Молчание мертвых - Новак Бренда (чтение книг .TXT) 📗
— Мальчики сейчас с ней, а я собираюсь везти твоего отца на прием.
— Так, значит, она остается?
— Полагаю, что да. По крайней мере, до конца лета. Все одолевавшие его проблемы, сомнения и страхи моментально схлынули, унесенные волной облегчения.
— Это хорошо, — выдохнул он, всем сердцем надеясь, что так оно и есть. — Нельзя допустить, чтобы Винчелли выгнали ее из города.
— Не думаю, что они так уж старались выгнать ее из Стилуотера.
— Но ведь уезжать она собиралась как раз из-за них.
— Нет. Она хотела уехать, чтобы защитить тебя.
Защитить его? Эта мысль еще не приходила ему в голову. Он знал, что Грейс пытается устроить собственную жизнь, не создавая при этом проблем ни для него, ни для кого-либо еще. Но за ее стремлением уехать просматривался определенный интерес. Она хотела поберечь себя, свои чувства. То, что произошло между ними в кемпинге, напугало ее. В некотором смысле он и сам немного испугался. Никакая другая женщина в городе не смогла бы увлечь его настолько, чтобы он согласился покрыть преступление, возможно, даже убийство. В этом у него не было ни малейших сомнений.
— Боюсь, в школьные годы я вел себя с ней не самым лучшим образом, — виновато вздохнув, признался Кеннеди.
— Не ты один, — сказала Камилла. — Я не хотела, чтобы ты знался с ней и ей подобными, и поступала так, как считала нужным. Но извиняться не намерена, — добавила она твердо.
Кеннеди усмехнулся. Он и не собирался убеждать ее принести извинения. Об извинениях речь вообще не шла. Похоже, совесть мучила не только лишь его одного.
— Она ведь понравилась тебе, а?
— Я этого не сказала.
— Но это так, да? То есть она тебе понравилась.
— Скажем так, я была о ней худшего мнения. Признание далось Камилле нелегко, но он знал, что для нее эти слова равнозначны капитуляции.
— У нее доброе сердце.
— И она весьма привлекательная.
— Правда? — Он улыбнулся про себя, вспомнив, какой увидел Грейс в окне. — Я и не заметил.
— Заметил. Меня не проведешь. Вот это меня и беспокоит.
На заднем плане что-то сказал отец.
— Что он говорит? — спросил Кеннеди.
— Что ты думаешь не головой, а кое-чем другим. Кеннеди нахмурился:
— Я с ней не спал, если он на это намекает. — Камилла передала его слова мужу — Отис коротко хохотнул:
— Пока еще не спал. — На этот раз голос прозвучал яснее.
— Я слышал, — проворчал Кеннеди. Камилла рассмеялась:
— Похоже, твой отец не вполне уверен в чистоте твоих намерений.
— Передай ему, пусть не беспокоится. Его дело — выздоравливать.
Камилла моментально посерьезнела:
— Он это знает.
— Скажи, что у меня все будет хорошо, — снова подал голос Отис. — Знаешь, Камилла, тебе это, может быть, и не нравится, а я не против. Если он будет счастлив с Грейс Монтгомери, то я только порадуюсь за него. Кеннеди — хороший парень. Я горжусь им. Очень… — Голос его дрогнул. — Очень горжусь.
У Кеннеди перехватило горло. Его отец всегда был человеком строгим, дисциплинированным, ставившим на первое место порядок, довольно закрытым и скупым на эмоции. Даже сейчас он обращался к сыну не напрямую, а через жену. Но сказанное им глубоко тронуло Кеннеди.
— Слышал? — тихо спросила Камилла.
— Слышал. Но прощаться не буду. Так ему и скажи. Хочу, чтобы он увидел, как вырастут мои мальчики.
— Увидит.
— Скажи, я его люблю, — добавил Кеннеди.
— Каморку пора очистить, — сказала Грейс.
Решив остаться в городе, она хотела теперь довести до конца задуманное и навсегда покончить с прошлым.
Клэй не ответил, только поджал губы, и она отвернулась к окну. По двору, как и в далеком уже детстве, прохаживался между куриц петух, поклевывая жирную, темную землю. Справа высился ненавистный амбар с распахнутой, зияющей темным провалом дверью. Невольно поморщившись, Грейс перевела взгляд дальше, к протоке, вызывавшей куда более приятные воспоминания. Каждое лето Клэй спускал на воду накачанные камеры, и дети плавали на них к озеру.
