Лед Бомбея - Форбс Лесли (бесплатные версии книг .txt) 📗
– Такое же, как и вы, и «Общество Тилака», – ответила я, пытаясь снова уловить тот же сигнал.
– Неужели? – произнес Анменн и снова отвернулся.
– Тилак стремился вернуть Индию индийцам, – сказала я, двигаясь в своих рассуждениях на ощупь, – а плакат на груди мертвого Сами связывал его с Тилаком... и тут ваше «Общество Тилака», занимающееся восстановлением старой недвижимости. Не прослеживаете никакой связи? Некоего общего заграждения вокруг одной центральной идеи? Все эти смерти – большой плакат с надписью «Держись подальше!»
Он снова медленно повернул голову ко мне.
– Не хотите ли, мисс Бенегал, сообщить, в чем заключается эта центральная идея?
Нет, не хочу, потому что я просто вращаю ручку настройки, пытаясь найти нужную мне волну.
– Я полагала, что вы сможете мне подсказать, – сказала я, сдаваясь.
– Неужели? – Чувствовалось, что Анменн готов расхохотаться. Я потеряла нить. – Я почти уже начинаю жалеть, что другие дела не позволяют нам продолжить сей в высшей степени интересный разговор. Я был бы рад быть вам полезен и в дальнейшем. – Он снова включил зажигание и многозначительно взглянул на дверцу рядом со мной. – Но я с громадным удовольствием послушаю ваши новые увлекательные сказания, когда мы встретимся у меня на вечеринке по поводу прихода муссона.
– Я много читала о муссонах. – Я пыталась сопротивляться, не признавать своего поражения. – Потрясающее явление. Вы знаете, что во времена Великих Моголов самой популярной игрой в период муссона были кости? В последние месяцы сезона во дворце с самозабвением отдавались этой игре. Коллекции произведений искусства, поместья, даже целые царства – самые разные виды собственности – проигрывались за один бросок костей.
Анменн улыбнулся и потянулся, чтобы открыть мне дверь. Когда я вылезала из машины, он сказал:
– Будьте осторожны на пляже, мисс Бенегал. Чоупатти может быть опасен в период муссона, даже в самом начале сезона. Громадные каменные глыбы выносятся волнами с морского дна, и часто их жертвами становятся беззаботные туристы. Бывали и летальные исходы.
Отъезжая, он продолжал улыбаться.
3
Я перевела взгляд с удаляющейся машины Анменна на небо и стала искать там звезду Мирг, звезду муссона, как часто делала в бытность свою в Керале. Друг моего отца, «сеятель дождя», утверждал, что ее восхождение есть самый надежный признак прихода муссона.
«Если же и после этого не начинают идти дожди, – говорил он, – тогда уже следует посыпать облака смесью сухого льда с хлоридом натрия».
Как-то мы беседовали с ним после его полета сквозь массивные сгустки туч над Кералой. «Дакота» настоящий «летающий танк», но, по словам летчика, даже она, пытаясь протаранить боковой фронт облаков, всякий раз подскакивала, гнула крылья и скользила по его поверхности, причиняя фронту при этом не больше вреда, чем горлица, ударившаяся в окно.
«И что же происходило потом?» – спрашивала я.
«Если мне везло и мотор оказывался достаточно сильным машина выносила меня прямо к скрученному ядру муссона. Если же удача сопутствовала мне и дальше, то „Дакота“ выводила меня обратно из облака. А потом начинался дождь».
Следующие полтора часа я провела, разгуливая по пляжу и пытаясь собрать хоть какую-то информацию о гибели Сами и его товарищей. Я расспрашивала тех, кто видел в ту ночь представление по «Рамаяне», задавала вопросы о том, знал ли кто-нибудь кого-то из них или, может быть, молодого человека по имени Роби, друга Сами. Ответы мне давались уклончивые, но в основном реакцией на мои расспросы было молчание.
Решив отказаться от дальнейших изысканий после двадцать пятого подряд тупо настороженного взгляда в ответ на мой вопрос, я уселась на песок рядом с мужчиной на тростниковой циновке под громадным пляжным зонтиком. Он рисовал копии с индийских миниатюр с изображением муссона. Источник вдохновения лежал прямо у его ног: шесть открыток с очень плохими репродукциями с картин из коллекции Пушоттама Маоджи в Бомбейском музее Принца Уэльского. Я спросила его, не знает ли он каких-нибудь других пляжных художников.
