывали войны, потому что бросались под танки. Такие поступки не согласуются с образом мыслей преступника высокого класса.
Безнадежное занятие, подумал Аркадий и захлопнул папку.
– Мальчик, – позвал Никитин, просунув голову в открытую без стука дверь. Войдя в комнату, он уселся на стол Аркадия. Круглолицый, с редеющей шевелюрой, старший следователь Никитин ведал контролем за соблюдением постановлений правительства. Когда он был пьян и улыбался, его глаза, как у жителя Востока, превращались в узенькие щелки. – Так поздно?
Хотел ли Никитин этим сказать, что Аркадий работает чересчур много, впустую или успешно, молодец он или дурак? Понимай как угодно.
– Как и ты, – заметил Аркадий.
– Я не работаю – проверяю тебя. Порой мне кажется, что ты ничему у меня не научился.
Илья Никитин был старшим следователем по делам об убийствах до Аркадия. Когда тот был трезв, Аркадий не мог представить себе лучшего следователя. Если бы не водка, он давно был бы прокурором, но, применительно к Никитину, говорить «если бы не водка» было все равно что говорить «если бы не вода и пища». Раз в год его, желтого от разлитой желчи, посылали на курорт в Сочи.
– Знаешь ли, Васильич, мне всегда известно, что ты задумал. Я все время присматриваюсь к вам с Зоей.
Как-то в выходной, когда Аркадий был в отъезде, Никитин пытался затащить Зою в постель. Как только Аркадий вернулся, Никитин улизнул в Сочи и ежедневно слал оттуда длинные покаянные письма.
– Хочешь кофе, Илья?
– Кто-то должен уберечь тебя от самого себя. Извини, Васильич, – Никитин снисходительно называл его по отчеству, – но я, как бы сказать… знаю, что ты не согласишься… я немного умнее и опытнее тебя или по крайней мере ближе к высоким сферам. Это не упрек тебе, потому что как работник ты себя зарекомендовал хорошо и вряд ли можно желать лучшего. – Никитин наклонил голову набок, влажная прядь прилипла к щеке. Он ухмылялся, источая, как дурной запах, лицемерие. – Просто ты не умеешь смотреть на вещи широко.
– Спокойной ночи, Илья, – Аркадий надел пальто.
– Я только хочу сказать, что есть головы поумней твоей. Смысл нашей работы состоит в том, чтобы примирять, согласовывать. Каждый день я привожу государственную политику в соответствие с социалистической законностью. Скажем, поступает указание снести дома рабочих под строительство кооперативных домов, где квартиры рабочим не по карману. Внешне нарушаются права рабочих. Со мной советуется Ямской, просят совета городской комитет партии и мэр Промыслов, потому что я знаю, как примирить это кажущееся противоречие.
– А разве нет противоречия? – Аркадий направился к выходу, Никитин за ним.
– Между рабочими и государством? Это же государство рабочих. Что идет на пользу государству, полезно и рабочим. Снося их дома, мы охраняем их права. Разве не ясно? Никаких противоречий.
