Парк Горького - Смит Мартин Круз (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Аркадий пустил магнитофон. Это была запись телефонного разговора Осборна с Унманном 2 февраля.
– Самолет опаздывает.
– Опаздывает?
– Все идет как надо. Не надо так волноваться.
– А вы никогда не волнуетесь?
– Спокойней, Ганс.
– Мне это не нравится.
– Видите ли, несколько поздно думать о том, нравится вам это или нет.
– Все знают, что такое эти «Туполевы».
– Думаете, авария? По-вашему, только немцы могут построить что-нибудь путное.
– Даже опоздание. Когда будете в Ленинграде…
– Я и раньше был в Ленинграде. Я был там раньше с немцами. Все будет как надо.
После записи щелчка в телефонной трубке Кервилл нажал кнопки «СТОП», «ПЕРЕМОТКА» и «ПУСК». Он дважды прокрутил пленку, прежде чем Аркадий снял ее.
– Немец и американец, – Кервилл снял наушники. – Немца зовут Ганс. А кто американец?
– Думаю, что он убил вашего брата.
На экране цветного телевизора «Ладога» стоимостью шестьсот пятьдесят рублей на фоне карты мира говорила женщина. Звук был выключен. Аркадий поискал название завода, качество на разных заводах резко отличалось.
– Мне это ничего не говорит, – сказал Кервилл. – Вы просто водите меня за нос.
– Может быть, потом вы скажете мне спасибо, – Аркадий переключил телевизор на другой канал, где танцоры в костюмах пастельных тонов беззвучно двигались взад и вперед, хлопая себя по коленям и пяткам. Он выключил телевизор и в гаснущем экране увидел более ясное отражение двух человек в пальто, стоявших в конце прохода. Значит, и второй вернулся.
– Видите этих двоих? – указал кивком Аркадий. – Сомневаюсь, что они попробуют устроить что-нибудь американскому туристу, но могут и не знать, что вы турист.
– Они ехали за нами от самого гаража, – сказал Кервилл, глядя в экран. – Я думал, что ваши.
– Нет.
– Выходит, Ренко, с вами не ахти как много народу.
Выйдя на Петровку, Аркадий с Кервиллом пошли в разные стороны. Аркадий направился в сторону управления милиции, а Кервилл в гостиницу «Метрополь». Пройдя полквартала, Аркадий остановился и закурил. Улица была полна закончивших работу людей, которые не спеша брели, разглядывая витрины универмага. Он разглядел вдали могучую фигуру Кервилла, который, как царь, величественно двигался сквозь толпу, прокладывая путь свите – тем двоим в пальто.
Аркадий отправился искать цыгана.
Зеленый грузовик был раскрашен оранжевыми пятнами, голубыми звездами и кабалистическими знаками. Голый младенец спустился со ступеньки грузовика, заковылял к костру, по цветастым юбкам матери вскарабкался к ней на колени и прильнул к ее смуглой груди. Вокруг костра со старым цыганом сидели полдюжины подростков и девочек. Остальные мужчины расположились на крыше легковой машины, все в грязных костюмах, мятых шляпах и с усами, даже у самого младшего нежный пушок над верхней губой. За ипподромом садилось солнце.
Цыгане, словно рои мух, расположились на всех газонах вокруг скакового круга. Его цыгана, однако, не было видно. Он, как и догадывался Аркадий, исчез. Так или иначе, он знал, что его заложил не Лебедь.
В квартире было так тихо, что он поначалу подумал, что она ушла, но, пройдя в спальню, увидел, что она, скрестив ноги, сидит на кровати. Она была в. своей одежде, севшей в результате неумелой стирки.
– Теперь вы выглядите лучше.
– Разумеется, – ответила она.
– Проголодались?
– Если вы собираетесь есть, я тоже поем.
Она проголодалась. Проглотив тарелку щей, заела плиткой шоколада.
– Зачем вы вчера вечером встречались с Осборном?
– Я не встречалась с ним, – не спрашивая, она взяла у него из рук пачку сигарет.
– Почему вы считаете, что Осборн натравил на вас этих людей?
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– На станции метро. Я там был.
– Тогда себя и допрашивайте.
– Вы считаете, что это допрос?
