Приманка - Стронг Тони (читаем книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
– Сюда, – говорит Кристиан, не отвечая на вопрос.
В стене железная калитка. За ней несколько ступеней, словно ведущих в какой-то подвал. Кристиан достает ключ и отпирает калитку.
– Нам повезло. Я боялся, что сменили замки.
Ступени ведут в темноту. Кристиан достает из рюкзака два больших фонарика, один отдает Клэр.
– Куда мы идем?
– В катакомбы, – отвечает он. – Существуют сотни входов, все, разумеется, заперты, но ключи легко купить на черном рынке. Возможно, ключ нашелся бы и у таксиста. Студенты любят устраивать там попойки. Сейчас, похоже, веселье в полном разгаре.
– Я ничего не слышу, – признается Клэр.
Кристиан смеется:
– Вряд ли услышишь, разве что у тебя острый слух. Эти туннели тянутся больше чем на триста километров под всем Парижем до самых пригородов. Мы идем к месту, которое больше всех нравилось Бодлеру, к пещере с костями.
В свете фонарика Клэр видит над собой грубый каменный потолок. Если не считать хруста их шагов да капанья воды, они окружены полной, непроницаемой тишиной.
– Изначально здесь были известняковые каменоломни. Некоторые восходят еще к временам Древнего Рима. Чем больше строили на поверхности, тем больше добывали камня внизу. Во время Второй мировой войны у Сопротивления здесь находились штаб-квартиры, некоторые из галерей использовались как грибные фермы. Но еще в восемнадцатом веке у парижан возникла блестящая мысль освободить места под застройку, перенеся вниз кладбища. – Кристиан светит фонариком на потолок. В камне высечено несколько слов. «Arrêtez! C'est ici l'empire de la mort», – читает он вслух. – Здесь царство мертвых. – Делает шаг вперед. – Готова?
– Пожалуй, – неуверенно отвечает Клэр.
Он обводит лучом фонарика вокруг. Сначала ей кажется, что они в очень тесном пространстве, потом Клэр осознает, что галерея, в которую они вошли, громадная. То, что она приняла за стены, на самом деле груды черепов и человеческих костей, почерневших от времени, уходящих вверх выше, чем достигает луч ее фонарика.
– Это останки шести миллионов парижан, их, видимо, больше, чем в городе над нами. Здесь все, от Рабле до Робеспьера.
Они медленно идут по пустым известняковым залам высотой с церкви. Некоторые освещаются отверстиями высоко вверху, куда падает луч вечернего солнца.
Наконец Кристиан останавливается.
– Здесь, – говорит он, указывая рукой.
Они стоят на верху высеченной в камне лестницы. Под ними большой бассейн с чистой водой.
– Рабочим, добывавшим здесь камень, требовалось мыться, поэтому они просто докопались до грунтовых вод. Смотри. – Он идет, зачерпывает ладонью воду и пропускает ее между пальцами. – Совершенно чистая. – Кладет фонарик и протягивает Клэр руку. – Искупаемся?
– А вода не холодная?
– Почти ледяная. – Кристиан начинает расстегивать одежду. – В рюкзаке у меня есть полотенца. И еще кое-что.
Он вынимает серебряный подсвечник и три свечи, полбутылки вина «Шато Икем», гусиную печенку и длинный батон свежего хлеба.
– Наслаждение и страдание.
Клэр снимает одежду, Кристиан делает то же самое. Свечи отбрасывают желтый свет, их мерцающее пламя играет на каменных стенах. Еще до того, как Клэр входит в бассейн, ей становится холодно. Кожа покрывается пупырышками. Она пробует воду и ахает.
– Пошли! – зовет Кристиан и входит в воду. – Крещение, – мягко добавляет он. – И возрождение. Здесь, в царстве мертвых, мы еще живые.
Он тянется к Клэр, притягивает ее к себе сильными руками. Несмотря на холод, у него эрекция. Ноги Клэр касаются ледяной воды, она невольно поднимает их и охватывает ими бедра Кристиана.
– Введи меня внутрь себя, – шепчет он.
Клэр опускает руку и направляет его пенис. Она замерзла, напряжена и содрогается, когда он, прижимая ее, входит внутрь до отказа.
Кристиан нежно совершает любовный акт, и Клэр обвивает его за шею рукой, чтобы держаться и позволить ему регулировать ее движения. Начинает стонать, и в полной тишине эти звуки кажутся пугающе чужими.
