Малыш 44 - Смит Том Роб (лучшие книги .txt) 📗
— Иди за мной, но держись поодаль.
Они зашагали порознь. Александр шел первым, опередив спутника на сотню метров. Он оглянулся. Парень следовал за ним.
Подойдя к зданию вокзала, он сначала убедился, что родители не смотрят в окно их квартиры. Никем не замеченный, он вошел в зал ожидания с таким видом, словно собирался сесть на поезд. Не зажигая свет, он отпер билетную кассу и вошел внутрь, оставив дверь открытой. Потом он отодвинул в сторону стул. Места здесь было мало, но им хватит. Он ждал, то и дело поглядывая на часы и спрашивая себя, отчего мужчина задерживается, а потом вспомнил, что сам он шел очень быстро. И тут дверь в комнату отворилась. Парень вошел внутрь, и они впервые смогли внимательно рассмотреть друг друга. Александр шагнул вперед, чтобы закрыть дверь. Щелканье замка привело его в возбуждение. Оно означало, что теперь они в безопасности. Они почти касались друг друга, но все-таки не совсем — оба не решались сделать первый шаг. Александру очень нравились такие вот мгновения, и он сдерживался, покуда хватило сил, а потом подался вперед, чтобы поцеловать мужчину.
И тут кто-то забарабанил в дверь. Первой мыслью Александра была та, что пришел его отец: он или все видел, или знал обо всем с самого начала. Но потом он сообразил, что стук доносится не снаружи, а изнутри. Это его гость барабанил в дверь, призывая на помощь. Он что, передумал? И с кем это он разговаривает? Александр растерялся. В зале ожидания послышались грубые голоса. Парень утратил свою нервозность и застенчивость. В нем произошли радикальные перемены — он был явно вне себя от злости и омерзения и плюнул Александру в лицо. Сгусток слюны повис на щеке, и Александр машинально стер его. Мысли у него путались, он не понимал, что происходит, и потому ударил парня в лицо, да так сильно, что тот упал на пол.
Дверная ручка задергалась. Снаружи прозвучал громкий голос:
— Александр, это генерал Нестеров. Человек, с которым ты заперся, — сотрудник милиции. Я приказываю тебе открыть дверь. Или ты подчинишься, или я приведу сюда твоих родителей, чтобы они посмотрели, как я арестовываю тебя. Твой отец болен, не так ли? Если он узнает о твоем преступлении, это убьет его.
Он был прав — это убьет его отца. Александр кинулся к двери, но комнатка была очень маленькой, и ему мешал лежащий на полу человек. Ему пришлось оттащить его в сторону, прежде чем он смог отпереть дверь. Не успел он открыть ее, как снаружи протянулись руки, схватили его и выволокли в зал ожидания.
Лев смотрел на Александра, первого человека, которого встретил, сойдя с московского поезда, человека, который принес ему закурить и помогал обыскивать участок леса. Но сейчас он ничем не мог ему помочь.
Нестеров заглянул в помещение билетной кассы. Увидев одного из своих людей на полу, все еще пребывающего без сознания, он явно опешил.
— Вынесите его оттуда.
В комнатку вошли двое сотрудников милиции и помогли своему пострадавшему товарищу добраться до машины. При виде того, как Александр обошелся с офицером милиции, заместитель Нестерова с силой ударил его в лицо. Но, прежде чем он успел нанести новый удар, вмешался Нестеров.
— Довольно.
Он обошел подозреваемого кругом, тщательно подбирая слова.
— Я очень разочарован тем, что увидел здесь. Никогда бы не подумал, что ты способен на такое.
Александр сплюнул кровь на пол, но ничего не ответил. Нестеров продолжал:
— Расскажи мне почему.
— Почему? Я не знаю.
— Ты совершил серьезное преступление. Судья даст тебе пять лет минимум и не станет слушать твоих оправданий.
— А я не оправдываюсь.
— Браво, Александр, но хотел бы я посмотреть, как ты станешь вести себя, когда об этом узнают все. Ты будешь унижен и опозорен. Даже после того, как ты отсидишь свои пять лет в тюрьме, ты не сможешь вернуться сюда, чтобы жить или работать здесь. Ты потеряешь все.
Лев выступил вперед.
— Просто задайте ему вопрос.
