Конгрегация. Гексалогия (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Стрелы также оказались старыми и для настоящей охоты не пригодными. «Главное – чтобы выдержали единственный выстрел, – отмахнулся Ван Ален на скептическое замечание рыцаря. – Если после попадания древко обломится – это и к лучшему, застрянет намертво». Рассчитывать, однако, на одно лишь изношенное дерево не приходилось, посему затупелые стальные наконечники были безжалостно отринуты, и под низким потолком трапезного зала долго разносился глухой звон, скрежет и стук – еще один бочковый обод, разбитый на куски, плющился и точился, приобретая весьма приблизительный вид треугольников с далеко выступающими и неровными углами. К древкам сие произведение оружейного мастерства крепилось непрочно, едва?едва, попирая тем самым все гласные и негласные нормы ведения войн, гласившие, что использование стрел с наконечниками, сидящими неплотно, суть дикость, варварство и anathema sit.
Карл Штефан сидел за своим ужином, держа ложку самыми кончиками пальцев – на непривычных к тяготам ладонях работника творческого труда красовались огромные красные волдыри, оставленные черенком лопаты. Дабы исключить из списка обороняемых подступов хотя бы дверь черного хода, охотник и фон Зайденберг покусились на мебель трактирщика – массивная столешница, снятая со стояков, подпирала и без того укрепленную засовом дверь, вперившись нижним краем в тяжелую бочку, наполненную землей, и ею же была завалена сама. Для добычи оной земли подпол трактира был превращен в хаос – хранимые там овощи и прочую снедь сдвинули к стенам, навалив друг на друга, дабы освободить как можно большую площадь земляного пола. Рыть холодную, утрамбованную ногами и скованную морозом почву были отправлены неудачливый возлюбленный и торговец Феликс, единственный, кроме Хагнера, кто не жаловался ни на что и не перечил никаким требованиям, лишь по временам начиная свою уже изрядно поднадоевшую проповедь.
Трактирщик время от времени, выбираясь из своей тяжелой задумчивости, поднимался и уходил на кухню, где кипела вода, поддерживаемая в этом состоянии неизменно, а посему выкипавшая и требующая периодического долива. Это, несомненно, было в некотором роде растратой, однако кипяток остывал быстро, а стало быть, так же скоро и утрачивал свои столь необходимые обороняющимся поражающие свойства.
Ван Ален уселся за стол последним, напоследок пройдясь по всему трактиру и убедившись, что везде и все находится в надлежащем виде, и, вытянув ноги под столом, вздохнул, бросив взгляд на закрытые ставнями окна:
– Ну, что ж, можно сказать, что мы готовы принять гостей. Как там, в Писании, Феликс? «все звери полевые, все звери лесные, идите есть»?
– А кощунство, господин охотник, – заметил тот оскорбленно, – только добавит вам лишних мук, если не земных, то посмертных. Молитесь лучше вместе со мною. Милостив Господь и праведен, и милосерд Бог наш, хранит Господь простодушных… Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей…
– Умолкни, Феликс, или я выпровожу тебя проповедовать псоглавцам! – потребовал Ван Ален устало. – Если я и соберусь молиться, то уж не под твоим водительством. Эй, монашьи ваши души, господа следователи, а что в вашем арсенале? Это ведь ваша привилегия – поминать Господа Бога к месту и не к месту, а уж тем паче в особых случаях; полагаю, в свете специфики вашей работы есть и что?то подходящее. Так изреките что?нибудь более жизнерадостное, нежели воззвания нашего новоявленного праведника.
– Вы сегодня вступаете в сражение с врагами вашими, – не сразу заговорил Бруно, – да не ослабеет сердце ваше, не бойтесь, не смущайтесь и не ужасайтесь их, ибо Господь Бог ваш идет с вами, чтобы сразиться за вас с врагами вашими.
– Мило, – кивнул Ван Ален. – Хоть без плача, уже неплохо. Ну, Молот Ведьм, а ты что ж? Не может быть, чтоб у тебя не было какой?нибудь излюбленной цитатки для вящего бодряжу перед хорошей стычкой.
