Парк Горького - Смит Мартин Круз (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Спустя десять минут он подошел к двухэтажному дому с крутой железной крышей. Он помнил, что по другую сторону круглой открытой лужайки к реке спускается длинная лестница, и там есть, по крайней мере была, лодочная пристань. Солидный участок реки огорожен сделанными из керосиновых бочек оранжевыми буями. Пристань была уставлена деревянными кадками с пионами. У бочонка со льдом орудовали двое адъютантов в белых куртках и белых перчатках. Во время вечеринок повсюду зажигались китайские фонарики – они висели над пристанью и светящейся цепочкой поднимались к небу вдоль лестницы. Их отражения качались в воде, словно привлеченные музыкой светящиеся морские существа.
Он оглядел дом. Перила крыльца покосились. Заржавевший садовый столик и пустой загон для кроликов заросли сорняками. Вокруг дома и лужайки, завершая картину полного запустения, вкривь и вкось стояли сосны и одичавшие вязы с высохшими и гниющими сучьями. Единственным признаком жизни была висящая у дома связка синих и темно-красных освежеванных кроличьих тушек.
На стук отозвалась пожилая женщина. Первое изумление сменилось злобным взглядом и ядовитой усмешкой вымазанного помадой ротика. Она вытерла руки о засаленный фартук.
– Вот уж кого не ждали, – произнесла она заплетающимся языком.
Аркадий вошел. Мебель закрыта чехлами. Серые от пыли занавески. Над камином написанный маслом портрет Сталина. В камине дымилась сырая зола. Высушенные сучья, бутылки с выцветшими бумажными цветами, пирамида со старой винтовкой Мосина и двумя карабинами.
– Где он? – спросил Аркадий.
Она кивком указала на библиотеку.
– Скажи ему, пусть больше платит, – громко сказала она. – И женщину в помощь, но сперва деньги.
Аркадий высвободил руку из ее пальцев и направился к двери под ведущей на второй этаж лестницей.
Генерал сидел у окна в плетеном кресле. Как и у Аркадия, у него было узкое красивое лицо, но кожа утратила мягкость и матовость, брови поседели и стали лохматыми, вместо волос белый пушок, обрамляющий лысину и виски с вздутыми венами. Фигуру скрывала широкая деревенская рубаха, простые штаны и большие, не по размеру, сапоги. В изжелта-бледных руках пустой деревянный мундштук.
Аркадий присел. В библиотеке два бюста – Сталина и самого генерала, оба отлиты из оболочек снарядов. На обитой красным фетром планке ряды орденов и медалей, в том числе два ордена Ленина. Фетр запылился, фотографии на стенах потускнели от грязи, пыль скопилась и в складках приколоченного к стене дивизионного знамени.
– Значит, приехал, – сказал генерал. Он сплюнул на пол, мимо фаянсовой посудины, заполненной почти до краев бурой мокротой. Взмахнул мундштуком. – Скажи этой суке, если хочет больше денег, пускай едет в город и зарабатывает своим горбом.
– Я приехал расспросить тебя насчет Менделя. Есть вещи, о которых я должен знать с полной определенностью.
– Он умер, это уж точно.
– Он получил орден Ленина за то, что убил каких-то немцев, прорвавшихся к Ленинграду. Вы с ним дружили.
– Это был не человек, а дерьмо. Вот почему он и попал в Министерство иностранных дел. Туда берут или жуликов, или всякое дерьмо, всегда так было. Такой же трус, как и ты. Нет, лучше тебя. Не совсем конченый. Теперь новые времена и дерьмо плывет по течению. Убирайся домой. Ступай нюхать свою сучку. Не развелся еще?
Аркадий взял у генерала мундштук и вставил сигарету. Одну взял в рот, прикурил обе и вернул мундштук. Генерал закашлялся.
– Я был в Москве на октябрьские праздники. Мог бы и навестить. У Белова время нашлось.
Аркадий разглядывал одну из потемневших фотографий. Не поймешь – люди на ней то ли танцуют, то ли висят. На другой – то ли свежевскопанный огород, то ли братская могила. Это было так давно, что он забыл.
– Это ты там?
– Нет, я здесь.
Генерал впервые повернулся лицом к Аркадию. От него мало что осталось. Кожа да кости. Темные когда-то глаза затянуты катарактой.
– Ты у меня тряпка, – сказал он. – Даже тошнит.
Аркадий поглядел на часы. Через несколько часов проснется девушка, а ему еще по пути надо купить поесть.
