Еще жива - Шарай Владислав (бесплатные серии книг .txt) 📗
— Мне нужно идти, — шепчет Ник среди ночи.
— Что?
Я приподнимаюсь на локте и стараюсь выглядеть настолько серьезно, насколько это возможно с голой грудью и волосами, уложенными в прическу «взрыв на макаронной фабрике».
— Ты не можешь просто уйти.
— Если есть хоть минимальная вероятность того, что мои родители живы, я должен ее проверить.
А как же я? Как же мы? Я оставляю эти слова невысказанными в своей голове, потому что они исполнены эгоизма.
— А что, если я захочу поехать с тобой?
Предложи мне поехать с тобой, пожалуйста!
Он гладит пальцами изгиб моего бедра.
— Здесь ты будешь в большей безопасности. По крайней мере я буду знать, где ты.
— Никто из нас нигде не в безопасности.
— Я не могу тобой рисковать.
— Не будь наивным, Ник, посмотри вокруг. Мы все рискуем.
Он хватает меня за руки. Его ладони сильно сжимают мою плоть.
— Делай все, что тебе нужно для выживания, Зои. Ты — лучшее, что есть в моей жизни. Не испорти ее своей смертью.
— Не испорчу.
— Пообещай.
— Обещаю.
Его пальцы освобождают мою кожу. Он погружает ладонь в мои волосы, другой обхватывает мое лицо. И на этот раз, находясь внутри меня, он рычит, пока не опустошается, а я не наполняюсь.
В наступившей затем тишине я прижимаюсь к нему в призрачной надежде, что наши тела сплавятся в одно и мы будем связаны навечно.
— Не уходи туда, куда я не смогу пойти за тобой, — шепчу я. — Пожалуйста.
Я не буду спать. Не буду. Но сон все же хватает меня и уносит далеко от него. Я просыпаюсь в теплой постели, но рядом со мной холодное как камень место, оставленное Ником. Мороз расползается, пока мое сердце не оказывается схваченным его кристаллической лапой. Ник ушел, я это чувствую.
Я не могу его ненавидеть за то, что он покинул меня. Не могу, потому что все, на что я способна, — это любить его.
— Что это?
Я смотрю на конверт в протянутой руке Моррис. Она взмахивает им в мою сторону, как будто я должна знать, что с ним делать.
— Это письмо.
— Это счет? За коммунальные услуги, которых, по сути, не было в последнее время.
Она сует конверт мне в руки.
— Это от твоего возлюбленного.
— От Ника?
— Да, если ты только не прячешь еще одного.
Я забираю у нее конверт, держа большим и указательным пальцами.
— Он ушел.
— Почему ты не ушла с ним?
— Я пыталась.
— И он сказал «нет»?
И я выкладываю ей весь наш альковный разговор, глядя, как Моррис все быстрее мотает головой, пока не начинаю бояться, как бы она не слетела у нее с плеч.
— Черт возьми, девочка, ты готова следовать за ним, не правда ли?
Негнущимися от гнева пальцами я заталкиваю письмо в карман.
— Черта с два! Он меня бросил.
— Ты готова ехать за ним, — говорит она.
— Да пошел он!
— Сейчас в тебе говорит злость.
Моя злость еще много чего говорит, когда я возвращаюсь в свою комнату и надежно отгораживаюсь от сочувствующего мира. По большей части она бушует и клокочет, напоминая о том, что Ник мерзавец, что он бросил меня и не дал возможности поехать с ним. Он сам все это начал. Он первым пошел навстречу. Он заставил меня полюбить себя.
Боже, как же я его люблю!
Мы все время шли к этому с того самого дня, когда я в первый раз переступила порог его кабинета. Тогда моя голова была полна тревог, связанных с этой чертовой вазой. Я горько смеюсь, ведь именно с вазы все началось: конец света и моя любовь к Нику. Одним непрерывным движением она разрушила, создала и потом уничтожила.
Я падаю на колени, прячу лицо в ладонях и рыдаю.
Дельфы не разрушены до состояния руин. Вот сувенирная лавка, открытки давно исчезли: их унес порывистый ветер или, может, они истлели, превратившись в разноцветную массу, смытую потом очищающим дождем. Стенд для них до сих пор стоит возле лавки, ржавый, но готовый принять новую партию. С силой толкнув, можно заставить его неохотно, со скрипом прокрутиться. Ветер гонит ветки и листья по улицам города, мимо магазинов, названия которых ничего мне не говорят, хотя я могу догадываться, что в них продавалось. В одном окне я вижу длинный пекарский ухват, который стоит у стены. В другой витрине с потолка свисают крючья для мяса, коричневые от застаревшей крови.
