Похорони Меня Ложью (ЛП) - Сото С. М (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Офицеры, мои родители и доктор жмутся к двери, переговариваясь вполголоса. Время от времени они оглядываются на меня, и от их взгляда у меня в животе скапливается ужас. Это нехорошо. Я это чувствую.
Доктор хлопает отца по плечу, затем пожимает руку матери, прежде чем выскользнуть из моей палаты, забрав с собой медсестер и офицеров. Я прищуриваюсь, наблюдая, как мои родители ведут молчаливую дискуссию передо мной. Они не разговаривают, но я все равно вижу, как между ними идет разговор. Что бы это ни было, оно почти мгновенно меняет атмосферу в палате. Ледяной холод трепета задерживается у основания моего позвоночника и скапливается в животе.
Мои родители медленно поворачиваются и идут к кровати. Майкл садится на одно из свободных мест и опускает голову на руки. Удивительно, но Моника садится на больничную койку, на которой я лежу, осторожно, чтобы не быть слишком близко. Не могу сказать, то ли из-за страха, что она причинит мне боль, то ли потому, что она просто не может находиться так близко ко мне. Иногда то, как она смотрит на меня, ранит больше, чем то, когда она вообще на меня не смотрит. Словно она смотрит на меня, но на самом деле не видит. Она видит меньшую версию Мэдисон. Она смотрит на призрак своей мертвой дочери, и, конечно, это для нее слишком. Вот почему она не может долго смотреть на меня.
— Милая, мы... — голос мамы срывается, и когда я вижу блеск слез в ее глазах и дрожь в подбородке, я готовлюсь к следующему удару, который наверняка последует. — Мы думаем, что, возможно, перевод в другое учреждение, чтобы помочь ускорить процесс восстановления, будет лучше.
Я хмурюсь, не совсем понимая, чего я ожидала, но явно не этого.
— Хорошо? Я думаю.
Я смотрю на дверь, ожидая, что доктор вернется с обезболивающими.
— Обещаю, что врачи позаботятся о тебе там, — говорит она, ее дрожащий голос отвлекает мое внимание от двери и обратно к ней. — Твои мысли... они неправильны, милая.
Одинокая слеза скатывается по ее щеке, и я ненавижу себя за то, что хочу протянуть руку и стереть ее. Ненавижу себя за то, что хочу заботиться о ней, когда мне больно. Она шмыгает носом, вытирая слезу тыльной стороной ладони.
— Но они позаботятся о тебе. Это к лучшему. Когда ты вернешься, твой разум прояснится, я обещаю.
Мое дыхание застревает в горле, когда осознание осеняет меня, заставляя глаза расшириться.
— Что? — истерия вцепляется мне в вены. Я пытаюсь выпрямиться, но мое тело отвергает это движение, и вопль агонии вырывается из груди. — Нет. Нет, это ошибка. Я не сумасшедшая. Она была там. Вы должны мне поверить! Я знаю, что они с ней сделали!
Лицо мамы сморщивается, и плотина рушится, когда слезы катятся по ее щекам.
— Ты нуждаешься в помощи, Мэдисон, — шепчет она.
Мое сердце разрывается в груди, и гнев, который я пыталась похоронить все свое детство, поднимается на поверхность.
— Меня зовут Маккензи! — кричу я, пугая и ее, и отца. — Я Маккензи! Только не Мэдисон. Я не она! Когда ты перестанешь хотеть, чтобы я стала ею?
Мой отец вскакивает на ноги, его лицо искажено гневом.
— Когда ты перестанешь притворяться ею! Мы пытаемся тебе помочь!
Слезы текут из моих глаз, и боль, пронзающая грудь, усиливается.
— Ты не хочешь мне помочь, ублюдок. Ты никогда не заботился обо мне. Признай это!
Медсестры врываются в палату при звуке наших повышенных голосов. Я нахожусь в истерике, когда они собираются у моей кровати, прижимая меня. Моя мать плачет в углу, наблюдая, как они усмиряют меня. Отец качает головой, словно не может поверить, что до этого дошло, и последнее, что я вижу, это склонившегося надо мной доктора, его озабоченное лицо — неприятная реальность.
— Все будет хорошо, Мисс Райт. Это все к лучшему, вот увидите.
Темнота поглощает меня полностью, и, в отличие от прошлого раза, я приветствую ее.