– Этажом ниже сидят люди и записывают этот допрос, – спокойно сказала она, выдыхая дым и глядя сквозь него. – Это дом осведомителей КГБ, а в подвале камеры пыток. – Если вы в этом убеждены, то вам надо было уйти.
– Разве я могу уехать из страны?
– Сомневаюсь.
– Тогда какая разница, нахожусь ли я в этой квартире или где-нибудь еще?
Подперев подбородок руками, она внимательно разглядывала Аркадия своими темными глазами, один из них незрячий.
– Неужели вы и впрямь думаете, что так уж важно, где я нахожусь и что я говорю…
В квартире было темно, он забыл достать лампочек. Ирина стояла у стены – казалось, она опиралась о тень.
Она курила наравне с ним. Высохшие волосы мелкими кольцами обрамляли лицо и тяжелыми локонами ложились на спину. Она все еще была босая. Севшая одежда туго обтягивала грудь и бедра.
Она меряла шагами комнату, курила, обдумывая очередную ложь. Он не сводил с нее глаз. В слабом свете уличных фонарей он видел лишь отдельные черты – изгиб щеки, четко очерченные губы. Крупные черты лица, длинные пальцы, длинная шея, длинные ноги. Время от времени он ловил ее взгляд, подобный ослепительному отблеску света на воде.
Он видел, что ей известно, какое впечатление она на него произвела. Но он также знал, что, дай он малейшую уступку чувствам, и он окажется у нее в плену. Тогда ей даже не будет нужды лгать.
– Вы же знаете, что Осборн убил вашу подругу Валерию, Костю Бородина и американца Кервилла, и, несмотря на это, даете ему возможность поступить с вами таким же образом. Вы фактически вынуждаете его к этому.
– Мне эти имена незнакомы.
– У вас у самой были подозрения, поэтому вы пошли к Осборну в гостиницу, как только услыхали, что он снова в Москве. Эти подозрения возникли у вас, как только я появился на «Мосфильме».
– Господин Осборн интересуется советским кино.
– Он сказал вам, что они благополучно выехали из страны. Я не знаю, что он рассказал вам о том, как их вывозил, но он действительно ввез Джеймса Кервилла. А вам не приходило в голову, что выехать из Советского Союза, особенно троим, значительно труднее?
– Да, конечно, я часто об этом думаю.
– И что проще убить их? Куда, он сказал, они уехали? В Иерусалим? Нью-Йорк? Голливуд?
– Какое это имеет значение? Вы утверждаете, что их нет в живых. В любом случае теперь вам их не достать…
В свете сигареты она глядела с видом морального превосходства.
– Солженицына и Амальрика выслали. Палаха довели до самоубийства. Файнбергу на Красной площади выбили зубы. Григоренко и Гершуни бросили в сумасшедший дом, чтобы свести там с ума. Некоторых вы бросаете в тюрьмы по одному: Щаранского, Орлова, Мороза, Баева. Других бросаете пачками, как офицеров Балтийского флота. Некоторых бросаете тысячами, как крымских татар…
Ее понесло. Аркадий видел, что это был ее счастливый случай. Перед ней был следователь, и она выпаливала слова, словно пули, предназначенные всей армии следователей.
– Вы нас боитесь, – говорила она. – Вы знаете, что нас не остановить. Движение растет.
– Да нет никакого движения. Неважно, правы вы или ошибаетесь, но движения просто не существует.
– Вы слишком напуганы, чтобы о нем говорить.
– Наш разговор походит на спор о цвете, который никто из вас не видел.
Он был чересчур мягок с ней, решил Аркадий. Она воздвигала между ними такую стену холода, что скоро ее будет не достать.
– Итак, до того как провалились в университете, вы переписывались с Валерией? – начал он заново.
– Я не провалила ни одного предмета, – бросила она. – Вы знаете, что меня исключили.
– Отчислили, исключили – какая разница? Вас вышвырнули, потому что вы заявили, что ненавидите свою страну. Страну, которая дала вам образование. Это же глупо, все равно что провалиться на экзамене.
– Думайте что хотите.
– После этого вы ходите на задних лапках перед иностранцем, который убил вашу лучшую подругу. Простите, забыл, для вас это политика. Вы скорее поверите самой невероятной лжи американца, у которого на руках кровь, чем правде, сказанной одним из своих.
