Джек на Луне (СИ) - Русуберг Татьяна (читать книги без txt) 📗
Мой фонтан прервал звонок телефона. На этот раз он доносился из гостиной.
- Это мамин, - объяснил Томас. – Я возьму, а то она спит наверняка.
Я даже ответить не мог, только рукой махнул. Блин, нет, это какой-то кошмар! Этого просто не может быть на самом деле!
Паровозик вернулся в комнату с потерянной мордой. Протягивает мне трубку:
- Джек, это тебя.
Я даже не врубился сначала. А когда доперло, кто это мог быть, у меня аж рука затряслась. Но делать-то нечего. Взял телефон:
- Джек? – Себастиан, мля!
- Да, - соскочил с кровати, сделал Томасу знак рукой, что типа на кухню пойду, поговорю.
- Значит, ты все-таки там, - голос холодный, без эмоций, будто он своему деловому партнеру звонит, который облажался, или клиенту, который соврал, что невиновен. – Собирайся, я сейчас за тобой заеду.
Чувствую, у меня слабость в коленях. Хорошо, рядом стул оказался. Блин, как он меня нашел?! Всех родаков, что ли, обзванивал с классного интранета?
- Но... я договорился у Томаса переночевать. Его мать не против.
- Я против, Джек, - Себастиан сделал упор на «я». – Буду у вас через пять минут. И без глупостей, ясно?
- Ясно, - тихо ответил я. В трубке загудел отбой.
- Чего твой отчим хотел? – спросил Томас, появляясь в дверях.
Я встал, молча прошел мимо него в комнату. Стал натягивать носки и кеды.
- Ты что, уходишь? – забеспокоился Паровозик.
- Себастиан заедет за мной, - я завязывал шнурки и был рад, что мне не надо смотреть на друга.
- Вот дерьмо! – выпалил Томас. Кажется, это был первый раз, когда я слышал, чтобы он ругался. – Ему уже сообщили? Что тебе будет?
Я закинул рюкзак на плечо.
- Пойду на улицу. Подожду его там.
Паровозик рванулся было за мной, но я остановил его:
- Не провожай, не надо. Все будет окей.
Он не поверил, но за мной не пошел. Я успел выкурить сигарету, прежде чем фары мерса мазнули желтым стену соседнего дома.
Фэнтези
Ехали домой молча. Отчим спросил меня только об одном: «Где велосипед?» Пришлось объяснить, как вышло, что «Призрак» остался у школы. Ключ-то был в рюкзаке!
Насторожился я, когда, вместо того, чтобы свернуть налево, на дорогу к дому, Себастиан погнал дальше, на шоссе.
- Ты проскочил поворот, - заметил я.
Вместо ответа отчим включил музыку. Я узнал песню «Энималз» в блюзовой обработке.
Детка, теперь ты меня понимаешь?
Иногда я, конечно, злюсь,
Но ведь никто из нас не ангел,
Когда все плохо, боюсь,
Я тоже могу показаться плохим,
Но знает Господь, я, простая душа,
Всего лишь желаю тебе добра.
Неверно меня не пойми!
Внутри у меня все сжалось, сожранные за ужином макароны легли холодным комком на дно желудка. Я попытался поймать взгляд Себастиана, но он вел себе машину с совершенно неподвижным лицом. Глаза на дороге, руки спокойно лежат на руле. Он походил на манекен для испытаний безопасности систем автомобиля. Манекен, который вот-вот разорвет в клочья.
Мы свернули на площадку для отдыха. У меня еще оставалась слабая надежда: может, ему отлить приспичило? Но на всякий случай ремень отстегнул и тихонько потянул ладонь к ручке двери.
Замки со щелчком закрылись.
Мерс остановился.
Себастиан повернулся ко мне, а глаза белые. Смотрю, у него в одной руке бутылка с водой. Полная на три четверти.
Я заорал, но поздно было. Вокруг темно, лес, и ни души. Мы в закрытой машине, воет джаз. Все, что я мог – голову руками прикрывать, да колени к животу подтягивать. В какой-то момент Сева мне по плечу удачно заехал, прямо над локтем. Рука онемела, упала плетью, и бутылка вмочила прямо по башке. В ухе свистнуло, и чувство такое, будто мне в череп из пистолета гвоздем засадили. Ору, а голос свой как-то глухо слышу и вроде со стороны.
Отчим же совсем озверел. Бутылку бросил и кулаками меня начал месить. А что? Все синяки на драку списать можно. Тут главное – костяшки беречь. По ходу, он об этом вспомнил, пнул меня пару раз напоследок и остановился. К тому времени скот меня уже под сиденье загнал, туда, где обычно место для ног.