– Слыхал о новых танках? Пробовали похвастаться перед нами. Не танки, а долбаные жестянки. Все ваш Косыгин старается. Говорят, разрабатывали директора заводов. Директора! У одного есть ядерный реактор – давайте ставить атомные снаряды. Другой выпускает лимонад – поставили распылители отравляющих веществ. Еще один делает кондиционеры – установили кондиционер. Производишь туалеты – давай сиденья от унитазов. Одним словом, дерьмо еще более бесполезное, чем шикарный крейсер, будто нас этим удивишь! Нет, вы постройте такой танк, в котором нечему было бы ломаться, а если бы и сломалось, то чтобы можно было починить на ходу. Знаешь, как Микоян строил самолеты – хорошая бригада с одним умным человеком наверху. А нас заваливали никому не нужным дерьмом. Теперь-то все они стали добрыми. А у тебя все тот же дурацкий вид?
– Ага.
Старик переменил позу, почти не потревожив висящей на нем одежды.
– Ты бы уже мог быть генералом. Вон, парень Говорова командует всем Московским военным округом. С моей-то фамилией ты бы продвигался еще быстрее. Конечно, я знал, что для командования бронетанковыми войсками у тебя кишка тонка, но уж в разведке мог бы быть одной из больших шишек.
– А как насчет Менделя?
– Но тебе этого не дано. То ли семя плохое, то ли еще что, не знаю.
– Мендель стрелял в немцев?
– Тебя здесь не было десять лет, а ты расспрашиваешь о каком-то трусе, который давно в могиле.
На рубашку генерала свалился пепел. Аркадий наклонился и погасил огонек.
– Собак не стало, – сердито продолжал генерал. – Они бегали в поле и наткнулись на каких-то дураков, которые ехали на бульдозерах. Эти негодяи их застрелили! Колхозники, черт подери! Зачем им там бульдозеры? Да, весь мир… – он сжал маленький бледный кулачок. – Все идет прахом. Жуки навозные. Гниль. Слышишь, мухи!
Они замолчали, генерал повернулся, прислушиваясь к шуму дождя. Между второй и третьей рамами окна попала пчела, но она, давно окоченев, лежала на спине.
– Мендель умер. В постели. Он всегда говорил, что умрет в постели. Оказался прав. А теперь… – он сложил губы в подобие улыбки. – Меня хотят забрать в клинику, сын. Есть такая клиника в Риге. Высший класс, для героев ничего не жалко. Я думал, что ты из-за этого приехал. У меня рак, всего меня проел. Видишь, что от меня осталось. В клинике и облучение и прогревание, и меня туда приглашают. Но они меня там не увидят, потому что я знаю, что оттуда уже не вернусь. Я встречался со специалистами. И не поеду. Этой суке я не говорил. Она хотела бы, чтобы я поехал, потому что рассчитывает на мою пенсию. Ты тоже, да? Я вас за версту чую, как тех монахов, что наложили в штаны.
– Помирай где хочешь, – ответил Аркадий.
– Вот это верно. Главное, что я тебя надую. Слышишь, я ведь всегда знал, почему ты пошел в прокуратуру. Ты хотел одного – опозорить меня, явиться со своими ищейками и снова вытащить все это дело на свет. Погибла жена генерала от несчастного случая с лодкой или же ее убили? В этом смысл всей твоей жизни – добраться до меня. А я возьму да помру – так ты ничего и не узнаешь.
– Да знаю я. Уже много лет.
– Не пробуй меня дурачить. У тебя одно вранье, всю жизнь врал.
– Каким был, таким и остался. Но все-таки знаю. И ты не убивал, и несчастного случая не было. Она сама себя убила. Жена героя покончила самоубийством.
– Белов…
– Он мне ничего не говорил. Я сам понял.
– Так если знал, что это не я, почему все эти годы ни разу ко мне не приехал?
– Если бы ты был способен понять, почему она покончила с собой, то понял бы, почему я не приезжал. Не такой уж секрет, всего лишь наше прошлое.
Генерал весь ушел в кресло, на лице было появилось протестующе-презрительное выражение, но потом, казалось, для него исчезло все – он сам, кресло, Аркадий. Черты лица разгладились. Он стал еще меньше. Не он испустил душу – душа ушла в него. Казалось, на кресле остались пустые рубашка и брюки – ни движения, ни вздоха. Недвижимы голова и руки.