– Теперь, – говорит Кристиан, – доверься мне.
Он плавно изгибается в талии, опускает Клэр спиной в воду и держит ее над поверхностью. Шок от ледяной воды изгоняет воздух из ее легких, и она глотает ее, давится, хочет вынырнуть и дышать. Но его руки держат ее внизу. Сквозь воду Клэр видит его лицо и как заботливо он наблюдает за ней, потом его руки обхватывают ее шею, и она, даже если бы хотела, не может вдохнуть или глотнуть еще воды. Удары в легких и в лоне как-то связаны между собой, каждое движение пениса отдается в ушах, в глазах, освещает известняковую пещеру огненными колесами, ракетами, молниями боли.
Потом Кристиан качает Клэр, держа на руках, ласкает, мягко утирает ладонью с ее лица идущую носом кровь.
– Спасибо, – шепчет он. – Спасибо, что пришла сюда со мной.
Клэр не понимает, имеет ли он в виду это место или мрачные катакомбы в своей голове.
Если Кристиан и собирался помочь ей избавиться от призраков прошлого, то, кажется, преуспел в этом. Шок от ледяной воды и неистовства его желания стер какую-то паутину с мозга Клэр, и она постепенно возвращается к жизни. Он ведет ее в притоны, которые знает лучше всего, – на узких мощеных улочках Африканского квартала они обедают в переполненных барах, наполненных шумом и неприятным дымом дешевых французских сигарет, пьют терпкое вино из графинов. В окне кафе булькают кальяны, их мундштуки обернуты фольгой в символической уступке требованиям гигиены двадцатого века, и Кристиан показывает Клэр, как их курить, втягивая горячий дым через спирт, смягчающий вкус. Он густой, как дым манильских сигар, представляет собой мощный выброс никотина и алкоголя, и после двух затяжек у Клэр кружится голова.
– Подожди здесь, – просит Кристиан, идет к обитой цинком стойке в глубине зала и негромко разговаривает с владельцем. Возвращается с бутылкой без этикетки, – Абсент, – сообщает Кристиан, наливая Клэр глоток жидкости зловеще-зеленого цвета. – Напиток в самый раз, чтобы завершить это декадентское похождение. В нем содержится легкий галлюциноген, получаемый из полыни. Знаешь, что сказал Оскар Уайльд об этой штуке? «После первой рюмки видишь мир в розовом свете. После второй в черном. После третьей в истинном».
Кристиан берет ложку сахара из сахарницы на столе, окунает ее в зеленую жидкость и держит над пламенем свечи. Когда сахар начинает булькать и становиться жженым, размешивает его в абсенте.
– Если мы завтра сочетаемся браком, – говорит Клэр, поднимая стакан, – не стоит ли попытаться избежать похмелья?
– Нам в отличие от Бодлера доступен ибупрофен. Салют!
– Салют! – восклицает она. – Я люблю тебя.
Они забирают бутылку в отель. Дальнейшее Клэр смутно помнит: пульсация разноцветных огней, головокружение, Кристиан, декламирующий Вердена и Рембо, затем ее мозг расплывается, будто гелий.
Утром они едут в американское посольство за документами. Проводят три с лишним часа в утонченном лабиринте французской бюрократии, потом всего три-четыре минуты в ратуше, где их сочетает браком мэр. «Нас сочетает мэр», – эти слова неотвязно вертятся в голове Клэр. Возможно, она до сих пор слегка пьяна. Обряд, разумеется, идет на французском языке, и она иногда сбивается с толку, поэтому Кристиан подсказывает ей, когда нужно произносить клятвы.
Мэр выжидающе смотрит на Клэр, и она понимает, что от нее требуется еще кое-что: рука. Кристиан берет ее руку, достает из нагрудного кармана кольцо и надевает ей на палец, это не обычное обручальное, а антикварная печатка из тяжелого белого золота с теми же фамильными знаками, что на ее колье и на перстне Кристиана.
Мэр произносит речь. Клэр понимает только отдельные слова. По модуляциям голоса она догадывается, когда он заканчивает. Смотрит на свою руку, вертит кольцо из стороны в сторону.
Кристиан целует ее, и мэр расплывается в улыбке. Они опять заполняют документы, потом выходят на улицу. Кристиан останавливает такси и везет Клэр в отель, чтобы снова заняться любовью.