Окаянные - Белоусов Вячеслав Павлович (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
Так, покуривая и успокаиваясь, Коба всё больше и больше убеждался, что выбор на Генрихе Ягоде он сделал верный, мстить за Свердлова тот не собирался, и если сидели в его голове подобные мыслишки раньше, то давно выветрились; мудрость, обретённая в аппарате ОГПУ, взяла своё. Ягода без сомнений выполнит любой его приказ, если станет морочить голову и гадать Железный Феликс. Впрочем, поморщился Коба, так ли тот крепок, и невольная презрительная гримаса исказила его физиономию. Старые чекисты посмеивались над байкой, за что их начальника молва наградила таким прозвищем. Однажды, на заре становления ВЧК, в кабинет Дзержинского на втором этаже, разбив окно, влетела бандитская граната. Разорвавшись, она наделала бы много бед, лишив жизни и самого председателя, как обычно, восседавшего над бумагами за столом. Но он Сообразил броситься к огромному сейфу и спрятаться в нём за бронированными стенками, отделавшись испугом. После этого трагического случая окна кабинета перенесли во двор, а Феликс был награждён почётным званием Железный.
Где злые выдумки, где всерьёз, Кобу мало интересовало, он почему-то сразу поверил, что так оно и было. Дзержинский, подмечал он, в драку с политическими противниками особо не рвался, метался среди партийцев с молодости — это верно, выглядел же вечно сомневающимся даже в том, что сам и произносил, на трибуну лезть не заставишь, а уж, если попадал туда по велению вышестоящих, то обходился общими патриотическими лозунгами, которые писались на плакатах, за что и был прозван Дон Кихотом. Вероятно, гадал Коба, поэтому Ленин и остановился на его кандидатуре, назначая председателем красной гильотины. Опасаясь обвинений, что мстит за брата, повешенного царём, Ильич в подручные взял такого же хитреца, зло хмыкнул Коба и притопнул по полу сапогом — в их борьбе с такими извращенцами, как коварные Зиновьев и Троцкий, мнораздумывающие и сомневающиеся вредны. Рядом должны быть лишь беспрекословные исполнители, как Генрих Ягода. Сам он приказал Назаретяну пригласить только главных лиц, наделённых возможностью самостоятельно влиять или исказить его планы, с остальными, был уверен, — справится Ягода. Больного Менжинского в расчёт не брал совсем, тот — застаревшая мозоль на ноющей пятке, — как удостоверился Каннер, залёг на койку надолго и серьёзно, а Дзержинского поторапливать из Питера Коба не станет. Если и будет надоедать просьбами, объяснит, что в Питере при распоясавшейся оппозиции тот нужнее…
Вроде, всё продумав до мелочей, Коба также тщательно провёл и собеседование с приглашёнными. Они вызывались по одному, встречаясь только у Назаретяна, который и заводил каждого в кабинет по очереди, где Коба демонстративно распивал чаи с Ягодой. Входившие вытягивались в струнку и, тараща глаза, застывали у порога, но подталкиваемые Назаретяном, приближались к их столику, приглашались к незатейливой трапезе, ужасно смущённые, конечно, отказывались, но тут же осваивались и становились разговорчивей, а некоторые даже чересчур, так, что Ягоде приходилось им подмигивать, чтобы умерить пыл.
В общем, Коба остался доволен, задуманная встреча удалась как нельзя лучше. Замыкавшим когорту приглашённых неслучайно оказался Паукер. Посвящённый Ягодой в некоторые тонкости акции, он нуждался лишь в ранее замысленных Кобой обещаний скорого роста по должности в серьёзном подразделении ОГПУ и в уточнении некоторых существенных деталей, касающихся вмешательства подчинённых ему оперодовцев в случае острой необходимости.
Когда, успокоившись после ухода Паукера, Ягода начал подумывать, что пришла и его очередь, Коба, неожиданно помрачнев, кивнул ему на стул подле своего длинного стола и шагнул сам от, казалось бы, дружеского чайного столика.
— Ты от меня главных исполнителей акции специально прячешь или что-то происходит? — тигриными жёлтыми глазами прожёг он Ягоду. — Не затеял игру со мной?
