Садовник - Кортес Родриго (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Он догадывался, что так же больно, а может быть, и еще больнее будет и Энрике.
Но сеньоре Тересе тоже было больно, когда она умирала, и Себастьян не считал, что распоряжавшийся чужими жизнями и смертями Энрике должен умереть легче.
Энрике оказался невероятно крепок. Пожалуй, это был самый крепкий человек из всех, кого Себастьян знал. Он дергался, пытался нащупать и вытащить револьвер, затем стал кричать, но тут же глотнул настоявшегося за пять лет спирта, умолк и судорожно вцепился обеими руками в края бочки. И тогда Себастьян приподнял его ноги еще выше и с некоторой натугой погрузил Энрике в спирт целиком.
Некоторое время он ждал, когда тело перестанет дергаться, а воздушные пузыри — выходить на поверхность, а затем согнул крепкие ноги Энрике в коленях и за рубаху подтянул его лицо к поверхности. Теперь, с открытым ртом, глазами навыкат и вздыбленными, плавно колыхающимися в спирту волосами, Энрике Гонсалес совсем не был похож на Христа.
Себастьян отпустил его, слез, поднял старую, черную от времени крышку и снова аккуратно запечатал бочку. Вышел из грота и устало опустился на берегу пруда. Его уже до смерти раздражали эти чужие — шумные и всегда нетрезвые люди.
В конце концов, если кто здесь и был рукой господней, так это он сам.
Когда Мигель сумел подняться с постели и выбраться в сад, получивший в Сарагосе подкрепление батальон Диего Дельгадо, уже дня два как вошел в город. Со всех сторон все еще доносился сухой винтовочный треск, но сегодня Мигель чувствовал себя настолько лучше, что все-таки рискнул встать и выйти в город.
Он не без труда выдернул из земли раздвоенную виноградную подпорку, приспособил ее под костыль и, по возможности успокоив донью Фелисидад, проковылял на улицу.
Город был неузнаваем. Горячий июльский ветер гонял по опустевшей дороге клочки обгорелой бумаги, а на перекрестке дымился опрокинутый набок военный грузовик. Ни людей, ни машин, ни даже собак.
Преодолевая нешуточную боль в колене, Мигель добрел до перекрестка, немного передохнул и сделал еще один рывок — на площадь. Завернул за угол и остолбенел. Центральная городская площадь смотрела на него черными провалами окон на прокопченных, неузнаваемых стенах без крыш. Ратуша, здание суда, полицейский участок — здесь выгорело все.
В конце улицы послышался вой идущего на подъем грузовика, и Мигель, превозмогая боль, поднял руку, но огромная машина, не снижая скорости, натужно прошла мимо, в сторону моста. Мигель застонал от боли и досады, начал осторожно садиться на тротуар и тут же увидел тихо следующий вслед за грузовиком роскошный «Мерседес».
Машина притормозила, и из нее выскочили двое солдат. Они подхватили начальника полиции под руки и быстро и аккуратно поднесли к машине. Сидящий рядом с водителем офицер неспешно обернулся, и Мигель задумчиво хмыкнул. Это был капитан Диего Дельгадо.
— Здорово, Диего.
— Здравствуй, Мигель, — вышел из машины капитан Дельгадо и перебрался на заднее сиденье. — Садись. Куда тебя отвезти?
Мигель осторожно забрался в машину и сел рядом.
— Сначала объясни, что происходит.
Диего улыбнулся и в знак того, что можно трогаться, хлопнул водителя по плечу.
— Да все нормально, Мигель. Анархистов мы из города выбили, а это главное. Теперь город наш.
— Наш — это чей? — насторожился Мигель. — Генерала Санхурхо?
— Хосе Санхурхо погиб, — печально покачал головой Диего. — Франко — за него. Но, в общем, ты угадал. Город теперь мой, и никаких беспорядков я более не допущу.
Мигель смутился. То, что устроивших кровавые расправы над ни в чем не повинными людьми анархистов выбили из города, было прекрасно. Но вот то, что у власти в городе теперь принявший сторону мятежников Диего Дельгадо, ему совершенно не нравилось. Мигель уже чувствовал, чем это пахнет.
— Пленные есть? — напряженно поинтересовался он.
— Были, — коротко отозвался Диего.
Мигель поперхнулся:
— Что значит были?!
— Я их расстрелял, — зло рассмеялся Диего. — За полной ненадобностью.