Валяюсь там, скрючившись, сопли подбираю. А Себастиан волосы пригладил, куртку одернул, бутылку в гнездо.
- Садись, - говорит и смотрит такой, как я копошусь, пытаюсь обратно на сиденье заползти.
Ну, сел я кое-как. Вижу он еще что-то бла-бла, а у меня в ухе пищит и стреляет, как раз в том, что к нему ближе – ничего разобрать не могу. Тогда он мне пачку салфеток на колени бросил и показывает – типа утрись. Ну я бумагой по морде повозил, а он в шею тычет. Я туда. Верно, влажное что-то. Смотрю – кровь. Из уха, мля! А Сева салфетку грязную отобрал, в окошко выкинул.
- Пристегнись, - говорит. Теперь я его слышу, хотя слабо – он музон вырубил.
Когда я понял, что мы домой едем, то чуть не обмочился – так меня отпустило. Я ведь думал, он меня сейчас в лес завезет и там где-нибудь закопает. Сижу я, значит, колени тискаю. Ладонь к уху прикладываю – не течет ли еще? А отчим снова – молчок и флегма. Как будто и не было ничего. Как будто мы никуда с дороги и не сворачивали. Ну и я молчу. Вроде у нас такая игра.
Дома на меня мать наорала. Сева меня на диван воткнул, а она мечется передо мной, крыльями машет и зудит. А мне каждый звук – как гвоздь в череп. Едва разбираю, о чем базар. Понял только, что звонил моим не директор, а отец Каспара. Они с Себастианом типа знали друг друга немного, вместе заседали в каком-то местном гражданском обществе. Вот папашка Каспаров моих и попросил со мной побеседовать, так как на школу не слишком надеялся. На что можно, в конце концов, рассчитывать, когда директор – баба?
- Три шва на бровь! Зуб шатается, ребро погнуто! – ма орала теперь прямо надо мной, тряся перед носом пальцем. Слышал я ее хорошо – на высоких нотах и по-русски. – Уголовник! Террорист! Это ты специально, да? Специально меня опозорить хочешь? Оборотень! Дома-то ты как шелковый, а стоит только тебя на люди выпустить – и вот оно, настоящее твое лицо! Ты посмотри только на себя, посмотри! – за морду меня сгребла, развернула фингалом к свету. – Урка! Мать в гроб вогнать хочешь, да?
Потом она умирала на диване, хватаясь за сердце. Сева прискакал из ванной с валерьянкой из старых запасов, но она, по ходу, не помогала. Ма лежала вся бледная, судорожно дышала, говорила, едва шевеля губами, а что – я не слышал. В начале не принял это всерьез – меня самого котелок донимал. С левой стороны будто череп долбили отбойным молотком. Но когда она заплакала, не выдержал. Сполз на колени, просил у нее прощения, просил отчима дежурному врачу позвонить – вдруг, и правда, сердце? Но ма вроде пришла чуть в себя, велела отвести ее в спальню. Меня отправили в комнату, и на время все затихло.
Ночь я не спал. От боли в башке просто на стенку лез. Да еще свист этот в ухе... Думал уже, Сева мне череп проломил. Потом догадался прогуглить, что за хрень. Оказалось, по всему, дыра у меня в барабанной перепонке. Никогда не думал, что от удара может такая фигня случиться. Короче, лежать не могу, сидеть не могу. Пошел погулять.
В кухне на мать наткнулся. Сначала подумал, это снова Якоб- только на этот раз вырядился, как труевое привидение, в белую рубашку до пят. Потом вижу – нет, волосы темные, всклокоченные, под глазами круги. Это ма выступает в роли Женщины в Белом. Меня увидела, снова за сердце схатилась:
- Женька, ты чего тут?!
- А ты чего? – бурчу.
- Спать не могу. Уже и корвалол накапала, и валидол под язык... А все равно вся на нервах.
Кончилось все тем, что она легла на диване в гостиной. Я ее пледом укутал и читал вслух, пока не заснула. Это у нас фишка такая с детства: я когда буквы складывать научился, сам маме читать начал, когда она меня укладывала. А она, уставшая после работы, сидит-сидит на постели, да и заснет. Эти самые сказки на ночь стали для нас вроде как колыбельной для мамы. Только на этот раз вместо сказки я какой-то женский журнал читал по-русски – он ма от теть Люси достался. Одна статейка, кстати, была очень полезная: «Что может испугать женщину на первом свидании». У меня даже боль в башке немного унялась. Когда мама отрубилась, еще посидел с ним немножко – чисто просветиться, и спать поплелся.