— Простите, товарищ Сталин, — побледнел Ягода. — Они оба были представлены товарищу Назаретяну. Он сообщил, что докладывал вам и вы остались довольны. Я посчитал лишним их общение с вами. Назаретян объяснил, что их участь решена однозначно. Ни следов, ни свидетелей не должно остаться, тем более — исполнителей.
— Он неправильно тебе объяснил, Генрих, — нахмурился Коба. — Или ты неправильно его понял. Один из тех двух — известный в политических кругах бывший эсер, переметнувшийся в наш лагерь.
— Это Глеб Корновский! — вырвалось у Ягоды само собой. — Его же бывшие дружки приговорили за измену партии к смерти. Кстати, пытались реально осуществить угрозу, но наш человек, прикреплённый к нему, уберёг его от гибели.
— Назаретян докладывал, что спас его тот второй, что подобран вами к исполнению нашей акции. Вы не рискуете?
— Сакуров — испытанный чекист, товарищ Сталин, за отвагу в борьбе с врагом неоднократно поощрялся.
— Странная у него агентурная кличка — Самурай, — хмыкнул Коба, — уж не за те подвиги на Востоке он награждён, когда барона фон Унгерна отлавливал?
— Так точно!
— Да, занятно всё сходится, — цыкнул языком Коба. — Но хватит о нём. — Он поморщился, сурово нахмурил брови. — В нашем деле большая роль отведена бывшему эсеру Корновскому. Он главный исполнитель, и он должен остаться жить. Его ждёт трибунал, может быть, и закрытый. Будет суд, но газетки рассвистят по всему миру то, что добиваюсь я этой акцией — эсеры не смирились, уйдя в подполье. Обманом проникая в наши ряды, они продолжают вести террористическую борьбу, покушаясь даже на самых известных наших лидеров, каким станет в данном случае товарищ Троцкий. Достигнув этой цели, мы одновременно справимся наконец со второй задачей — условный приговор будет приведён к немедленному исполнению, осуждённых ранее мы сможем расстрелять. И тогда уж ни одна буржуазная знаменитость лишится возможности обвинять нас в беззакониях, эсеры первыми нарушили условия. — Коба задымил трубкой, и иезуитская ухмылка скользнула по его лицу. — Так что Корновский пусть живёт, но его следует арестовать сразу же после акции.
— А Сакуров?
— Он тоже побудет с ним в камере, может, что выведает у товарища. В любом случае ему это будет только на пользу, а нам — выгода. А что вас так волнует его судьба?
— Ценный сотрудник, товарищ Сталин, — жаль терять. Он бы нам здорово пригодился в работе подобного рода, — осторожно подсказал Ягода. — Его опытом могут похвастать единицы из моих преданных людей.
— Ну что ж, подумаем. Готовьте их.
— Как только они возвратятся, Булавин займётся этим. К назначенному вами дню всё будет готово.
— Как! Они не в Москве?
— Выполняют задание по известной вам зачистке, товарищ Сталин. Операция в стадии завершения.
— Ликвидируют скрывшихся людей Аршака? Но этим занимается Паукер…
— Так точно, Карл Викторович попросил их в помощь. Им известно многое, в том числе приметы и повадки скрывшихся.
— Остался в живых, как мне доложено, один?
— Так точно, но бандит предпринял попытку укрыться среди подобных ему сотоварищей. Махнул аж в Поволжье.
— Поганое гнездо должно быть уничтожено на корню! — сверкнул тигриным взглядом Коба. — И сделать надо так, чтоб этот мерзавец не успел раскрыть рта.
— Перед Корно и Самураем как раз и поставлена такая задача! — вытянулся в струнку Ягода.
— Держите в курсе Назаретяна.
— Будет исполнено!
Сивко, отделавшийся выговором с учётом перенесённых увечий и, по существу, помилованный начальством, в отряд, снаряжаемый на поиски Верховцева и недобитых бандитов, как ни просился, не попал. После торжественных захоронений останков Ксинафонтова, не угомонившись, он всё же с трудом уговорил Осинского похлопотать за него, но лишь они заявились на порог кабинета Лугового, тот погнал обоих недовольным взмахом руки, не дослушав патриотического обращения заместителя до конца.
— Охваченные единым гневным порывом отомстить за погибшего товарища и навсегда покончить с бандитским бесчинством Белого движения!.. — заикнулся было Осинский и замер с открытым ртом.