— Но этого позора можно избежать. Нам нужен список всех мужчин в этом городе, которые занимались сексом с другими мужчинами, юношами и мальчиками. И ты поможешь нам составить такой список.
— Я больше никого не знаю. И вообще, я сам впервые…
— Если ты откажешься помочь нам, мы арестуем тебя, отдадим под суд и пригласим твоих родителей на заседание. Они сейчас, наверное, собираются лечь спать? Я могу послать одного из своих людей за ними.
— Нет.
— Помоги нам, и тогда, может быть, мы не станем ни о чем рассказывать твоим родителям. Помоги нам и, быть может, мы не отдадим тебя под суд. Быть может, этот позор останется нашей маленькой тайной.
— В чем дело?
— В убийстве маленького мальчика. Ты послужишь обществу и искупишь свое преступление. Так ты составишь такой список?
Александр потрогал разбитую губу.
— Что будет с людьми, чьи имена окажутся в этом списке?
Лев сидел на краешке кровати и думал о том, как случилось, что его попытка провести повторное расследование привела к полномасштабному погрому в городе. За последнюю неделю милиция накрыла в облавах около ста пятидесяти гомосексуалистов. За один только сегодняшний день Лев арестовал шестерых, доведя свой личный счет до двадцати. Одних забирали прямо с рабочих мест, надевая на них наручники и сопровождая к машинам под взглядами коллег. Других вытаскивали из домов и квартир, разлучая с семьями, — а их жены умоляли отпустить мужей, уверенные, что произошла какая-то чудовищная ошибка, будучи не в состоянии осознать предъявленные им обвинения.
Нестеров мог быть доволен. Волей случая он нашел еще одну темную личность: подозреваемого, которого мог назвать убийцей, не вступая в противоречие с теорией социального мироустройства. Убийство считалось отклонением от нормы. Вот и эти люди стали отклонением от нормы. Точное попадание в «десятку». Генерал заявил, что вольская милиция начала беспрецедентную в своей истории охоту на убийцу. Эти неосторожные слова запросто могли стоить ему карьеры, не будь они направлены на изгоев общества. В Управлении не хватало места, и кабинеты сотрудников превращали в камеры временного содержания и камеры для допросов. Но даже при этом подозреваемых приходилось помещать в камеру по несколько человек, а охранники получали приказ ни на минуту не спускать с них глаз. Подобное беспокойство объяснялось возможностью одновременного и спонтанного проявления сексуальных отклонений. Никто из милиционеров не понимал, с кем они имеют дело. Но все были уверены в том, что если подобные сексуальные игрища случатся в самом здании Управления, то самые основы существующей системы окажутся под вопросом. Это станет оскорблением принципов правосудия. Помимо пребывания в состоянии повышенной боевой готовности, каждому сотруднику приходилось дежурить по двенадцать часов, в то время как подозреваемых допрашивали непрерывно и круглосуточно. Лев был вынужден снова и снова задавать одни и те же вопросы, выискивая в ответах малейшие расхождения. Он выполнял поставленную перед ним задачу, как тупой и бездумный автомат, еще до начала массовых арестов убежденный в том, что эти люди невиновны.
Полученный от Александра список тщательно прорабатывался. Отдавая его генералу, тот заявил, что смог составить его не потому, что имел беспорядочные половые связи с сотней или около того мужчин разных возрастов. Собственно говоря, многих людей, поименованных в списке, он никогда в глаза не видел. О них он узнал из разговоров с тем десятком своих более-менее постоянных партнеров, с кем поддерживал регулярные отношения. У каждого из этих мужчин имелись свои знакомые, что и позволило вычислить целое созвездие гомосексуалистов, в котором каждый из них занимал определенное место по отношению к другим. Лев слушал эти объяснения, и перед ним представал целый мир, замкнутое сообщество, живущее по своим законам. Александр описывал, как мужчины из списка случайно знакомились друг с другом в самых обычных ситуациях, стоя в очереди за хлебом или обедая за одним столиком в столовой. В подобной безобидной окружающей обстановке не приветствовались даже невинные внешне разговоры, и максимум, что они могли себе позволить, — это случайный взгляд, да и тот приходилось маскировать обычным любопытством. Они придерживались этих правил не по обоюдному согласию или распоряжению свыше, нет — их не надо было никому растолковывать, их диктовал инстинкт самосохранения.