Мигель на секунду замер:
— Ты хоть понимаешь, что тебе придется отвечать по суду?
— Перед кем? — иронически поднял бровь Диего.
— Перед законной властью…
— Брось, Мигель, — равнодушно отмахнулся Диего и ткнул пальцем через спину, туда, где еще дымились остатки полицейского участка. — Вон она, ваша законная власть, догорает… Теперь я здесь — власть.
Машина свернула на объездную дорогу, в одно мгновение миновала окраину и с грохотом помчалась по дощатому настилу моста, резко вывернула вправо и заскакала по кочкам. Мигель вцепился в сиденье обеими руками, тряска приносила невыносимую боль.
Они выехали к обрыву над рекой, Мигель присмотрелся и охнул. Ушедший вперед грузовик уже стоял здесь, и забравшиеся в кузов солдаты быстро сбрасывали на землю трупы. Судя по замасленным спецовкам, все — батраки с городских окраин.
— Господи! Что же ты делаешь, Диего? — болезненно морщась, произнес Мигель. — Ты же раньше нормальный мужик был…
— Перестань, Мигель, — отмахнулся Диего. — Я и сейчас нормальный. Ты бы лучше Гонсалеса арестовал. Помнишь такого? Исчез, сука! Как в воздухе растворился! И он, и дружки его…
— Помяни мое слово, Диего, — покачал головой Мигель. — Тебя еще будут судить.
Диего делано рассмеялся, вышел из машины и вразвалочку, по-хозяйски обошел вокруг машины.
— Я, Мигель, кстати, твою «Испано-суизу» нашел. Побита, но еще бегает… я на ней горячие обеды личному составу развожу. Если не будешь строить из себя верного защитника Республики, отдам; все ж не пешком ходить…
Он подошел к одному из трупов, наклонился, заглянул в мертвое лицо, удовлетворенно кивнул и вдруг опять повернулся к бывшему другу.
— А насчет суда… так это мы вас судить будем.
Мигель откинулся на спинку роскошного кожаного сиденья и закрыл глаза. Ему хотелось умереть.
Себастьян сразу заметил рядом с офицером начальника полиции, а потому быстро отвернулся и продолжил копать очередную яму. Да, офицер дал ему с десяток помощников, но трупов было все еще слишком много, а помощники никуда не годились — он работал втрое быстрее любого из них.
Впрочем, трупы могли и подождать, и, кроме запаха, никаких неприятностей от них не происходило. Со вчерашнего дня, когда он передал сеньориту Долорес приехавшему вместе с военными Сесилу Эсперанса, главная трудность в его деле заключалась в саженцах.
Себастьяну не надо было ехать в Сарагосу или просить о помощи господ — у него давно уже был собственный питомник молодых олив. Но пересаживать их сейчас, в июле, в самое пекло, было нежелательно, а ждать осени он боялся — Страшный суд мог начаться в любую минуту.
И лишь одно по-настоящему радовало: ни офицер, ни сеньор Сесил Эсперанса, ни даже объявившийся вслед за военными падре Теодоро нисколько ему не мешали.
Конечно, поначалу, с подачи сеньориты Долорес, сеньор Сесил и падре Теодоро тщательно допросили Себастьяна, но что мог сказать им немой садовник о судьбе Тересы и Лусии? В общем-то, почти ничего… А потому Себастьяна вскоре оставили в покое, и будущий Эдем рос непрерывно и стремительно, все увеличивая и увеличивая число будущих слуг и подчиненных старого полковника и всей семьи Эсперанса.
И наверное, оттого, что все получалось, Себастьян неожиданно глубоко и мощно прочувствовал, сколь разумно и гармонично устроен весь созданный Всевышним мир. Так же, как цветы или кусты, прорастали, цвели, плодоносили и умирали люди, и господь, словно молодой энергичный садовник, регулярно корчевал, прореживал, обрезал свой сад, создавая самые изощренные, самые немыслимые сочетания характеров и судеб.
Теперь Себастьян ясно понимал, что не должен горевать о смерти Тересы и Лусии. Что порой Главному Садовнику просто приходится жертвовать отдельными, даже очень умными и добрыми, людьми во имя всеобщей гармонии и красоты.
Себастьяну и самому приходилось вырубать прекрасные и сильные деревья просто потому, что они мешали нормальному развитию растений нижнего яруса или закрывали перспективу, мешая наслаждаться ландшафтом в целом.