Глава 2
Баз
В ту же секунду, как я захлопываю дверь перед носом Маккензи, я наклоняюсь вперед, упираюсь кулаком в дерево и закрываю глаза. Ее рыдания звучат в моих ушах оглушительным повторением, проходя через весь уровень пентхауса, когда она уходит. Я не должен ее жалеть. Я вообще ничего не должен испытывать. Но мне жаль.
Блядь, да, мне жаль.
Я ненавижу ее в этот момент, и все мое тело дрожит от ярости. Впервые за много лет я чувствую что-то, и чертовски ненавижу это.
Стоны, доносящиеся с кровати, вновь привлекают мое внимание. Две девушки, которых я подобрал в The Kings, увлечены друг другом. Они обе смотрят на меня из-под ресниц, посылая свои призывные взгляды, надеясь, что это ночь, когда они, наконец, покорят База Кинга. Смотря на них, чужая тяжесть поселяется в моем животе. Она беспокойная.
Блондинка берет в рот затвердевший сосок рыжей. Они обе наблюдают за мной, приглашая подойти и поиграть с ними остаток ночи. Я крепче сжимаю горлышко бутылки и стискиваю зубы, ненавидя то, что собираюсь сделать.
Я направляюсь к кровати и вместо того, чтобы залезть к ним и трахнуть их обеих до потери сознания, поднимаю их сброшенную одежду и бросаю им.
— Одевайтесь, а потом убирайтесь к чертовой матери.
Они отрываются, ошеломленные моим отказом. Это правдоподобно, учитывая то, как они выглядят. Их не часто отвергают. Рыжеволосая усмехается, а другая разочарованно качает головой, слезая с кровати и одеваясь. Я разочарованно провожу рукой по волосам, дергая их за кончики, и смотрю из окна от пола до потолка на балкон. Люди на балконе все еще веселятся — такие счастливые и беззаботные, как и всегда, — но я не хочу в этом участвовать.
Я распахиваю двери и кричу всем, чтобы убирались. Большинство из них игнорируют меня, все еще танцуя и выпивая. Когда мое терпение подходит к концу, я швыряю бутылку бурбона в стену, и начинается хаос. Девушки бегут, крича от страха, и все остальные, наконец то, начинают действовать, направляясь к выходу. Когда все уходят, из пентхауса доносится только журчание жидкости, все еще льющейся из разбитой бутылки, и тишина. Неловкая тишина, такая же оглушительная, как и неподвижная.
Устало вздохнув, я ложусь на кровать и кладу голову на руки. Не знаю, как я этого не заметил. Я должен был увидеть ее ложь за километр, но я, черт возьми, впустил ее. Глупо было думать, что она другая. Глупо было полагать, что я могу ей доверять.
Я не мог ошибиться сильнее.
Спотыкаясь, я выхожу из комнаты, не обращая внимания на беспорядок на кровати или на балконе. Мой взгляд останавливается на толстой стопке бумаг, аккуратно разложенных на кофейном столике. Те самые, которые Маккензи умоляла меня прочесть. Вопреки здравому смыслу, я опускаюсь на диван и хватаю толстую стопку, выражение отвращения искажает мои черты. Я обмахиваю страницы веером и вижу, что каждая заполнена словами. Возможно, еще больше лжи.
Ложь поверх лжи это все, на что она сейчас способна.
Я стискиваю зубы, просто думая об этом. Парни были правы, и я ненавижу тот факт, что заступился за нее. Я привел ее в свою жизнь, почти поручился за нее, и они были правы с самого начала. Она была именно такой, как о ней говорили, — нашей погибелью и моим падением. Каждый раз, вспоминая этот случай, я задаюсь вопросом, не было ли все это обманом. Играла ли она со мной с самого начала, или была так же глубоко погружена, как и я, и просто не могла найти свой собственный выход?
Это дилемма. Маккензи появилась в моей жизни не вовремя. В то время, когда я не искал любви или чего-то большего, чем просто секс. Я не занимался отношениями. Меня не волновали девушки и их чувства. У меня имелись свои проблемы, свои секреты и скелеты в шкафу, через которые мне нужно пробираться. У меня есть обещания, которые я давал, и обещания, которые я намеревался сдержать. Я был человеком слова, и гордился этим, и само присутствие Маккензи в моей жизни поставило все это под угрозу. Она изменила все так быстро и тихо, что я не заметил, как это произошло. Она заставила меня захотеть поменять правила ради нее, и в этом заключается проблема. Девушки не встают между Дикарями, но она почти встала.