Эсмеральда подбирает корм везде, где только можно найти, и находит она его в изобилии. Но я лишена такой роскоши. Встречающиеся растения по большей части мне неизвестны, а я должна заботиться не только о себе.
Я должна прятаться.
Мне нужно есть.
Моему ребенку нужно есть.
Тут нечего обсуждать.
— Видишь это?
Я говорю об узком здании с синей дверью посередине.
— Я иду туда, и ты пойдешь со мной.
Моя спутница не отвечает и продолжает жевать что-то, обнаруженное ею под ногами.
— Нет, нет, тебе придется, — продолжаю я. — На всякий случай.
Небольшой дождь соплей обрызгивает меня, когда Эсмеральда фыркает, подняв голову, но все же она следует за мной, хотя и на почтительном расстоянии.
Под ногами жесткая корка асфальта. Старая привычка заставляет меня остановиться у края тротуара и посмотреть налево и направо. Теперь нет транспорта, но я все равно стараюсь избежать других неприятностей. И что у меня в распоряжении, если они вправду появятся? Бежать назад, в лес, или идти вперед, чтобы спрятаться в здании? Выбор не богат.
Гравий откалывается от асфальта, когда я долблю носком ботинка застывший гудрон.
Думай, Зои. Думай.
Беременность подстегивает мое серое вещество, заставляя мысли двигаться и оформляться быстрее. В условиях дикой природы я уязвима и беззащитна. Единственное мое оружие — скрытность. Поэтому я перехожу дорогу, присваиваю себе пекарский ухват и беру в мясной лавке нож с блестящей острой кромкой. Теперь у меня на душе спокойнее, ведь я снова вооружена.
Синяя дверь легко распахивается.
Оттуда на улицу выливается тишина вместе со сладковатой вонью старого молока и еще более старого сыра. Всеохватывающий мрак поглощает нас и затягивает внутрь. Дверь захлопывается у нас за спиной, щелчок звучит как предостережение о смертельной опасности.
Остановись, Зои.
Это что-то вроде лавки бакалейных товаров. Во всяком случае, я на это надеюсь. Это совсем не то, что американские супермаркеты. Пол сделан из темного неприветливого бетона. Товары теснятся на полках на высоте моей шеи. Толстое одеяло пыли глушит все цвета, превращая их в темную унылую однородную массу.
У меня перехватывает дыхание, мои легкие не принимают прокисший воздух. Я принуждаю дыхательные органы втягивать кислород. Сейчас я рада, что первый триместр давно в прошлом, иначе я стояла бы сейчас на коленях, поливая пол зеленым. Спустя несколько мгновений начинаю различать ассортимент лавки: на этих самых полках лежит еда, обработанная и упакованная. Вероятно, она все еще пригодна в пищу. Тот, кто сказал, что консервированные продукты — это плохо, не знал, что такое путешествовать в конце света.
Другое преимущество моего пребывания в бакалейной лавке заключается в наличии здесь запаса полиэтиленовых пакетов. Я разрываю коробку с овсяным толокном и насыпаю на пол аккуратную горку перед Эсмеральдой. Затем беру несколько пакетов и прошу прощения за ношу, которую я собираюсь на нее взвалить.
Ей, кажется, нет до этого дела.
Мое внимание привлекает шоколад. Я почти ощущаю вязкую массу, ее сладость еще до того, как сдираю обертку и заталкиваю его в рот. Там происходит вкусовой взрыв, и мои рецепторы трепещут от невыразимого наслаждения. Через секунду я чувствую возню в животе — это кувыркается мой малыш. Я хохочу и распечатываю следующую плитку — что-то вроде вафельных слоев с шоколадом между ними. Я соскабливаю шоколад зубами, беззастенчиво слизываю языком, и вскоре мои пальцы становятся липкими, а я испытываю то чувство иллюзорной сытости, которое бывает только после поедания большого количества высококалорийной пищи. Мое тело, напитавшееся сахаром, начинает активно действовать: я кидаю коробки с едой и лакомства в пакеты, словно рулоны туалетной бумаги.