Жаль только, что далеко не все дни были солнечными и беззаботными…
Сцепив зубы, она попыталась найти в своей душе маленький свободный уголок, куда можно было бы задвинуть давнюю горечь. Увы, свободного места почти не осталось.
— Даже не знаю, стоит ли браться за нее сейчас, — нарушил затянувшееся молчание брат. — Народ и без того посматривает на нас косо. Ты и сама знаешь.
— Но я не могу больше ждать. Нам нужны перемены. Только тогда я буду чувствовать, что теперь здесь распоряжаемся мы. А иначе… У меня такое ощущение, что он до сих пор тут, что все — дом, земля, мы сами — принадлежит ему. Я хочу стереть саму память о нем.
— А как же Мэдлин?
Именно из-за Мэдлин они не спалили все, что принадлежало когда-то Баркеру, как с самого начала хотела Грейс.
— Скажешь ей потом, когда закончим. Скажешь, что сложил его вещи в ящики. Пусть забирает, если захочет.
— Думаю, ей сильно не понравится, если мы сделаем такое без нее. Мэдлин, конечно, постоянно твердит об убийстве, но в душе-то верит, что он однажды вернется.
— Мэдлин не хуже нас понимает…
— Понимать — это одно, принимать — совсем другое.
— Я должна это сделать, Клэй. Мне это нужно.
Он уставился на свои огромные, еще грязные после расчистки оросительных канав руки.
— Грейс, я бы очень хотел сделать то, чего ты хочешь. Ты даже не представляешь, как мне жаль…
— Жаль чего?
Брат не ответил. Но Грейс поняла. Он чувствовал себя виновным в том, что случилось в ту страшную ночь. Он должен был остаться дома и присматривать за младшими сестренками. Не раз и не два, по самым разным случаям она пыталась сказать ему, что жила в аду и раньше, до той ночи. Что любой шестнадцатилетний парнишка поступил бы на его месте точно так же, сбежал бы с приятелями. Что в этом такого? Ведь вначале Баркера даже не было дома, а Клэй и понятия не имел, что происходит у него за спиной.
Но последствия того вполне заурядного в общем-то поступка оказались столь огромны, столь трагичны, что убедить брата не удавалось.
Не удавалось, может быть, отчасти еще и потому, что в душе Грейс винила его почти так же, как и себя саму. Если бы Клэй в тот вечер остался с ней и Молли, о чем просила его мать, то, возможно, преподобный не позволил себе зайти настолько далеко.
Почувствовав во рту кисловатый привкус желчи, Грейс схватила сумочку. В городе, в доме Ивонны, ей удавалось совладать с воспоминаниями, но здесь, на ферме, прошлое окружало со всех сторон.
Она шагнула к двери, но у порога остановилась и оглянулась — брат стоял с опущенной головой. А кто же утешит его? Почему они оба должны страдать? Разве он виноват? Клэй ведь был, по сути, еще мальчишкой, разве это не в счет?
Грейс положила сумочку и, преодолевая собственную боль, нащупывая то, что лежало еще глубже, опустилась перед ним на колени.
— Тот раз был не первый, — прошептала она, когда их взгляды встретились. — То, что делал Баркер… — Грейс пришлось перевести дыхание — казалось, пальцы отчима и теперь сжимали ей горло. — С каждым разом это становилось все хуже и хуже. Он… он, наверно, убил бы меня в конце концов. Правда. Он уже не мог сдерживаться, не мог скрывать. Боже, это было так… омерзительно.
Его глаза переполнились сочувствием и раскаянием, и оттого боль у нее в груди только разрослась. Она хотела впитать эту безграничную братскую любовь, омыться ею, растворить в ней свое горе. Умом Грейс понимала, что не виновата в том, что делал Баркер, но чувства спорили с доводами разума. Может быть, она все же сделала что-то такое, из-за чего отчим обратил внимание именно на нее. Ведь, что ни говори, ни Молли, ни Мэдлин преподобный не трогал.
— Зачем? — глухо проговорил Клэй. — Зачем он сделал это с тобой? Ты всегда была такая светлая, такая красивая. Господи, ты же была совсем еще ребенком!
— Он ненавидел меня… — Она вытаскивала слова из того темного, мрачного уголка в самой глубине души, где покоились воспоминания. — Он как будто мстил мне за то, что желал меня, за то, что, уступая желанию, падал в глазах Бога. — По груди и спине катился пот, но она лишь вздохнула поглубже и заставила себя продолжать. Она должна выговориться, должна рассказать о перенесенных страданиях — ради брата. — Он говорил, что это я во всем виновата.