– Всех, – ответил он и предложил мне одну из своих копий. – Двести рупий.
Я отрицательно покачала головой.
– Изображение хиджры при дворе Моголов, – предложил он тем же тоном.
Я отдала ему двести рупий.
– Художник, которого вы ищете, больше здесь не работает, – сообщил мне копиист, положив деньги в карман. – Хотя иногда как раз в это самое время дня он приходит сюда к статуе Тилака.
Он сделал особое ударение на имени «Тилак».
– Вы знаете, меня интересуют и более детальные проработки этого сюжета. За них я могла бы заплатить побольше.
Он покопался в своем портфеле и протянул мне относительно большую работу с изображением группы женщин в большом дворце, поливающих друг друга красной краской.
– Это аллегория. – Он указал на женщин. – Эти женщины не настоящие женщины, все они живут под одной крышей в другой части большого дворца. – Вновь он произнес последние два слова с особой интонацией. – Красная краска служит им предупреждением о необходимости покинуть дворец.
– А кто хозяин дворца?
Он указал на принца, стоящего на террасе и оттуда наблюдающего сверкание молний.
– Кто хозяева дворцов? Всегда и всюду одни и те же – богачи. – Из-под его жилета раздался длинный сигнал. Он сунул руку во внутренний карман и извлек оттуда мобильный телефон. – Это мой агент в отеле «Тадж-Махал», – сказал он и протянул руку ладонью вверх. – Пятьсот рупий, пожалуйста.
У статуи Тилака пляжный торговец жарил кукурузу на переносной жаровне. Он спрыснул мою порцию соком лайма и посыпал изрядным количеством сушеного красного перца с солью. Позади него гирлянда огней, напоминающая электрические цветы на безлистных деревьях, пробудила во мне воспоминания об уже ушедших в прошлое февралях. С конца февраля в Северной Индии садовые цветы начинают увядать от жары, и им на смену приходит цветение деревьев. Вначале зацветает шерстяное дерево, эриодендрон, затем расцветают кораллы «Лесного Пламени» и, наконец, ракитник – золотой дождь с его ядовитыми семенами. Потом деревья теряют свои цветы вместе с листвой и остаются совершенно голыми.
Для индийского крестьянина сушь во время четырех месяцев сезона дождей – символ бесплодия. В это время она противоестественна. Он ждет дождя с таким же нетерпением, как ждет рождения сына, используя изощренные методы определения того, насколько облака беременны дождем. Пророки от литературы обычно используют муссонные пословицы Гхага, поэта-астролога, жившего в XVII столетии. «Когда облака появляются на небе в виде перьев куропатки, – писала его жена, еще более высокоученая Бхаддари, – они не пройдут без того, чтобы не пролиться дождем».
– Скоро ли придет муссон? – спросила я торговца жареной кукурузой.
– Муссон – хорошее время для бизнеса, – ответил он. – С его приходом здесь начинаются пикники. Расцветает жасмин, и торговцы жасмином делают ожерелья. – Он оглядел горизонт. – Но сейчас у нас время обманутых надежд. Теперь мы видим только миражи.
Я выковыривала кусочки кукурузы и семечки красного перца, застрявшие между зубами, и наблюдала за тем, как меняется цвет моря – от свинцового до бронзового. Какой-то человек установил переносной прилавок и стал продавать с него манго, гуаву и фальшивые носы. Разнообразные заклинатели змей, создатели скульптур из песка, пожиратели огня, карманники, жонглеры, обнаженные садху, попрошайки, гимнасты, дети-проститутки, канатоходцы, целители и дрессированные обезьянки охмуряли праздношатающиеся толпы на Чоупатти своими бесчисленными чудесами.
Передо мной был весь набор индийских мошенников, освещенных светом керосиновых ламп. От их представлений пляжная пыль и песок поднимались облаком, напоминавшим прозрачный противопожарный занавес над сценой. Все вокруг, затаив дыхание, ожидали профессиональных игроков и дождя.