– Benedictus Dominus, – проговорил Курт, помедлив, – fortis meus qui docet manus meas ad proelium digitos meos ad bellum. Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои брани, – перевел он, повстречав вопросительные взгляды, и продолжил уже по?немецки: – Ты расширяешь шаг мой подо мной, и не колеблются ноги мои. Я преследую врагов моих и истребляю их, и не возвращаюсь, доколе не уничтожу их; и истребляю их, и поражаю их, и не встают, и падают под ноги мои. Ты препоясываешь меня силою для брани и низлагаешь предо мною восстающих на меня; Ты обращаешь ко мне тыл врагов моих, и я истребляю ненавидящих меня. Они взывают, но нет спасающего, – ко Господу, но Он не внемлет им. Я рассеваю их, как прах земной, как грязь уличную мну и попираю их.
– Живенько, – отметил охотник с показной настороженностью. – Вот только не хотелось бы оказаться в числе твоих недругов.
– В числе друзей, сдается мне, тоже не слишком весело, – чуть слышно пробормотал Карл Штефан. – А вам, майстер инквизитор, я смотрю, все это нравится. Спорю, если сегодня ночью тот здоровяк таки решит на все плюнуть и удерет отсюда, наутро вы будете вне себя от бешенства.
– Да я просто в восторге от всего происходящего, – согласился Курт серьезно. – Обожаю оборотней, желающих меня сожрать, безвыходные в буквальном смысле положения и лезущий в самые кости холод. Мне, разумеется, не хотелось бы сейчас оказаться в городской комнате в окружении простых смертных с возможностью идти, куда хочу, и желательно в тепле.
– Что?то кажется мне, – усмехнулся Ван Ален, – что в твоих устах вся ирония сказанного теряется. Больно это похоже на правду.
– Думаю, это и вас касается, – негромко подал голос молчащий до сего мгновения Хагнер. – Вы?то такую жизнь избрали по собственной воле. Наверняка и вам все это по душе.
– Дурак ты, люпус[760], и не лечишься, – беззлобно отмахнулся охотник. – По душе не это. В этом деле самое приятное не сидеть в засаде на вервольфа в колючих кустах задницей на муравейнике и не подставлять хребет под клюку злобной ведьмы, а – после, когда все окончено, вспомнить об этом и порадоваться хорошо проделанной работе; ну, и тому, что остался жив и здоров, разумеется… Я, – вздохнул он мечтательно, – сейчас бы не отказался от тихой снежной погодки, чтоб мокрые сугробы под ногами хрустели, чтоб облачка – такие бело?синие, солнышко чтоб едва?едва… И в баньку.
– Ульмские бани, – с готовностью поддержал его Курт, – вот это было да. Во многом город премерзкий, но тут они заткнули за пояс даже Кельн, при всем моем к нему почтении… Доводилось бывать?
– Я явился в Ульм вскоре после твоего там шумного пребывания, – с сожалением отозвался Ван Ален. – Обкусал себе все локти оттого, что разминулся на какие?то пару месяцев и упустил возможность увидеть стрига живьем – хоть бы и так, в клетке. Хоть бы чтоб взглянуть, на кого эти твари похожи.
– А на кого они похожи? – уточнила Мария Дишер между двумя тяжкими вздохами; Курт пожал плечами:
– На тебя. На меня. На кого может быть похож человек? На кого угодно.
– А у Молота Ведьм свои проповеди, – покривился охотник. – Не забивай девчонке голову. «Люди»… Вот когда из?за таких терпимых, как ты, они расплодятся до невероятных множеств, вспомнишь меня.
– Это вряд ли, Ян. И ликантропы, и стриги существуют с незапамятных времен, и, будь у них желание сделать так, чтоб от них шагу было б некуда ступить – поверь, они б это уже сделали; но их, уж прошу прощения за такой оборот, днем с огнем не сыщешь… Хотя одного я б сейчас уж точно хотел сыскать.
– Это в каком смысле? – нахмурился Ван Ален, и Курт пояснил, кивнув за дверь:
– Полчаса – и проблема решена. Вся эта стая целиком перед мало?мальски взрослым стригом больше не выстоит, и раны их ему не страшны.
– Это здорово, – едко согласился охотник. – Решить проблему крыс в подвале с помощью бешеной собаки – это дельно. Жаль только, что саму собаку потом хрен прижмешь.
– А с теми ребятами, поверь мне, куда проще договориться.
– Вот поэтому мне и нечего делать в вашей зондергруппе. «Договориться». Да отдали б мне такой приказ…
